Невиновных нет - Людмила Астахова

– Попрощайся заодно и с Джэйффом. Я, помнится, обещала ему пистолет за спасение ролфийского офицера? Вот, передай ему. Пусть не думает, что ролфи забывают долги, – и грозно прищурилась, сверкнув зелеными волчьими глазами.

Джона бережно приняла подарок, прижала пистолет к груди и вздохнула. А потом снова поцеловала Грэйн, но уже в другую щеку.

– Ух, какая же ты… ролфи! Ты – самая настоящая хёлаэнайя, вот ты кто.

«Ужели ты думаешь, что сумеешь далеко убежать от Шанты?» – мысленно полюбопытствовала леди Янамари, подразумевая, разумеется, под Шантой Джэйффа Элира.

– Конечно же, я передам подарок. Но… с одним условием.

– Каким еще условием? – с подозрением спросила ролфийка.

– Ты будешь отвечать на мои письма. Я уж найду как передать их на Ролэнси.

– Да! Конечно, буду. И, Джойн… – эрна Кэдвен предупреждающе оскалилась: – Этот твой совиный князь… он же будет хорошо о тебе заботиться? Он тебя защитит?

– Защитит. Он такой, – графиня подмигнула лукаво и бесшабашно.

– Пусть уж постарается! – проворчала Грэйн. – А то ведь один раз у меня уже получилось тебя украсть…

Положение спас вестовой. Иначе еще несколько мгновений – и они бы рыдали друг у дружки на плече, меля языком чудовищные девчачьи глупости. И когда бы не вестовой Кейн, то пришлось бы Священному Князю и адмиралу эрн-Сэйлиту любоваться во время торжественного обеда в честь синтафских гостей опухшим носом и красными веками леди Янамари. То-то им бы радости было.

– Его Священная Особа приглашает вас вернуться в капитанский салон, миледи.

Девушки звонко расцеловались в щечки и крепко обнялись:

– Раз уж я такая ролфи, то и попрощаюсь по-ролфийски, – предупредила Грэйн и сказала: – Я помню тебя, Джойана.

Шурианское прощание оказалось вдвое короче:

– Живи, Грэйн.

Джойана Алэйя Янамари

В Янамари уже отцвели все фруктовые деревья, вся их белокипенная красота растворилась в густой зелени, но кое-где весеннюю эстафету уже приняли сирень и жасмин. Традиционно сиреневые кусты вдоль центральной аллеи, ведущей прямо к парадному крыльцу поместья Янамари-Тай, никогда не подрезали, и они вымахали в настоящие деревья. Уже совсем стемнело, и Джойана, сидя в карете, могла лишь обонять тонкий запах и видеть сиреневых духов – легких и нежных.

«Ты вернулась!» – с облегчением проскрипели чугунные ворота.

«Мы ждали тебя, Джойана», – поддакнули каменные ступеньки.

– Мама!

Рамман, какой-то совсем-совсем взрослый, бережно, но крепко обнял родительницу, прежде чем почтительно приложиться к ее ручке.

– Добрый вечер, милорд.

– Здравствуйте, Рамман.

Мужчины обменялись церемонными поклонами и пожали руки. Как союзники.

В просторном фойе рыдали от радости горничные, лакеи и кухарки, и даже суровый Юкин украдкой вытер платочком уголок глаза. Он, точно полководец, приветствующий Верховного Главнокомандующего, выстроил свое войско по ранжиру, тем самым показывая, что никто не забыл, кто хозяйка Янамари-Тай, что и без ее чуткого руководства все идет своим чередом.

– С возвращением, ваша милость.

Джойана чуть растерянно огляделась: все на месте, знакомые лица вокруг, порядок идеальный. Но все изменилось. Будто на одной из тропинок Шанты она потеряла и заново нашла собственные глаза. И по спине пополз неприятный холодок – она вернулась, чтобы застать последний осколок прошлой жизни и навсегда попрощаться с ней, запомнив этот сверкающий дом, этих добрых людей такими, какие они есть.

– Идгард уже спит, – пояснил Рамман отсутствие среди встречающих домочадцев младшего брата.

Чтобы граф Эск не зыркал вокруг глазищами в поисках ребенка.

В честь приезда чудом спасенной госпожи в столовой был накрыт ужин на троих. Все как полагается – хрусталь, фарфор, серебро и лен.

– О! – только и сказала Джона, встретившись взглядом с сыном.

Молодой хозяин явно повара предупредил, что вкушать его творения будет сам Аластар Эск, и тот уж расстарался на славу: легкий куриный суп, стерлядь в белом вине, фруктовое желе. Нельзя сказать, что леди Янамари успела забыть вкус изысканных блюд или разучилась отличать нож для торта от ножа для сыра. Просто непривычно стало сидеть в собственной прекрасно обставленной столовой и вытирать руки салфетками с личным вензельком.

Странный это был ужин – безмолвный, если не считать вежливых фраз, предписанных этикетом, таинственно-счастливый и какой-то настороженный. Рамман бросал виноватые взгляды на мать, которая то хмурилась, то улыбалась. Аластар просто ел, время от времени отвлекаясь от тарелки, чтобы разглядывать семейные портреты. Он никогда не бывал в Янамари-Тай, никогда не видел дома, где Джона выросла, где жила с Брандом Никэйном, где родились дети… И это – красивый дом, уютный, теплый, дружелюбный, вынужден был признать диллайн. Такой, каким никогда не будет его собственное гнездо.

После десерта, когда дамы покидают столовую, а мужчины разливают по крошечным рюмкам крепкое вино, Джона заявила, что намерена немедленно принять ванну, и удалилась.

– Я сдержал свое обещание, – сказал Аластар.

– Никогда не сомневался в твердости вашего слова, милорд.

– Сомневался.

Рамман спокойно пожал плечами.

– Совсем чуть-чуть. И рад, что мои сомнения развеялись.

Они выпили по глотку, Эск вкратце рассказал о событиях на Шанте. О том, что произошло на самом деле, а не то, что он написал в официальном отчете лордам Адмиралтейства.

– Дядя моего деда тоже был морским офицером.

– Я как раз гляжу на его портрет кисти мэтра Ирантаса. Оддин Янамари, если не ошибаюсь. Вы на него очень похожи.

Суровый русоволосый господин с цепким взглядом, в зеленом камзоле на фоне морского пейзажа, кажется, не слишком радовался возможному портретному сходству, но с утверждением графа Эска сложно спорить. Похож, и даже очень. И слава Предвечному.

– А на соседнем портрете запечатлен мой отец – лорд Никэйн. Вы ведь были знакомы при его жизни?

– К сожалению, не имел чести. Но я убежден, что он был прекрасным и умнейшим человеком.

– Да, вы правы.

Аластар подошел ближе и присмотрелся. Писал кто-то из малоизвестных живописцев, но поразительно талантливо. Так передать характер надо еще суметь. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, почему графиня-шуриа выбрала именно его. Бранд Никэйн любил жизнь, как цветок любит солнечный свет.

«Я отдал тебе Джону, лорд Никэйн, и отдам тебе своего первородного сына. Ты заслужил его любовь и преданность, а я – нет, ни того, ни другого». Аластар Дагманд Эск был одержим Долгом, а потому понял Раммана правильно.

– Пожалуй, вы унаследовали не только его ум, но и характер, Рамман. Я бы гордился таким сыном, как вы, – сказал Эск. – Спокойной ночи, молодой человек.