Наследница Теней - Энн Бишоп

– Дважды от Протвара, дважды от дяди Андульвара…

Люцивару показалось, что от его головы отхлынула вся кровь. Дядя Андульвар?!

– Один раз от Мефиса – а теперь и ты туда же!

Губы Сэйтана невольно изогнулись в легкой усмешке.

– Ну, Протвар хочет придушить тебя по пять раз на дню, так что это неудивительно. У тебя истинный талант доводить Андульвара до ручки, поэтому здесь я тоже спокоен. Но чем ты насолила Мефису?

Джанелль засунула руки в карманы брюк.

– Сама не знаю, – проворчала она. – Он заявил, что отказывается говорить об этом, пока я не выйду из комнаты.

Раскатистый, глубокий смех Сэйтана эхом отразился от стен. Когда они с Джанелль наконец немного успокоились, он многозначительно посмотрел на незваного гостя:

– Полагаю, Люцивар никогда не угрожал придушить тебя, поэтому ему трудно понять непреодолимое желание высказать это стремление, хотя говорящий не собирается претворять обещанное в жизнь.

– О нет, – весело ответила Джанелль. – Он всего лишь каждый раз клянется меня отшлепать.

Сэйтан напрягся.

– Прошу прощения? – тихо уточнил он холодным тоном.

Люцивар плавным движением принял боевую стойку.

Джанелль удивленно переводила взгляд с отца на сына.

– Надеюсь, вы не будете драться из-за каких-то нелепых слов, под которыми понимается одно и то же?

– Не вмешивайся, Кошка, – прорычал Люцивар, не сводя глаз с противника.

Рявкнув в ответ, Джанелль попыталась ударить его и от злости непременно сломала бы челюсть, если бы эйрианец вовремя не уклонился.

Их веселая возня как раз начала набирать обороты, когда Сэйтан взревел:

– Довольно!

Он хмуро смотрел на них до тех пор, пока Джанелль и ее друг не раскатились в разные стороны, а затем потер виски и проворчал:

– И как, во имя Ада, вы ухитрялись так долго жить вместе, не поубивав друг друга?

Настороженно поглядывая на Джанелль, Люцивар усмехнулся:

– Теперь ее сложнее достать.

– Не советую полагаться на это, – пробормотала девушка.

Сэйтан вздохнул:

– Ты могла бы предупредить меня, ведьмочка.

Джанелль переплела пальцы перед собой.

– Ну, боюсь, приготовить Люцивара к этой встрече было бы невозможно, поэтому я решила, что если вы оба не будете ни о чем подозревать, то окажетесь в равном положении.

Они пораженно уставились на нее.

Джанелль одарила их своей неуверенной, но игривой улыбкой.

– Ведьмочка, пойди ненадолго отсюда, помучай кого-нибудь другого.

После того как девушка выскользнула за дверь, мужчины снова внимательно посмотрели друг на друга.

– А ты выглядишь гораздо лучше, чем в последний раз, когда я тебя видел, – наконец произнес Сэйтан, нарушив молчание. – Но все равно кажется, будто в любой момент можешь клюнуть носом. – Он оттолкнулся от стола. – Не хочешь немного бренди?

Направившись в менее официальную вторую половину комнаты, Люцивар опустился в кресло, специально устроенное так, чтобы без труда вмещались эйрианские крылья, и благодарно принял из рук отца бокал.

– А когда ты видел меня последний раз?

Сэйтан опустился на диван и закинул ногу на ногу, вертя бокал в руках.

– Вскоре после того, как Протвар принес тебя в хижину. Если бы он не стоял на страже у Спящих Драконов, если бы не успел поймать тебя, прежде… – Сэйтан умолк, поглаживая большим пальцем ободок бокала. – Не думаю, что ты успел осознать, насколько серьезными были повреждения. Внутренние кровотечения, сломанные кости… крылья.

Люцивар сделал первый глоток. Нет, он действительно этого не знал. Он, конечно, понимал, что дело плохо, однако, оказавшись в Кальдхаронском Потоке, эйрианец ощутил полное равнодушие к тому, что дальше произойдет с его телом. Если Сэйтан сейчас говорит правду…

– И ты преспокойно позволил семнадцатилетней Целительнице взяться за дело в одиночку, – размеренно произнес он, пытаясь обуздать рвущийся на свободу гнев. – Ты позволил ей вложить в меня столько сил, заведомо зная, чем это обернется для Джанелль, и оставил ее совсем одну, без помощника или хотя бы служанки, которая могла бы присмотреть за ней.

В глазах Сэйтана вспыхнул гнев, укрощаемый столь же старательно и искусно.

– Я всегда был рядом, чтобы позаботиться о ней. Я провел там все те дни и недели, пока она пыталась заново собрать твое тело. Это я заставлял ее поесть, когда было необходимо. Я присматривал за паутиной заклинания, вкладывая все свои знания и силы, чтобы Джанелль могла хоть немного поспать. А когда ты наконец начал просыпаться от навеянного целительного сна, это я обнимал и утешал ее, спаивая по каплям подслащенный медом чай, пока она плакала от изнеможения и боли, потому что сорвала горло, пением поддерживая целительскую паутину. Я ушел за день до того, как ты проснулся, потому что тебе хватало проблем и без попыток помириться со мной. Как ты только смеешь полагать, будто…

Опасная, ненадежная почва. По всей видимости, Люцивар больше не мог позволить себе вольно рассуждать об очень многих вещах.

Он плеснул себе еще одну порцию бренди.

– Но раз уж ущерб оказался таким серьезным, не лучше было бы разделить эту задачу между двумя Целительницами? – Теперь эйрианец старательно следил за тем, чтобы говорить спокойным, непринужденным тоном. – Лютвиан, конечно, весьма вспыльчивая сука, но она – прекрасная Целительница.

Сэйтан ответил не сразу.

– Она предлагала свои услуги. Но я не позволил ей участвовать. Потому что твои крылья тоже были повреждены.

– Она бы срезала их.

Люцивар ощутил, как в животе вновь поселился знакомый страх.

– Джанелль была уверена, что сумеет восстановить их, но это потребовало бы систематического исцеления – одна ведьма должна была петь паутине, поскольку все силы необходимо отдать ей. Не могло быть ни отклонений, ни колебаний, ни недостатка самоотдачи. Если бы вышло так, как хотела Лютвиан, вдвоем они могли бы исцелить все – кроме крыльев. Джанелль же придерживалась мнения «или все, или ничего». Либо ты бы оправился полностью, либо не выжил бы.

Люцивар так и видел их внутренним взором – две упрямые женщины с удивительно сильной волей, стоящие по обе стороны постели, на которой покоится его изломанное тело.

– И решать пришлось тебе.

Сэйтан осушил бокал и налил себе новую порцию янтарного напитка.

– Да. Решать пришлось мне.

– Но почему? Ты же угрожал перерезать мне горло еще в колыбели. Так зачем бороться за мою жизнь сейчас?