Львы Аль-Рассана - Гай Кей

Альвар не думал, что виновато время года. Многое изменилось в его жизни с прошлого лета, и перемены еще не закончились, но то, что он почувствовал к Джеане к концу той первой ночи у походного костра к северу от Фезаны, не изменилось и не изменится. В этом он был совершенно уверен. Он понимал, что в этой уверенности есть нечто странное, но она оставалась.

Лекаря двора и военного отряда Джеану бет Исхак окружали блестящие и образованные мужчины. С этим Альвар мог смириться. Он почти ничего и не ожидал. До тех пор пока он может играть какую-то роль, находиться рядом, он будет доволен, говорил он себе.

В основном это было правдой. Но бывали ночи, когда все менялось, и он вынужден был признаться — но только не прагматичному Хусари, — что с возвращением весенних цветов и теплого ветра с озера такие ночи случались все чаще.

Теперь мужчины распевали песни по ночам на улицах, под окнами женщин, которых желали. Альвар лежал без сна и слушал эту музыку, поющую о страсти. В такие моменты он сознавал, как далеко забрался от фермы на севере Вальедо. Он также сознавал — да и как мог не сознавать? — что он когда-нибудь вернется на север, когда закончится ссылка Капитана.

Он старался не задумываться об этом.

Они подошли к Джеане и поздоровались с ней, каждый по-своему: Хусари улыбкой, а Альвар — придворным ашаритским поклоном, который получался у него все лучше. Он практиковался ради развлечения.

— Во имя лун, посмотрите на себя, вы, оба! — воскликнула Джеана. — Вы выглядите так, словно уже надели карнавальные костюмы. Что сказали бы ваши бедные матери?

Двое мужчин благодушно усмехнулись и переглянулись. Альвар был одет в полотняную верхнюю рубаху с широкими рукавами цвета слоновой кости, свободно подпоясанную у талии, поверх штанов в обтяжку немного более темного оттенка, и ашаритские городские туфли, вышитые золотой нитью. Голову прикрывала шапочка из мягкой ткани красного цвета, купленная на базаре неделю назад. Она ему очень нравилась.

Хусари ибн Муса, торговец шелком из Фезаны, носил простую коричневую рубаху воина-джадита под покрытым пятнами и сильно поношенным кожаным жилетом. За широким поясом с обеих сторон заткнуты кинжалы. Штаны для верховой езды заправлены в высокие черные сапоги. На голове он носил, как всегда, коричневую широкополую кожаную шляпу.

— Моя, к сожалению, уже ушедшая мать получила бы удовольствие, надеюсь, — сказал Хусари. — Она обладала чувством юмора, да хранит Ашар ее душу.

— А моя пришла бы в ужас, — с готовностью прибавил Альвар. Хусари рассмеялся.

Джеана старалась остаться серьезной.

— Что сказал бы любой здравомыслящий человек, глядя на вас? — вслух рассуждала она. Зири отошел в сторону; он охранял ее на расстоянии.

— Думаю, — пробормотал Хусари, — такой человек, если бы мы смогли найти его в Рагозе на этой неделе, мог бы сказать, что мы двое представляем то лучшее, что имеется на полуострове. Храбрый Альвар и я, бедный, стоя смиренно перед тобой, являемся доказательством того, что люди из разных миров могут смешать и слить воедино эти миры. Что мы можем взять друг у друга самое лучшее и сделать новое целое, сияющее и неразрушимое.

— Я не уверен, что твоя жилетка — самое прекрасное из всего, что может предложить Вальедо, — нахмурился Альвар, — но мы это замнем.

— Я не уверена, что хотела получить серьезный ответ на мой вопрос, — сказала Джеана. Ее голубые глаза задумчиво прищурились, она пристально посмотрела на Хусари.

Он снова улыбнулся.

— Разве я ответил серьезно? О господи! Я снова становлюсь педантом. Меня попросили прочесть лекцию по этике торговли в университете этим летом. Я тренируюсь, даю длинные, пространные ответы на все вопросы.

— Только не сегодня, — сказала Джеана, — иначе я никогда не сделаю то, что мы должны сделать. — Она зашагала дальше; мужчины шли по обеим сторонам от нее.

— Мне показалось, что ответ хороший, — тихо сказал Альвар.

Они оба посмотрели на него. Все помолчали.

— Мне тоже, — наконец произнесла Джеана. — Но мы не должны его поощрять.

— Поощрение, — величественно произнес Хусари, широко шагая в своих черных сапогах, — не имеет значения для истинного ученого, полного энергии и усердия в поисках истины и знаний, его единственного стремления на дорогах, по которым не ходят не столь великие люди.

— Видишь, что я имела в виду, — сказала Джеана.

— Давай попробуем найти ему жилет получше, — предложил Альвар.

Они свернули за угол, на улицу, которую им велели искать, а затем все трое резко остановились. Даже Хусари, который повидал в свое время множество городов.

Рагоза всегда была оживленным, живописным городом. Когда сияло солнце, а небо и озеро были ярко-синими, как плащ киндата, можно было сказать, что город сверкает на свету: мрамор и слоновая кость, мозаики и резьба арок и дверей. Но даже при этом полгода, прожитые здесь, не подготовили Альвара к такому зрелищу.

Вдоль узкой извилистой улицы поспешно установили временные прилавки, десятки прилавков, и они ломились от масок животных и птиц, реальных и сказочных, всевозможных цветов и форм.

Джеана рассмеялась от восторга. Хусари покачал головой и улыбнулся. По другую сторону улицы стоял юный Зири, открыв рот; Альвар сам едва удерживал челюсть на месте.

Он увидел головы волка, жеребца, ярко-желтой птицы-солнца, необычайно убедительную и страшную маску огненного муравья — и все они лежали на первом столе, в начале улицы.

Навстречу им шла женщина, прекрасно одетая и увешанная украшениями. За ней раб нес изящное творение: маску из кожи и перьев в виде головы горной кошки, ее ошейник был усыпан драгоценными камнями. На ошейнике имелось кольцо для поводка; этот поводок несла женщина, как заметил Альвар. Похоже, он был сделан из кованого золота. Этот ансамбль, должно быть, стоил целое состояние, чтобы создать его, наверняка потребовалось не меньше года. Когда женщина приблизилась к трем спутникам, она замедлила шаг, потом улыбнулась Альвару и посмотрела ему в глаза, проходя мимо. Альвар оглянулся и посмотрел ей вслед. Ибн Муса громко рассмеялся, Джеана подняла брови.

— Запомни эту маску, друг мой! — сквозь смех произнес Хусари. — Запомни ее на завтра! — Альвар надеялся, что не покраснел.

Они встретились в это теплое, душистое утро, чтобы купить себе маскарадные костюмы для этой ночи, когда на улицах Рагозы до рассвета будут гореть факелы. В эту ночь город будет встречать весну и праздновать день рождения эмира Бадира, с музыкой, танцами, вином и всеми прочими развлечениями, очень далекими от строгого аскетизма Ашара. И, кстати, от учения священников Джада и высших киндатских священников тоже.