Дьюма-Ки - Стивен Кинг

— «Розовая громада». Она улыбнулась.

— Я знала, что ваше название мне понравится.

— И многие художники там останавливались?

— Очень многие. Они приезжали, чтобы выступить с лекцией в Сарасоте или в Венисе и, возможно, немного порисовать… хотя те, кто останавливался в «Салмон-Пойнт», себя не утруждали. Для большинства гостей Элизабет пребывание на Дьюма-Ки было бесплатным отпуском.

— То есть денег она с художников не брала?

— Нет, конечно. — Мэри иронично улыбнулась. — Художественный совет Сарасоты оплачивал лекции, а Элизабет обычно предоставляла жильё — «Розовую громаду», она же «Салмон-Пойнт». Но вы там на других условиях, верно? Может, в следующий раз. Учитывая, что вы действительно работаете. Я могу назвать с полдюжины художников, которые жили в вашем доме и даже не смочили кисть. — Мэри прошагала к дивану, взяла стакан, отпила. Вернее, глотнула как следует.

— У Элизабет есть рисунок Дали, сделанный в «Розовой громаде», — заметил я. — Я его видел.

Глаза Мэри блеснули.

— Ах да, Дали. Дали там понравилось, но даже он не остался надолго… хотя, перед тем как уехать, этот сукин сын ущипнул меня за зад. Знаете, что рассказала мне Элизабет после его отъезда?

Я покачал головой. Естественно, не знал, но хотел услышать.

— Он, видите ли, заявил, что там «слишком ярко». Вы понимаете, о чём речь, Эдгар?

Я улыбнулся.

— Почему вы предполагаете, что Элизабет превратила «Розовую громаду» в прибежище для художников? Она всегда покровительствовала искусству?

На лице Мэри отразилось удивление.

— Ваш друг вам не рассказывал? Возможно, он не знает. Согласно местной легенде, когда-то Элизабет сама была известной художницей.

— Что значит — согласно местной легенде?

— Говорят, а может, это миф, что Элизабет была вундеркиндом. Рисовала прекрасно, когда была маленькой, а потом — раз, и перестала.

— Вы её спрашивали?

— Конечно, глупыш. Спрашивать людей — это моя работа. — Она уже покачивалась, а глаза Софи Лорен заметно налились кровью.

— И что она ответила?

— Всё отрицала. Сказала: «Тот, кто может — рисует. А кто не может, поддерживает тех, кто может. Как мы, Мэри».

— Звучит неплохо.

— Мне тоже так показалось. — Мэри вновь отпила из хрустального стакана. — Проблема с этим одна: я Элизабет не поверила.

— Почему?

— Не знаю, просто не поверила. У меня есть давняя знакомая, Эгги Уинтерборн, она раньше вела колонку «Советы влюблённым» в «Тампа трибьюн», и я как-то упомянула ей об этой истории. Случилось это примерно вто время, когда Дали почтил Солнечный берег своим присутствием, где-то в 1980 году. Мы сидели в каком-то баре… тогда мы постоянно сидели в каких-то барах… и заговорили о том, как создаются легенды. Вот я и ввернула, в качестве примера, что, по слухам, Элизабет в детстве тянула на Рембрандта, а Эгги… она уже давно умерла, упокой Господь её душу… ответила, что не считает эту историю легендой, она уверена, что это правда. Потому что она читала об этом в газетах.

— Вы проверили? — спросил я.

— Разумеется, проверила. Я использую в моих статьях не всё, что знаю… — Она подмигнула мне. — Но хочу знать всё.

— И что вы выяснили?

— Ничего. Ни в «Трибьюн», ни в других газетах Сарасоты и Вениса. Поэтому, возможно, это всего лишь выдумка. Чёрт, может, как и история о том, что её отец прятал на Дьюма-Ки контрабандный виски Дейва Дэвиса. Но… я готова поставить любые деньги на твёрдую память Эгги Уинтерборн. Плюс выражение лица Элизабет, когда я задала ей этот вопрос.

— И какое выражение?

— «Я тебе не скажу». Но произошло всё это давным-давно, с тех пор столько выпито, и уже невозможно спросить её об этом. Если она так плоха, как вы говорите.

— Сейчас плоха, но есть надежда на просветление. Уайрман уверяет меня, что такое с ней случалось.

— Будем надеяться, — кивнула Мэри. — Она уникум, знаете ли. Во Флориде полным-полно стариков — не зря её называют приёмной Господа, — но мало кто из них здесь вырос. Солнечный берег, который помнит Элизабет… помнила… совсем другая Флорида. Не беспорядочно растущая, с огромными закрытыми стадионами и автострадами, и не та, в которой выросла я. Мою Флориду описывал Джон Макдональд. Тогда в Сарасоте соседи знали друг друга, а Тамайами-Трайл немногим отличался от посёлка. Тогда люди иной раз приходили из церкви и обнаруживали, что крокодилы плавают в бассейне, а рыси роются в помойке.

Я осознавал, что она очень пьяна… но от этого общение с ней не становилось менее интересным.

— Флорида, в которой выросла Элизабет и её сёстры, осталась после ухода индейцев, а мистер Белый человек ещё не полностью взял ситкон… ситуацию под контроль. Ваш маленький остров выглядел тогда совсем иначе. Я видела фотографии. Капустные пальмы в объятиях фикусов-душителей, мексиканская лаванда, карибская сосна вдали от берега, виргинский дуб и мангровое дерево в тех немногих местах, где хватало влаги. Софора и фитолакка на земле, но никаких джунглей, которые заполонили остров. Только сам берег остался прежним, с полосой униолы, разумеется… как оборка на юбке. Разводной мост на северной оконечности был и тогда, но на острове стоял лишь один дом.

— А что вызвало появление джунглей? — спросил я. — Есть какая-нибудь идея? Они же занимают три четверти острова.

Мэри, возможно, и не услышала.

— Только один дом, — повторила она. — Построенный на небольшом возвышении ближе к южной оконечности, он не очень-то отличался от тех домов, что можно увидеть на экскурсии по старинным особнякам Чарлстона или Мобайла. Колонны и усыпанная дроблёным гравием подъездная дорожка. С роскошным видом на Залив на западе. С роскошным видом на побережье Флориды на востоке. Смотреть там, правда, тогда было не на что. Только на Венис. Маленький, сонный городок. — Мэри словно услышала себя и спохватилась: — Извините, Эдгар, пожалуйста. Такое со мной случается не каждый день. Действительно, вы должны воспринимать… моё волнение… как комплимент.

— Я так и воспринимаю.

— Двадцатью годами раньше я бы попыталась уложить вас в постель, вместо того, чтобы так глупо напиваться. Может, даже десятью. А теперь мне остаётся лишь надеяться, что я не очень вас напугала.

— Совсем не напугали.

Она рассмеялась — как закаркала — и сухо, и весело.

— Тогда я надеюсь, что вы ещё придёте ко мне в гости. Я приготовлю острый суп из окры. Но теперь… — Она обняла меня и повела к двери. Тело под одеждой было худощавым, горячим и твёрдым как камень. И походке сильно недоставало устойчивости. — Теперь я думаю, что вам пора уйти и позволить мне прилечь. Сожалею, но без этого я обойтись не могу. Я вышел в коридор и повернулся к ней.