Дорога смерти (Обретение волшебства - 2) - Роберт Стоун

- Он умер много веков назад. Голова нисташи откинулась назад, и он хрипло расхохотался, глядя в небо. Его сухой смех дребезжал в воздухе целую минуту, но наконец оборвался, и Эмон Гёт снова посмотрел на Мадха.

- Тогда я выиграл эту битву, - произнес он со зловещим удовлетворением. - Потому что Нисташ Map любил нас сильнее, чем Атахр Вин любил своего приспешника.

Мадх покачал головой.

- Я не понимаю тебя.

Эмон Гёт рассмеялся снова.

- Нет? Жаль, потому что это касается тебя. Позволь мне объяснить, дитя. - Его бесцветные глаза остановились на Хейне, потом на Елене и Бренте. - Слушайте хорошенько, все вы. Как, вы думаете, мне удалось пережить бесконечные сухие века, с тех пор как разрушили Кирилею? Когда-то мы были людьми, ничем не отличающимися от вас. Но Нисташ Map возлюбил нас, и его, крайна, который не знал естественной смерти, печалила мысль, что смертные друзья состарятся и умрут так быстро. И тогда Нисташ Map научил нас, как обмануть смерть, и мы обманываем ее уже многие сотни лет.

- Рука Мадха дернулась. "Нервничает", - подумал Брент.

Нет, дело не в нервах. Брент понял, что пальцы индорца столь же проворны, как его собственные. Просто Мадх поправил что-то, спрятанное в складках его одежды.

- Ты хочешь узнать ритуал? - спросил Эмон Гёт. Вдруг он резко перевел взгляд на Хейна. Убийца жадно подался вперед, словно боялся упустить хотя бы одно слово. - Да, - сказал Эмон Гёт, все еще глядя на Хейна. - Ты страстно хочешь узнать секрет вечной жизни. Ты очень похож на нас, дитя. Нисташу Мару ты бы понравился тогда, много веков назад. - Эмон Гёт наклонился вперед в своем кресле и, понизив голос, обратился к Хей-ну: - Ну что ж, дитя, ты близко познакомишься с секретами нашего ритуала.

Вождь нисташи медленно поднялся на ноги, встал во весь рост на широком каменном возвышении, на котором был установлен трон, и воздел иссохшие руки к небу.

- В ночь новолуния, - продолжал он, - можно провести ритуал, в ходе которого мы забираем души живых людей из их тел, а потом делим их между собой.

Эмон Гёт говорил, а тем временем его пальцы подобрались к макушке, производя какие-то странные действия.

- Вы, четверо, молоды и полны жизненных сил. На всех у вас остается лет двести жизни. После того как двое нисташи были убиты, нас насчитывается двести восемь. - Эмон Гёт улыбнулся. - Почти годовой пир для каждого.

Внезапно в руке Гёта оказался конец черной повязки, и он начал медленно разматывать кожаную ленту, скрывавшую его лицо. Брент, словно завороженный, следил, как ослабевает повязка. Под ней оставался четкий след шириной в дюйм, так глубоко она врезалась в плоть нисташи. Сама кожа под повязкой была серой - бледный цвет смерти.

Эмон Гёт повернулся к Бренту. Его зубы между фиолетовыми губами выглядели неестественно белыми.

- Да, дитя, мы платим хорошую цену за повязки, которые надежно защищают нас от крылатых лет. Тебе выпала особая честь. Немногим из смертных довелось увидеть это.

Брент нервно отметил, что все остальные нисташи тоже принялись разматывать кожаные ленты. Он понятия не имел, что означают эти странные кожаные полосы, но ощущал, что снятие их напрямую связано с его собственной приближающейся смертью.

- Прошу прощения, Эмон Гёт, - заговорил Мадх, и в голосе его прозвучал легкий оттенок неуверенности. - Но я стою больше, чем просто еще пятьдесят лет для вас.

Нисташи наклонил голову. На его лице с крестом мертвой плоти появилось нечто вроде снисходительной улыбки. Он уже освободил шею и теперь разматывал повязки дальше, снимая их с грудной клетки.

- Вот как, дитя?

- Твой вопрос о Тареме Хамире показывает, что ты мало знаешь о мире после Опустошения. Позволь мне стать твоим наставником. Мой господин могущественный маг, такой, какими были маги в древности, и он стал бы почитать нисташи так, как их почитали некогда. Его люди так же многочисленны, как листья в Улторне - достаточно, чтобы вы могли открыто пировать веками, а не прятаться в лесу, подобно старым паукам, которые надеются, что к ним в сети залетит какая-нибудь случайная муха. Рядом с ним ты смог бы завоевать больше земель, чем когда-то желал...

Елена Имбресс сделала шаг вперед и резким голосом перебила индорца:

- Убей нас всех - и покончи с этим.

Эмон Гёт повернул голову, желая понять, почему женщина так рвется умереть. Его пустые глаза впились в глаза Елены.

- Ты боишься, дитя...

Елена отчаянно пыталась закрыть от него свои мысли, но она понятия не имела, как это сделать.

- ...боишься того, что этот человек...

Она попыталась думать об Улторне, о том ощущении, которое она на миг испытала, когда ее утащили под воду.

Но ничего не помогало.

- ...боишься, что этот человек обладает реальной силой, чтобы разрушить Принятие Обета.

Теперь Эмон Гёт повернулся к Мадху с вполне законным интересом.

- Ты действительно обладаешь такой внушающей ужас силой?

Нападение было совершенно неожиданным и настолько мощным, что индорцу показалось, будто на голову ему упал дуб. Но Мадх оскалил зубы и вытолкнул Эмона Гёта из своего разума. Больше всего на свете ему хотелось вырвать сердце у чалдианской идиотки. Неужели до нее не доходит, что если ни один здравомыслящий индорец не желает разрушения Принятия Обета, то Эмон Гёт многими веками мечтал и надеялся именно на это? Мадх стремился к обладанию Фразами, чтобы иметь политический рычаг, но для Эмона Гёта во Фразах было заключено могущество совсем иного рода.

Вновь и вновь Эмон Гёт пытался пробиться в мозг Мадха, но индорский маг стоял, сотрясаемый дрожью, и отражал атаки с той силой, которую, как он прекрасно знал, могло породить только отчаяние.

- Очень хорошо, - хмыкнул Эмон Гёт, и нападение прекратилось так же внезапно, как началось. - Ты хорошо защищаешься.

Улыбка проскользнула на губах Мадха... но тут он понял, что древний нисташи перенес свое внимание на Хейна.

Мадх сам заставил убийцу выучить наизусть все Фразы, чтобы тот не заподозрил, что на самом деле ему нужен был только драгоценный камень, который сейчас находился в мешочке у него на поясе.

И теперь Эмону Гёту вполне хватит Хейна.

Убийца нерешительно шагнул назад, как будто его физически двигала сила взглядов двух магов. На самом деле он не ощущал ничего необычного, лишь слышал шепот голосов, слишком тихих, чтобы можно было различить слова. Он не чувствовал и не осознавал, как два мага борются за обладание его мозгом.

Но оказалось, Мадх знал больной ум Хейна лучше, чем сам думал, и потому он нырнул под кожу убийцы так же легко, как одна из игл Хейна, и той же дорогой, что веридин, пробрался в мозг убийцы. Мадх немедленно понял, насколько это отвратительное место, более зловещее, чем он мог себе представить, населенное окровавленными трупами, которых по-прежнему жаждал Хейн. Эмон Гёт чувствовал бы себя здесь, как дома.