Нежно влюбленные - Мэри Патни

Диана была потрясена. Ее разум отказывался верить в то, что мать могла сделать такое с собственным сыном, что человек, которого она любила, жил, испытывая страшное горе и мучаясь от жгучего стыда. И вдруг во внезапном порыве защитить и утешить его женщина вскричала:

— Но в этом не было твоей вины! Она была взрослой женщиной, а ты — почти ребенком! Ужасно, что женщина могла сделать такое со своим сыном, но ты не должен винить себя, потому что стал ее жертвой! Не позволяй чувству вины грызть и уничтожать тебя! — И она умоляюще добавила:

— Не наказывай меня за грех твоей матери.

Глаза их встретились. Джерваз стоял в каком-нибудь футе от Дианы, и она чувствовала тепло, исходящее от его тела.

— Может, в тринадцать лет я и был не так виноват, но, став старше, я понял, что я больше ее сын, чем моего отца, потому что тоже опустился до насилия. — Его рот скривился. — Мой отец был абсолютно ко всему равнодушен, а от матери я унаследовал страстную, развратную натуру. Тебе лучше чем кому бы то ни было известно, на что я способен. Я старался держать себя в руках, видит Бог, старался, — повторил Джерваз. — Я хотел, чтобы моя страстность шла на пользу дела, старался со рвением выполнять все, за что брался, я надеялся, что смогу искупить грехи, если буду служить высоким целям. — Плечи Сент-Обена горестно опустились. — Я пытался поверить в то, что я не хуже других, но что бы я ни делал, правда все равно проступала наружу: я — окончательно испорченный человек, исправить меня нельзя.

— Это не правда! — горячо возразила Диана. — Нет таких людей, которых нельзя исправить. Ты ничуть не более испорченный, чем любой другой человек. — Желая ободрить виконта, Диана схватила его за руки.

Она тут же поняла, что совершила непростительную ошибку. От ее прикосновения Сент-Обен немедленно потерял над собой контроль, мышцы его напряглись. Схватив Диану в свои объятия, он больно сжал ее, впился губами в ее губы В его прикосновениях не было ни любви, ни нежности — лишь дикое желание удовлетворить бушующую в нем страсть и на время забыть свои мрачные мысли.

С Дианой на руках он бросился к кровати и рухнул на нее, жадно целуя губы жены. Затем Джерваз рванул полы халата Дианы в стороны, обнажая ее грудь.

Диана сопротивлялась что было сил, но Джерваз был слишком силен, слишком разъярен, чтобы отпустить ее. Если бы он нежно ласкал ее, то она с радостью отдалась бы ему, получая и даря наслаждение. Но подчиниться насилию она не могла — это значило бы окончательно испортить их отношения.

Виконт немного приподнялся, чтобы сорвать с Дианы халат. Этого оказалось довольно: женщина изловчилась и выхватила из ножен кинжал. Сент-Обен даже не заметил, как в воздухе блеснуло острое лезвие, и Диана полоснула его по руке.

Боль сразу же привела его в себя. Увидев, что на обнаженную грудь Дианы капает его кровь, Джерваз откатился в сторону, лицо его было искажено гримасой ужаса, казалось, он лишь сейчас понял, что натворил. Голова виконта упала вниз, руки судорожно вцепились в одеяло. Хоть он и не успел ничего сделать с женой, его попытка овладеть ею лишь подтвердила: все, что он говорил о своей натуре, — правда.

Приподнявшись на локте, Диана посмотрела на виконта; она была слишком потрясена произошедшим, чтобы что-то говорить. Дрожащей рукой женщина положила запятнанный кровью кинжал на столик и запахнула халат, пытаясь успокоить прерывистое дыхание. Казалось, напряжение висит в воздухе, и Диана с горечью задумалась о том, как это любящие мужчина и женщина могу причинять столько боли друг другу.

Ей показалось, что прошла вечность, когда Джерваз заговорил каким-то бесцветным голосом:

— И не говори мне больше об искуплении. Некоторые души не могут быть прощены. Уверен, что теперь ты это признаешь.

Прежде, когда они ссорились и были не в состоянии выразить эмоции словами, на помощь приходили прикосновения и объятия. Вот и сейчас Диана хотела успокоить Джерваза, но лишь ее рука коснулась его плеча, он как ужаленный отпрянул от нее.

— Не дотрагивайся до меня! — вскричал виконт. — Богом молю, не дотрагивайся до меня!!! Женщина отступила назад.

— Тебе надо забинтовать руку, — деланно-равнодушным тоном промолвила она.

Сент-Обен перекатился на спину и прикрыл лицо рукой.

— Только не вздумай делать этого. Уйди, Диана. Просто уйди отсюда.

Сжимая на груди разорванные полы халата, женщина смотрела на виконта. Никогда еще он не казался ей таким сильным, как сейчас.

Диана немало страдала в своей жизни, но знала и любовь. Ее любила мать, любил даже отец, когда она была совсем маленькой. Позднее Эдит, Джеффри и Мадлен согревали ее теплом своей любви.

А Джерваза никто не любил. Никогда. Ни отец, ни мать, которая пала так низко, как только может пасть женщина. И все же Сент-Обен не ожесточился. У него было достаточно власти и богатства, чтобы вершить любое зло, но вместо этого виконт всегда делал добро людям, которые зависели от него. Он был прекрасным, великодушным и добрым, даже нежным любовником. Он не раз рисковал жизнью — ив армии, и на своей таинственной службе.

Неудивительно, что, не зная, что такое тепло и любовь, виконт боялся привязанности Дианы, боялся, что она обретет над ним власть и употребит ее против него. Не стоило удивляться и тому, что Джерваз был таким ревнивцем: этому человеку незнакома была настоящая душевная близость, поэтому он и не мог поверить в постоянство Дианы и подозревал ее в предательстве.

Никогда прежде Диана не чувствовала такой любви к Сент-Обену. Нетрудно быть хорошим человеком, когда все располагает к этому, но как Джервазу удалось не опуститься, если взращен он был на подлости, изменах и эгоизме?! Все-таки ему удалось перебороть все плохое и стать порядочным человеком. Может, он и не был счастлив, но мог быть вполне доволен тем, что занял подобающее место в мире.

А она, Диана, в своем подспудном стремлении заставить мужа расплатиться по старым долгам, довела его до такого состояния! Внезапно женщине припомнились слова Мадлен, которые та сказала ей как-то в залитом солнцем саду: «Некоторых людей можно поставить на колени, если их честь и гордость разбита теми, кого они любят…"

Диана испытывала жгучее чувство стыда за то, что сыграла на любви виконта. Хоть он и причинил ей зло, она не должна была отвечать тем же, а, ответив, добилась не победы, а полного поражения.

Женщина чувствовала: Джервазу кажется, что у него не осталось ни малейшей надежды повернуть свою жизнь в нормальное русло, и она опасалась, что не сможет ничего сказать или сделать, чтобы помочь ему. Однако попробовать стоило.

— Джерваз… — дрожащим голосом обратилась она к мужу. — Джерваз, не важно, что ты сделал, не важно, что ты ненавидишь и презираешь себя… Я люблю тебя, потому что ты достоин любви… — Диана с трудом подбирала слова, все еще не придя в себя от их ссоры. — Знаешь, мне кажется, что нас свела судьба. Мы оба страдали, но, думаю, если постараемся, то сможем излечить раны друг друга. Ты стал частью моего существа, И я всегда буду любить тебя…