Дети Дюны - Фрэнк Герберт

Глава 47

Каменная рака с черепом правителя не принимает молитв. Она стала гробницей плача. Только ветру слышен голос этого места. Крики ночных зверей и преходящее странствие двух лун — все говорит о том, что день кончился. Не придут больше молящиеся. Гости удалились с праздника. Как же гола тропа, ведущая с этой вершины.

Надпись на раке Герцога Атридеса.

Аноним.

Все представлялось Лито с обманчивой простотой: избегать, чтобы его заметили, делать то, чего никто не увидит. Он распознавал ловушку в подобном представлении — случайные нити стиснутого будущего очень даже могут переплетаться, пока не опутают тебя намертво — но ведь он теперь по-новому их крепко ухватил. Ни в одном из видений он не видел себя бегущим из Джакуруту. Значит, ниточку к Сабихе нужно обрезать первой.

Он скорчился в затухающем дневном свете на восточном краю защищавшего Джакуруту утеса. Во фремките нашлись энергетические таблетки и еда. Теперь он набирался сил. К западу располагалось озеро Азрак, гипсовая равнина, где некогда — в дни до червя — была открыта вода. Невидимое, к востоку находилось Бене Шерк, несколько новых разбросанных поселений, вторгшихся в открытый эрг. К югу была Танцеруфт, Страна Ужаса: три тысячи восемьсот километров пустыни, где лишь встречаются порой заплатки укрепляющих дюны трав и ветряные ловушки для их полива — работа экологического преображения, переделывавшего ландшафт Дюны. Их обслуживали воздушные бригады, и никто не задерживался там надолго.

«Я пойду на юг, — сказал себе Лито. — Гурни ожидает, что я именно так и поступлю. Но не то время сейчас, чтобы выкидывать что-нибудь совершению неожиданное».

Скоро наступит тьма, и он сможет покинуть свое временное потайное пристанище. Он поглядел на южную линию горизонта. Там посвистывала с сумрачного неба, перекатывалась подобно дыму, полыхала волнистая полоса пыли — буря. Он увидел, как высокий центр бури взметнулся над Великой Равниной, подобно любопытствующему червю. Целую минуту этот центр не двигался ни вправо, ни влево. Старая присказка Свободных появилась в его мозгу: «Если центр бури не движется — значит, ты на его пути».

Этот шторм все меняет.

Мгновение он смотрел на запад, назад, на съетч Табр, вбирая обманчивый сумрачно-серый покой вечерней пустыни, видя слой белого гипса с отшлифованными ветром голышами по краям, необитаемую пустоту с ее нереальной поверхностью светящегося белого цвета, отражающей пылевые облака. Ни в одном из своих видений не видел он себя уцелевшим в вихре бури-матери — либо как зарывается в песок достаточно глубоко, чтобы уцелеть. Было только то видение, когда он перекати-полем катился под ветром… Но ведь это, может быть, не сейчас.

А буря уже шла, охватывая многие градусы широты, бичами ветра покоряя перед собой мир. Можно рискнуть. Были старые истории — всегда услышанные от друга друзей — будто некто сумел удержать на поверхности истощенного червя, вогнав хук Создателя под одно из его широких колец и, сковав его таким образом, выехать на нем из бури в подветренной тиши. Была в этом искушающая его грань между дерзновением и несостоятельным безрассудством. Буря, самое раннее, придет лишь к полуночи. Еще есть время. Сколько нитей он сюжет на этом прервать? Все, включая и самую последнюю?

?Гурни будет ожидать, что я направлюсь на юг — но не в бурю».

Он поглядел на юг, ища пути, увидел текучие эбеновые штришки глубокой теснины, прорезавшей Твердыню Джакуруту. Увидел он завитки песка в кишке теснины, химерического песка. Они, словно вода, струились на равнину высокомерными струйками. Раздирающая горло жажда зашептала у него во рту, когда он вскинул на плечи фремкит и направился по спускавшейся в этот каньон тропинке. Еще достаточно светло, и его могут увидеть, но время сейчас — его главная и отчаянная ставка.

Когда он достиг дна каньона, над ним быстро опустилась ночь центральной пустыни. Только иссушающее глиссандо лунного света освещало ему теперь путь на Танцеруфт. Сердце его забило быстрее, наполняясь всеми три страхами, что в изобилии хранили его памяти. Он чувствовал, что, может быть, движется прямо в Хуануи-наа, как Свободные в страхе своем называли величайшие бури: Дань Смерти Земле. Но, чтобы ни приближалось, в его видениях этого не было. Каждый шаг оставлял все дальше позади него спайсом порожденную дхьяну — распространяющееся осознание своей интуитивно-созидательной натуры с его разверткой по неподвижной цепи случайностей. Теперь по крайней мере каждые сто шагов надо было делать шажок в сторону, за границы слов и внутрь связи с его заново ухваченной внутренней реальностью.

«Одним путем или другим, отец, я иду к тебе».

Вокруг него таились в скалах невидимые птицы, давая о себе знать негромкими звуками. Наделенный мудростью Свободных, он прислушивался к их эху, чтобы определить дорогу, видеть которую не мог. Часто, проходя мимо трещин, он видел в них злобную зелень глаз — тварей, прятавшихся в убежищах при приближении бури.

Он вышел из каньона в пустыню. Под ним двигался и дышал живой песок, говоря о глубинной активности и латентных фумаролах. Он оглянулся на тронутые лунным светом чашечки лавы над отрогами съетча. Вся структура была метаморфичной, в основном сформированной давлением. У Арракиса оставалось еще что сказать своему будущему. Лито установил тампер, вызывая червя, и, когда тот заколотился о песок, занял позицию, с которой все будет видно и слышно. Его рука бессознательно нашла ястребиное кольцо Атридесов, скрытое под узловатой складкой его дишсаши. Гурни его нашел но оставил ему. О чем он тогда подумал — увидя кольца Пола?

«Отец, жди меня вскоре».

Червь пришел с юга. Он изгибался, обходя скалы, не такой большой, как надеялся Лито. Но ладно, это ничего. Он перехватил червя, вогнал в него крючья, быстро, цепляясь, вскарабкался на чешуйчатый бок червя, пока тот обрушивался на тампер, посреди свистящей серой пыльцы. Червь послушно последовал туда, куда направили его крючья Лито. Они поехали — с ветерком, развевавшим одеяния мальчика. Он устремил взгляд на южные звезды, потускневшие за завесой пыли, и направил червя туда.

ПРЯМО В БУРЮ.

Когда взошла Первая луна, Лито прикинул высоту бури и приблизительно определил время, когда она придет. Не раньше, чем на заре. Она расширялась, собирала энергию для гигантского броска. Много задаст она работы бригадам экологического преображения. Словно бы сама планета с разумной яростью выходила отсюда на бой с ними, с яростью тем более возраставшей, чем больше земель охватывало преображение.

Всю ночь он гнал червя к югу, через его движения, передающиеся его ногам, улавливая, какой у червя есть запас энергии. Периодически он давал червю сворачивать к западу, куда того беспрестанно тянуло — либо, чтоб вернуться в невидимые границы собственной территории, либо всеми инстинктами чувствуя приближение бури. Черви закапываются в песок, чтобы спастись от секущих песчаных ветров, но этот червь не уйдет под поверхность, пока крючья Создателя держат одно из его колец открытым.