Запах ночного неба - Энни Вилкс

я очень хочу согласиться, но ты не понимаешь всей важности произносимых тобою слов. Присяга после окончания Приюта приносится не просто так. За ученичество нужно платить, — она выделила голосом слово «нужно». — Не стоит относиться к такой просьбе легкомысленно, особенно пока ты не принята в послушничество.

— Вы меня вылечили? Тогда я уже у вас в долгу, — ответила Алана и тут же спохватилась: в этом мире непонятных правил и такие слова могли оказаться легкомысленными. Вспомнилось замечание Сина о том, что она не знает магической силы слов и может наворотить дел, а затем почему-то странная клятва, которую принес на шипящем языке черный герцог.

— Тебя вылечил герцог Даор, он никому не позволил к тебе притронуться, — ответила Теа в тон ее мыслям. — И вряд ли ты сможешь задолжать ему больше. И хотя мне бы хотелось, чтобы белая герцогиня была обязана мне, — тут целительница уже куда мягче улыбнулась, — тебе стоит обратиться к нему.

— Почему тогда вы здесь?

— Герцог попросил меня дождаться твоего пробуждения, пока он сам отдает приказы об укреплении границы. Нам нужно выходить совсем скоро, пока солнце не в зените: Роберт связался с Приютом, нас очень торопят.

— Что в Приюте? — Сердце ухнуло вниз.

— Все лучше, чем было, — успокоила ее Теа. — Директор Син пришел в себя и руководит обороной, у них прибавилось людей. Нашли способ быстрее снимать ошейники, и Келлан сейчас лечит тех, кто прошел сквозь демонический алтарь. Тебе не стоит волноваться.

— Я успею послать письмо?

— Вряд ли.

— Вы могли меня разбудить, — проговорила Алана, ощущая смутный укол вины.

— Не было необходимости. Твои вещи и так уже собраны, тебе нужно только одеться. И поговорить с директором Робертом.

.

— Алана, — раздался из глубины комнаты его низкий голос.

Всего одно слово — и словно в груди заискрился аромат роз. И сотканный из воспоминания лик его, держащего над ней щит, наклоняющегося к ее губам, сейчас уже совсем не такой страшный, наложился на реальность. Герцог Даор шагнул в комнату, поражаясь ясности этого обрушившегося на него образа и той волне восторга, которой ее переживание отразилось в нем самом.

— Я пойду осмотрю остальных перед выходом, — поднялась Теа. Она кивнула Даору — и тот, к удивлению Аланы, тоже чуть склонил голову. — Алана здорова.

Алана вскочила вслед за ней, путаясь в одеяле. Даор невозмутимо наблюдал, как девочка отбрасывает от себя подушки, как загораются румянцем ее щеки. Наконец, она остановилась, тяжело дыша, избегая смотреть ему в глаза. Алана была необыкновенно красива: солнце золотило ее растрепанные волосы, босые ноги утопали в мягком ворсе ковра так, что почти не видно было аккуратных ступней с небольшими пальцами, грудь в волнении вздымалась, когда она в привычном своем жесте прижала к ней сжатые кулаки… Ресницы дрожали, и губы Алана плотно сомкнула, словно не желая ни о чем говорить.

Даору не хотелось даже подходить: любимую словно окружал сияющий ореол. Так ощущалась эр-лливи, теперь он знал это — и все же Алана осталась собой, и те чувства, что грели его не привыкшее к теплу сердце, были прежними, пусть и заострились до почти болезненного счастья. Восторг наполнял его силой.

Его окончательный выбор — связь, навеки скрепившая его с ней, пульсировала между ними, переливаясь, как иномирная драгоценность. Девочка пока не ощущала эр-лливи, и ее стоило подготовить прежде, чем рассказывать, и все же Алана была рада его видеть.

Дышалось легко. Все было правильно, естественно и чудесно.

И он чувствовал Алану! Ощущал биение ее сердца, ее смятение, ее предвкушение. Это было пьяняще, невероятно.

Так вот, значит, как. Еще вчера ему казалось, что не может быть ярче.

— Мне теперь очень неловко, — вдруг призналась девушка, и Даор чуть радостно не рассмеялся. — Давайте обсудим то, как мы убегали, пожалуйста, и просто… не знаю.

— Хорошо, давай обсудим, что хочешь, — согласился Даор, прислоняясь к косяку и продолжая любоваться. Все тело ныло желанием прижать девочку к себе, но в том, чтобы просто стоять и смотреть на нее, такую, тоже была своя волнующая прелесть.

Девочка теперь застыла у камина и смотрела в сверкающие багрянцем угли. Вот она отбросила свои пушистые волосы назад, коротко взглянула на него с каким-то смятением и глубоко вздохнула.

— Я все правильно поняла, правда, — сказала, наконец, Алана дрожащим, смущенным голосом. — Нет, я не права, не нужно это обсуждать. Я и так понимаю, там был своего рода раж, и я просто оказалась рядом, а пока вы вроде как оказываете мне знаки внимания, это заострило… — Она прочистила горло и замолчала.

Даор смотрел на ее подрагивающие губы, на руки, в которых она неосознанно крепко сжала подол верхнего платья, потянувшего за собой нижнюю юбку, открывая полоску голых лодыжек, и чувствовал, что внутри него разгорается пожар. Глупенькая, маленькая, такая смешная, такая желанная.

— Я правда все правильно поняла, — повторила Алана, не глядя на него.

Она не смогла произнести больше ни слова: его губы накрыли ее в страстном, глубоком поцелуе, а сильные руки обхватили ее за плечи. Алана замерла, а потом, словно не отдавая себе отчета, робко шевельнула губами в ответ. Герцог Даор подхватил ее за талию, легко — она была совсем невесомой! — и, не прекращая целовать, пронес через комнату и усадил на высокий подоконник.

Алана растворилась в поцелуе, жар бросился ей в лицо, руки ее робко скользнули по его камзолу, и она сжала жесткую ткань, будто не давая себе воли. Почувствовав, что девушке не хватает воздуха, Даор наконец отпустил ее губы и прижал свой лоб к ее лбу, глядя в неверяще распахнутые карие глаза с золотыми искорками. Она тяжело и рвано дышала, совсем как тогда, посреди боя, когда он укрыл ее щитом.

— Но… — начала она, и понимая, что девушка хочет сказать, Даор снова поцеловал ее, не менее жадно. И снова Алана потерялась в этом поцелуе, сминавшем все иные мысли и чувства, и остались только его горячие тонкие губы, крепкие руки, обхватившие ее стальными тисками. Ее пальцы будто против воли скользнули в его волосы, оказавшиеся тяжелыми и плотными, как жидкий металл. Когда герцог оторвался от нее, тепло улыбаясь, Алана спрятала руки на груди и оказалась укрыта его большим телом как коконом.

— Не повторяй глупостей, которые только что говорила,