Певерил Пик - Вальтер Скотт

Его разбудил Ланс, который, встав рано поутру, уже успел сделать много дел. Он сообщил Джулиану, что Бриджнорт с одним из слуг прислал из замка его лошадь, оружие и маленький дорожный сундучок. Этот же слуга доставил письмо, извещавшее несчастную Дебору Деббич о том, что она уволена, и запрещавшее ей впредь показываться в Моултрэсси-Холле. Чиновник палаты общин увез рано утром из замка Мартиндейл под усиленной охраной сэра Джефри в его собственном экипаже; леди Певерил было разрешено следовать за мужем. Мистер Победоносный, стряпчий из Честерфилда, добавил Ланс, вместе с другими судебными чиновниками от имени майора Бриджнорта занял замок Мартиндейл.

Сообщив эти печальные новости, Ланс помолчал, а потом, после минутного колебания, заявил, что он решил покинуть дом и ехать со своим молодым господином в Лондон. Джулиан сначала воспротивился этому предложению, уговаривая его остаться с теткой, чтобы при случае защитить её от новых хозяев замка.

— Найдет защитника получше меня, — ответил Ланс, — ибо у неё есть чем заплатить за покровительство. Что же касается меня самого, то я решил, покуда жив, не оставлять вас, мистер Джулиан.

Певерил сердечно поблагодарил его за такую преданность.

— Сказать правду, — добавил Ланс, — я не из одной преданности еду с вами, хотя привязан к вам не меньше других; отчасти тут дело в том, что я побаиваюсь, как бы меня не призвали к ответу за вчерашний пожар. Рудокопам-то всё сойдет с рук: от них ведь ничего другого и ожидать нельзя.

— Если ты боишься, — сказал Джулиан, — я напишу майору Бриджнорту; он обязан защитить тебя.

— Да нет, я ведь еду не из одного лишь страха, хотя и не из одной преданности, — уклончиво ответил лесничий. — Тут и страха и преданности хватает, но есть ещё причина, коли говорить правду. Мисс Дебора и тетушка Элзмир решили поселиться вместе и забыть про все свои ссоры. А из всех привидений на свете самое страшное — это давнишняя любовь до гроба, вновь принимающаяся за бедного малого вроде меня. Мисс Дебора, несмотря на своё горе из-за потери места, уже заводила разговор о разрубленном пополам шестипенсовике или о чем-то ещё в этом роде, как будто мужчина может столько лет помнить такие пустяки, даже если бы она сама тем временем не улетела за море, как вальдшнеп.

Джулиан едва удерживался от смеха.

— А я-то считал тебя настоящим мужчиной, Ланс, и не думал, что ты побоишься женщины, решившей насильно женить тебя на себе.

— Однако это случалось со многими честными людьми, — возразил Ланс, — а когда эта женщина живет в одном доме с тобой, сам черт ей помогает. К тому же здесь-то будут двое против одного, ибо тетка, хоть и говорит красиво, когда речь идет о господах, но уж своего не упустит, а мисс Дебора, видать, богата, как еврей-ростовщик.

— А тебя, я вижу, не прельщает женитьба ради пирогов и пудингов?

Нет, мистер Джулиан, — отвечал Ланс, — особенно если я не знаю, на каком тесте они замешены. Откуда, черт побери, мне знать, как эта шельма добыла свои денежки? Да и потом, уж коли болтать про памятки да про всякие там нежности, надо бы по-прежнему быть той ладной девчонкой, с которой я разломал шестипенсовик, — тогда бы и я с ней был прежним. Но мне ещё никогда не доводилось слышать о любви до гроба, которая продолжалась бы десять лет. А её любви, коли она вообще существует, вот-вот исполнится двадцать.

— Что ж, Ланс, — сказал Джулиан, — раз уж ты решился, поедем в Лондон. А там, если обстоятельства не позволят мне оставить тебя своим слугой и если дела моего отца не поправятся, я постараюсь найти тебе другое место.

— Да нет, — возразил Ланс, — я надеюсь вскоре возвратиться в мой милый Мартиндейл и по-прежнему объезжать леса. Ведь когда у них не будет общей мишени, то есть меня, тетка и мисс Дебора быстро натянут луки друг против друга… А вот и тетушка Элзмир несёт вам завтрак. Я только пойду дам кое-какие наставления касательно оленей моему помощнику Ралфу Забияке, а потом оседлаю моего пони и лошадь вашей милости — уж не сказать, что очень она хороша, — и всё будет готово к отъезду.

Джулиан был рад, что приобрёл такого сметливого, преданного и храброго товарища, каким показал себя Ланс накануне вечером. Он постарался поэтому уговорить тетку ненадолго расстаться с племянником. Старуха по безграничной привязанности своей к дому Певерилов легко согласилась на это и только горестно вздохнула при мысли о том, что рухнули её воздушные замки, построенные на туго набитом кошельке Деборы. «Впрочем, — думала тетушка Элзмир, — оно и к лучшему, что он сбежит от этой чересчур прыткой, длинноногой замарашки Сие Селлок». Для бедной же Деборы отъезд Ланса, на которого она смотрела, как мореплаватель на тихую гавань, где можно укрыться от непогоды, был вторым ударом после того, как её прогнали с весьма доходной службы у майора.

Джулиан навестил эту безутешную девицу, надеясь узнать от неё хоть что-нибудь о намерениях Бриджнорта насчет его дочери, о характере Гэнлесса и прочих подробностях, которые могли быть ей известны по её положению в семье, но Дебора пребывала в таком смятении, что не способна была ничего толком рассказать. Имени Гэнлесса она даже не помнила, при упоминании об Алисе с ней делалась истерика, а при имени майора она приходила в бешенство. Она только перечисляла многочисленные услуги, оказанные ею отцу и дочери; предсказывала, что у них и белье будет дурно постирано, и птица отощает, и припасов будет недоставать, и дом никогда не будет прибран, и что Алиса захворает и скоро умрет, и что все эти беды не стряслись ранее только потому, что она охраняла от них семейство своими попечениями, вниманием и неусыпной заботой. Потом снова заговаривала о бегстве Ланса, то плача, то принужденно смеясь, выражала своё полное презрение к этому бесчестному человеку, и Джулиан понял, что эта тема никак не послужит к её успокоению и что если он не пожелает отложить свой отъезд на срок более длительный, чем позволяет положение его дел, то, видимо, не дождется, пока Дебора будет в состоянии дать ему сколько-нибудь разумные и полезные сведения.

Ланс, который по доброте душевной обвинял только себя в нервических припадках мисс Деббич, или, иначе, в том, что «на неё находит», как принято было говорить в округе применительно к подобным приступам passio hysterica[45], решил её пожалеть и не показываться больше на глаза бедной жертве собственной чувствительности и его бессердечия. Поэтому он велел своему помощнику Ралфу шепнуть Джулиану, что оседланные лошади стоят у крыльца и всё готово к отъезду.

Джулиан не заставил себя дожидаться, и вскоре они, усевшись на лошадей, рысью направились в Лондон, свернув, впрочем, с главной дороги. Джулиан рассчитывал, что карета, в которой ехал его отец, будет двигаться медленно, а потому он успеет добраться до Лондона первым, чтобы посоветоваться с друзьями их семьи о том, какие меры следует принять для защиты сэра Джефри.