Пристрастие к смерти - Филлис Джеймс

— Больше трех фунтов мелкими монетами и шесть монет по фунту. Прежде мы никогда столько не собирали. И сборы от продажи служебников возросли после этих убийств.

Он пытался придать лицу серьезное выражение, но голос был счастливым, как у ребенка.

Дэлглиш двинулся вместе с ним вдоль нефа ко второму подсвечнику, привинченному к решетке царских врат. Мисс Уортон, закончившая раскладывать подушечки для коленопреклонения и выравнивать ряды стульев в приделе Богородицы, засеменила следом. Когда отец Барнс открыл второй ящик, она сказала:

— Не думаю, что там больше восьмидесяти пенсов. Я обычно давала Даррену десятипенсовик, чтобы он зажигал свечку, а больше этим ящиком никто не пользуется. Мальчик любил просовывать руки сквозь решетку и чиркать спичкой. Едва дотягивался. Странно, но я только сейчас вспомнила: в то ужасное утро он не успел зажечь свечку, вот она, видите, так и стоит незажженная.

Отец Барнс тем временем опустошал ящик.

— На сей раз только семь монет и пуговица — весьма необычная. Похоже, серебряная. Я поначалу подумал, что это какая-то иностранная монета, — сказал он.

Мисс Уортон склонила голову, чтобы получше рассмотреть.

— Должно быть, это Даррен. Как нехорошо с его стороны. Я теперь вспоминаю: когда мы шли по дорожке, он наклонился — я еще подумала, что он хочет сорвать цветок. Ах как нехорошо было с его стороны красть у церкви. Бедный ребенок! Вот, наверное, что отягощало его совесть. Я надеюсь его завтра увидеть и непременно поговорю с ним об этом. Может быть, стоит сейчас зажечь свечу и помолиться об успехе расследования, коммандер? У меня, кажется, есть десятипенсовик.

Она начала шарить в кармане, а Дэлглиш тихо сказал отцу Барнсу:

— Позвольте мне посмотреть на эту пуговицу, святой отец.

И вот оно наконец лежало у него на ладони — вещественное доказательство, которое он так долго искал. Он уже видел такие пуговицы раньше — на итальянском пиджаке Доминика Суэйна. Всего-навсего пуговица. Такая маленькая вещица, такая обыкновенная, но такая жизненно важная. И есть два человека, которые засвидетельствуют, где и как она была найдена. Он не отрываясь смотрел на пуговицу и испытывал не волнение или торжество, а чувство безграничной усталости и ощущение, что работа завершена.

— Когда последний раз опорожняли ящик, святой отец? — спросил он.

— В прошлый вторник, семнадцатого, если не ошибаюсь, после утренней мессы. Я должен был снова очистить его в этот вторник, но за всеми треволнениями забыл.

Значит, ящик опорожнили утром того дня, когда был убит Бероун.

— И тогда этой пуговицы в нем не было? Вы не могли ее не заметить?

— О нет, это исключено. Ее там не было.

А с момента обнаружения трупов до сегодняшнего дня все западное крыло церкви было опечатано. Теоретически, конечно, кто-нибудь из прихожан или случайный посетитель мог положить пуговицу в ящик. Но зачем? Наиболее подходящий — даже для такой шутки — ящик расположен перед статуей Богородицы. Зачем идти через весь неф? И никто не мог положить туда пуговицу по ошибке, вместо монеты. На подсвечнике нет ни одного свечного огарка. Однако все это пока лишь академические рассуждения, опроверг Дэлглиш собственные аргументы, вставая на место защиты. Существовал, безусловно, только один пиджак, от которого могла оторваться эта пуговица. Слишком уж невероятным совпадением было бы предполагать, будто кто-то связанный с церковью Святого Матфея, кроме Суэйна, мог обронить ее возле южного входа.

— Я положу ее в конверт из малой ризницы, — сказал Дэлглиш, — запечатаю и попрошу вас обоих расписаться поперек линии склейки. Теперь можно открывать ризницу, святой отец.

— Вы хотите сказать, что эта пуговица так важна? Это ключ к разгадке?

— О да, — ответил Дэлглиш. — Это и есть ключ.

— А как вы думаете, — заволновалась мисс Уортон, — хозяин пуговицы не явится сюда за ней?

— Не думаю, что он ее уже хватился. Но даже если хватился, никому не угрожает опасность, раз он знает, что пуговица в распоряжении полиции. Тем не менее я пришлю сюда человека, святой отец, который будет здесь дежурить, пока мы его не схватим.

Ни отец Барнс, ни мисс Уортон не спросили, кому принадлежит пуговица, а Дэлглиш не счел нужным им это объяснять. Он пошел к машине и позвонил оттуда Массингему.

— Наверное, лучше будет сейчас же съездить за мальчиком, — сказал тот.

— Да, немедленно. Это сейчас самое главное. Потом Суэйн. И нам понадобится пиджак. Проверь, что сказано в отчете из лаборатории. Когда мы видели Суэйна на Камден-Хилл-сквер, все пуговицы на пиджаке были на месте. Вероятно, эта — запасная. Эксперты должны были заметить, если там оставались нитки от оторванной пуговицы. И озаботься доказательствами, что пиджак был продан именно Суэйну. Узнай имя поставщика и портного, подгонявшего пиджак. Но все это, пожалуй, ждет до завтра.

— Все будет сделано, сэр.

— Еще нам понадобится дубликат пуговицы. Настоящую надо запечатать и задокументировать, но у меня нет прозрачного пакета. Ты ведь знаешь, о каком пиджаке идет речь? Но, боюсь, надеяться, что тебе удастся раздобыть такой же, было бы слишком.

— Вовсе не слишком. По-вашему, найти пиджак, который стоит три с лишним сотни фунтов стерлингов, так уж трудно? У моего кузена есть такой. Как вы считаете, — добавил он после паузы, — мисс Уортон и отцу Барнсу ничто не угрожает?

— Очевидно, Суэйн, повторяю, либо не хватился еще пуговицы, либо не знает, где ее потерял. Но на всякий случай сюда надо кого-нибудь прислать, пока мы его не поймали. Только первым делом, как можно скорее, поезжай за Дарреном. Я возвращаюсь в Ярд, потом мы с тобой поедем на Камден-Хилл-сквер.

— Слушаюсь, сэр. У нас много дел. Жаль, что Кейт выбыла из строя. У женщин — офицеров полиции вечно не вовремя случаются домашние неприятности.

— Не так уж часто, Джон, — холодно осадил его Дэлглиш, — тем более у офицеров. Встречаемся через двадцать минут.

4

С тех пор как убили отца, Сара лишь второй раз шла на Камден-Хилл-сквер, 62. Первый был утром, после того как все стало известно. Тогда за оградой толпилась небольшая кучка фоторепортеров, и Сара инстинктивно отвернулась, когда кто-то назвал ее имя. На следующий день она увидела в какой-то газете собственную фотографию: девушка, стремительно взбегающая по ступенькам, словно провинившаяся служанка, которая старается незаметно проскользнуть через неположенную дверь. Наверху заголовок: «Среди тех, кто посетил сегодня Камден-Хилл-сквер, замечена мисс Сара Бероун». Теперь площадь была совершенно пуста. Огромные вязы застыли в обреченно-вялом ожидании зимы, медленно и лениво покачивая сучьями в промозглом, насыщенном влагой воздухе. Хотя ливень закончился, вечер был темным как ночь, лишь из окон окружающих домов лился бледный свет. Там, за окнами, люди живут своей, недоступной другим, быть может, иногда даже исполненной отчаяния жизнью, подумала Сара. И тем не менее этот свет почему-то внушал надежду и нес с собой необъяснимое ощущение безопасности.

Ключа у нее не было. Когда она уходила, отец — с официальным (или так ей тогда показалось?) видом викторианского родителя, неохотно терпящего ее под своей крышей, но понимающего, что как незамужняя дочь она имеет право на его покровительство и комнату в его доме, — предложил ей оставить ключ у себя, но она отказалась. Сейчас, глядя на знаменитый фасад с элегантными фигурными окнами, она поняла, что этот дом никогда не был и никогда не будет ее домом. Интересно, действительно ли он так много значил для отца? Ей всегда казалось, что он жил в нем, однако считал своим не больше, чем она сама. Однако не завидовал ли он в детстве старшему брату, владевшему этими мертвыми, но престижными камнями? Не жаждал ли он заполучить этот дом так же, как вожделел жену своего брата? О чем он думал тогда, когда, сидя в машине рядом с матерью Сары, вдавил педаль газа на том опасном повороте? И что было в его прошлом такого, с чем в конце концов он оказался лицом к лицу в убогой ризнице церкви Святого Матфея?

Ожидая, пока Мэтти откроет дверь, Сара размышляла, как с ней поздороваться. Казалось естественным сказать: «Как поживаешь, Мэтти?» Но вопрос был бессмыслен. Когда это ей было интересно, как живет Мэтти? И какого другого ответа, кроме такой же бессмысленной формулы вежливости, можно от нее ожидать? Дверь открылась. Уставившись на Сару каким-то не свойственным ей взглядом, Мэтти произнесла свое тихое: «Добрый вечер». Что-то в ней изменилось, но не изменилось ли что-то и во всех них после того ужасного утра? Этот убегающий взгляд Сара видела однажды у только что родившей подруги: блестящий, возбужденный, высокомерный, но одновременно какой-то жалкий, словно вся сила ушла из человека.

— Как поживаешь, Мэтти? — спросила Сара.