Девушка, которая играла с огнем - Стиг Ларссон

– Пару тысяч за все про все.

– На одном из снимков Инесс сфотографирована здесь, в твоей квартире.

– Харри ее привозил.

Он снова засопел.

– Значит, за пару тысяч ты получал девушку, с которой мог делать все, что тебе вздумается. Сколько раз ты ее насиловал?

– Не помню... Несколько раз.

– О'кей. Кто глава этой банды?

– Они убьют меня, если я проболтаюсь.

– Это меня не касается. В данный момент я твоя главная проблема, а не братья Ранта.

Она подняла электрошокер.

– Атхо. Он старший. Харри выполнял все, что нужно.

– Кто еще есть в банде?

– Я знаю только Атхо и Харри. У Харри есть девушка, она тоже участвует. И еще парень, которого зовут... не знаю я. Какой-то там Пелле. Он швед. Я не знаю, кто он такой. Он боец и выполняет всякие поручения.

– Девушка Атхо?

– Сильвия. Она проститутка.

Некоторое время Лисбет молча думала. Наконец она снова посмотрела на него.

– Кто такой Зала?

Пер-Оке Сандстрём побледнел. Тот же вопрос, с которым приставал Даг Свенссон. Он молчал долго, пока не заметил, что сумасшедшая девица начинает терять терпение.

– Я не знаю, – сказал он. – Не знаю, кто он такой.

Лисбет Саландер помрачнела.

– До сих пор ты вел себя хорошо. Не упускай свой шанс! – сказала она.

– Я клянусь, это правда. Я не знаю, кто он такой. Тот журналист, которого ты застрелила...

Он замолк на полуслове, внезапно сообразив, что вряд ли стоило сейчас заговаривать об учиненной ею в Энскеде кровавой бане.

– Да?

– Он спрашивал то же самое. Я не знаю. Если б знал, то сказал бы. Клянусь, что это так. Его знает Атхо.

– Ты с ним разговаривал?

– Одну минутку по телефону. Я говорил с человеком, который сказал, что его зовут Зала. Вернее, это он говорил со мной.

– Почему?

Пер-Оке Сандстрём заморгал. Капли пота стекали ему на глаза, и он чувствовал, как на подбородок ползут из носа сопли.

– Я... Они хотели, чтобы я снова оказал им услугу.

– Что-то твоя история начинает топтаться на месте, – предостерегающе сказала Лисбет Саландер.

– Они хотели, чтобы я снова поехал в Таллинн и забрал оттуда заранее приготовленную машину. С амфетамином. Я не хотел.

– Почему ты не хотел?

– Это было уже слишком. Они же такие гангстеры. Я хотел выйти из игры. У меня же была работа, и я был занят.

– То есть ты хочешь сказать, что гангстером ты был только в свободное от работы время.

– Я вообще не такой человек, – сказал он жалобно.

– Ну конечно. – В ее голосе было столько презрения, что Пер-Оке Сандстрём опустил глаза. – Продолжай. Какое ко всему этому имел отношение Зала?

– Это был сущий кошмар!

Он умолк, и у него вдруг снова ручьем потекли слезы. Он стал кусать себе губы, пока из них не потекла кровь.

– Ты опять топчешься на месте, – холодно заметила Лисбет Саландер.

– Атхо несколько раз принимался меня уговаривать. Харри предостерегал меня, он сказал, что Атхо на меня уже сердится и теперь неизвестно, что он со мной сделает. В конце концов я согласился прийти на встречу с Атхо. Это было в августе прошлого года. Я поехал с Харри в Норсборг...

Губы Пера-Оке продолжали двигаться, но голос вдруг пропал. Лисбет Саландер взглянула на него с прищуром, и голос к нему вернулся.

– Атхо был как безумный. Он кошмарный человек. Ты даже не представляешь себе, до чего он жесток. Он сказал, что мне уже поздно выходить из игры и, если я не сделаю того, что он сказал, мне не быть живым. Он сказал, что мне хотят кое-что продемонстрировать.

– Да?

– Они заставили меня поехать с ними. Мы поехали в Сёдертелье. Атхо велел закрыть мне глаза шапкой. Он напялил мне на голову мешок. Я до смерти испугался.

– Итак, ты ехал с мешком на голове. Что было дальше?

– Машина остановилась. Я не знал, где мы находимся.

– Где они нахлобучили на тебя мешок?

– При въезде в Сёдертелье.

– И сколько времени вы еще ехали?

– Наверное... наверное, около тридцати минут. Они вывели меня из машины. Это было что-то вроде склада.

– И что было дальше?

– Харри и Атхо ввели меня в помещение. Там было светло. Первое, что я увидел, был какой-то бедняга, он лежал на цементном полу. Он был связан и жутко избит.

– Кто это был?

– Его звали Кеннет Густафссон. Но это я узнал уже позже. Они не говорили, как его зовут.

– Что произошло?

– Там был какой-то мужчина. Такого огромного я раньше никогда не видал. Он был просто гигант. Сплошные мускулы.

– Как он выглядел?

– Белокурый. По виду сам дьявол.

– Имя?

– Он не называл своего имени.

– О'кей. Белокурый гигант. Кто был там еще?

– Еще один мужчина. Потасканного вида. Блондин. С конским хвостом.

«Магге Лундин», – отметила Лисбет.

– Еще кто?

– Только я, Харри и Атхо.

– Продолжай!

– Белокурый... Тот, огромный, подвинул мне стул. Он не сказал при мне ни слова. Говорил Атхо. Он сказал, что парень на полу много болтал. И он хочет, чтобы я посмотрел, что бывает с болтунами.

Пер-Оке Сандстрём разразился неудержимыми рыданиями.

– Ты опять застрял, – снова повторила Лисбет.

– Белокурый поднял лежавшего на полу парня и усадил на другой стул напротив меня. Мы сидели в метре друг от друга. Я заглянул ему в глаза. Гигант встал у него за спиной и взял руками за шею... Он... он...

– Задушил его? – подсказала Лисбет Саландер.

– Да... Нет... Он его стиснул. По-моему, он сломал ему шею голыми руками. Я слышал, как хрустнули позвонки, и он умер у меня перед глазами.

Пер-Оке Сандстрём зашатался в петле. Слезы текли из его глаз неудержимым потоком. Он никогда никому об этом не рассказывал. Лисбет подождала минуту, пока он успокоится.

– А потом?

– Другой мужчина – тот, с конским хвостом – принес бензопилу и отпилил у него голову и кисти рук. Когда он закончил, великан подошел ко мне. Он обхватил руками мою шею. Я пытался отодрать его руки. Я тужился изо всех сил, но не мог сдвинуть его пальцы ни на один миллиметр. Но он меня не душил... Он только держал руки на моей шее. Долго держал. А Атхо время от времени брал в руки телефон и с кем-то разговаривал. Он говорил по-русски. Затем вдруг сказал, что со мной хочет говорить Зала, и поднес трубку к моему уху.

– Что сказал Зала?

– Он только сказал, что надеется, что я выполню то, о чем меня просит Атхо. Он спросил, хочу ли я по-прежнему выйти из игры. Я обещал ему, что поеду в Таллинн и заберу там машину с амфетамином. А что я мог поделать?

Лисбет молчала и только задумчиво смотрела на рассопливившегося журналиста, который стоял перед ней в петле. Казалось, она погрузилась в свои мысли.

– Опиши его голос.

– Не... не знаю... Обыкновенный голос.

– Низкий голос, высокий голос?

– Низкий. Будничный. Грубый.

– На каком языке вы разговаривали?

– На шведском.

– Акцент?

– Да, кажется, был немного. Но он хорошо говорил по-шведски. С Атхо они говорили по-русски.

– Ты знаешь русский?

– Немножко. Не говорю свободно. Совсем немножко.

– Что говорил ему Атхо?

– Он только сказал, что демонстрация состоялась. Больше ничего.

– Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

– Нет.

– Дагу Свенссону?

– Нет... Нет...

– Даг Свенссон был у тебя?

Сандстрём кивнул.

– Не слышу.

– Да.

– Почему?

– Он знал, что у меня... есть проститутки.

– Что он спросил?

– Он хотел знать...

– Ну!

– Про Залу. Он спрашивал про Залу. Это было его второе посещение.

– Второе?

– Он вышел со мной на связь за две недели до своей смерти. Тогда он пришел в первый раз и еще раз за два дня до того, как ты... как он...

– До того, как я его застрелила?

– Да, именно так.

– И тогда он спросил тебя про Залу.

– Да.

– Что ты ему рассказал?

– Ничего. Я не мог ничего рассказать. Я признался, что говорил с ним по телефону. Но и только. Я ничего не рассказывал ни про белокурого великана, ни про то, что они сделали с Густафссоном.

– О'кей. Повтори точно, о чем спрашивал тебя Даг Свенссон?

– Я... Он только хотел знать про Залу. Больше ничего.

– И ты ничего не рассказал?

– Ничего существенного. Я же ничего не знаю!

Лисбет Саландер немного помолчала. Он о чем-то умалчивает. Она задумчиво покусала губы. Ну конечно!

– Кому ты раньше рассказывал о посещении Дага Свенссона?

Лисбет выразительно повела из стороны в сторону электрошокером.

– Я позвонил Харри Ранте.

– Когда?

Он сделал глотательное движение.

– В тот же вечер, как Даг Свенссон впервые побывал у меня дома.

Она продолжала расспрашивать его еще полчаса, но скоро поняла, что он повторяется и не может добавить к сказанному ничего, кроме мелких подробностей. Наконец она встала и положила руку на протянутую веревку.