Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник) - Владимир Першанин

– Иди-иди, хватит прохлаждаться.

Андрей не любил старшину. За высокомерие, привычку покрикивать на бойцов, за объемистое брюхо, перепоясанное кожаным командирским ремнем. В другое время огрызнулся бы. Но события бесконечно долгого тяжелого дня, смерть напарника, боль в опухшей мышце бедра настолько утомили его, что Андрей молча поднялся и захромал к ротной землянке.

Винтовку, перебитую в ложе пополам, нес под мышкой. Как эти обломки на плечо повесишь?

– Сколько сегодня? – спросил Вереютин.

– Двоих. Наблюдателя и телефониста.

– Молодец, паря. На медаль уже заработал.

– Куда уж молодец, – буркнул кто-то из ближней ячейки. – Он медаль зарабатывает, а фрицы минами нас награждают. Одного всмятку размазало, а другого осколками посекло. Да еще Лариошку неизвестно где оставил.

В ротном блиндаже сидели несколько человек. Санитарка Зоя Кузнецова жарила картошку на небольшой чугунной печке. Командир роты, старший лейтенант Орлов, сидел на табуретке в накинутой на плечи овчиной безрукавке, подвинув ноги ближе к теплу.

– Что за дрова принес? – показал он пальцем на половинки винтовки.

– Перебило пулей.

– Ну и нечего всякий хлам тащить.

Юрий Семенович Орлов лицемерил. Любимец комбата, всегда подтянутый, молодцеватый, перетянутый портупеей, с кожаной кобурой, не давал спуску, если видел бойца без оружия.

– Да я закурить отошел, – оправдывался красноармеец, – а винтовка вон, в ячейке стоит. И штык примкнут.

– Фашист на тебя набежит, ты его окурком в глаз. Так, что ли, получается? – добродушно улыбался Орлов и, меняя тон, спрашивал сам себя: – Откуда такие недоумки берутся? До фрицев сотня шагов, а он на оружие наплевал. Цигарку в рот сунул и доволен. Сунь туда еще что-нибудь!

Старшина Якобчук сдержанно усмехался в густые светлые усы. Товарищ старший лейтенант если что скажет, то всегда в цель. И сейчас усмехнулся шутке насчет обломков винтовки. Хотя знал, приди Андрей вообще без оружия, нравоучения бы не избежать.

Не жалует ротный Ермакова. Может, слишком грамотным считает. Не желает тот перед Орловым прогибаться. В ответ на подковырку может и огрызнуться, чего мало кто себе позволяет. Юрий Семенович Орлов себя крепко уважает и никаких прекословий не терпит.

– Ну что, Андрюха, поздравить можно? – спросил командир первого взвода Василий Палеха. – Наблюдателя прихлопнул и телефониста за компанию.

Первое слово обычно принадлежало Орлову. Но Палеха, давно переросший свое лейтенантское звание, воевал еще в двадцатом году в Крыму. По слухам, дослужился до командира батальона, но во время очередной партийной чистки был из армии уволен и вновь призван с началом войны.

Орлов поморщился, но стерпел. Палеха, хоть и спокойный по характеру, даже несколько медлительный, но свяжись с ним, тот за ответом в карман тоже не полезет. Подковырнет так, что даже дура Зойка захихикает.

– Молодец, что наблюдателя снял, – одобрил действия снайпера Орлов. – Опытный был, сволочь, но попался-таки на мушку.

– Вы и телефониста не забудьте записать, товарищ старший лейтенант, – напомнил Ермаков. – Вроде пустяк, а одним фашистом меньше.

Может, и не стал бы напоминать, но по счету уничтоженных врагов телефонист числился десятым. А за десять убитых фрицев полагается медаль. Да бог с ней, с медалью, хотя и приятно. Дело в другом. Орлов с его командирскими замашками записывал Ермакову далеко не всех уничтоженных немцев, зато в донесениях в штаб батальона включать их не забывал.

Любому начальнику хочется показать, что его люди воюют, а не отсиживаются в окопах. Кроме того, в условиях городских боев, в лабиринте развалин, снайперские выстрелы уже начали приносить ощутимые потери врагу.

Красная Армия уступала немцам в авиации, на прибрежной полосе не было танков, а из артиллерии имелось лишь небольшое количество легких пушек. Зато имелось в достатке решительных и метких бойцов, которые каждый день выходили на «охоту». Возмущенные выстрелами из укрытий, подземных труб, немцы называли такую войну «нечестной».

Быстро забыли 23 августа, когда бомбили город, не выбирая военных объектов, и за день погибли 40 тысяч мирных жителей. Теперь, завязнув среди руин домов, разрушенных заводов, они несли потери от выстрелов обычных трехлинеек и остерегались лишний раз высовываться.

Винтовок с оптикой было мало. Слово «снайпер» в первые октябрьские дни еще не означало стрелка со специальным оружием, но снайперская охота невиданно быстро получила распространение именно в Сталинграде.

Командиры полков и дивизий всячески поддерживали метких стрелков. Именно они среди пехотинцев получали в тот период первые медали и ордена за уничтоженных фашистов. И счет этот быстро рос. Конечно, командир роты Орлов включит убитого телефониста в сводку, но подразнить людей он любил и перевел разговор с Ермаковым на другую тему.

– Что же ты раненого товарища не вынес? – с отеческим укором покачал головой Орлов. – Разведчики вон даже погибших своих выносят с риском для жизни. Вот это бойцы!

Это было сказано явно в пику Ермакову, которого орденоносец Орлов к отважным бойцам не причислял. Жизнь разведчиков ротный не знал. У них тоже возникали ситуации, когда едва уносили собственные ноги и лишь потом начинали считать оставшихся.

– В товарища, как минимум, четыре пули угодили, – угрюмо отозвался Ермаков, по-прежнему стоя навытяжку перед командиром роты.

Высокого роста, метр восемьдесят с лишним, Андрей упирался головой в низкий закопченный потолок блиндажа и невольно сутулился.

– Да посади ты его, – не выдержал Палеха. – Парень целый день в засаде провел, едва живым выбрался, а ты его по стойке «смирно» держишь.

– Садись, – разрешил Орлов, но от темы не уклонялся.: – Ты, что, Ермаков, врач-хирург, что в темноте мертвого от живого с ходу отличаешь? Легче, конечно, было обломки винтовки унести, чем раненого товарища на горбу под пулями тащить.

– Слушай, Юрий Семенович, ну, хватит, – поморщился Палеха.

При этих словах старшина Якобчук покачал головой и неопределенно хмыкнул, осуждая взводного Палеху, который лезет спорить с ротным. Командир второго взвода, «шестимесячный» младший лейтенант Шабанов права голоса не имел, но к Орлову не подлипался.

Подал голос парторг роты, старший сержант Юткин.

– Бросить раненого товарища – ЧП, и Андрей бы никогда такого не сделал. Боец он достойный, бьет фрицев по-гвардейски.

Получалось, что большинство из ротной верхушки поддержали рядового Ермакова, хоть и не спорили с Орловым. Итог разборкам подвела Зоя Кузнецова:

– Картошка готова, уже зажаривается. Бросить еще банку тушенки? Чего там одна жестянка на пятерых!

– Иди, Ермаков, – четко выговаривая слова, сказал ротный, а на санитарку почти закричал: – Одной банки хватит. Поняла или нет? Поняла?

– Да пошли вы все, – тихо пробурчала Зоя.

Ермаков вышел. Следом поднялся Палеха:

– Я тоже пойду, командир. Позиция у меня на отшибе, что там произойти может, один черт знает.

От стеснения хотел уйти молодняк Шабанов, но Орлов значительно произнес:

– Мы – один коллектив, одна рота. И ужинать вместе будем. А кому необходимо, пусть идет по своим делам.

Последние слова относились, конечно, к Палехе, которого едва не назначили ротным, но в последний момент вспомнили старые грехи и оставили командовать взводом.

Тушенка растворилась крошечными волокнами в большой закопченной сковороде. Старшина Трофим Исаевич Якобчук сразу смекнул ситуацию, достал из загашника бутылку разбавленного спирта и кусок сала-шпика в замасленной газете. Зоя, неприязненно относившаяся к старшине, бросила на самодельный стол два небольших кусочка масла и печенье – командирский паек.

– Ты чем недовольна, Зойка? – попытался обнять ее Орлов.

– Всем довольна. Особенно, когда ты воду в ступе толочь начинаешь. Парень целый день в засаде мерз, двоих фрицев прибил, а ты тут умничаешь, начальника из себя строишь.

– Че-его? – вскинулся было ротный, но Зоя сразу осадила его:

– Ничего. Ночью объясню. Наливайте, что ли.

Женщин на правом берегу было совсем немного. Да и те находились при штабах. Ротная санитарка – большая редкость. Кому охота каждый день под обстрелом находиться? Зоя без труда перевелась бы в полковую санчасть, но Орлов ей был небезразличен. Хотя за последние дни она находила в нем все новые неприятные черты: высокомерие, эту дурацкую самовлюбленность. Молодой, а уже командует ротой, недавно орденом наградили, в звании повысили. Вот и не опомнится никак от успехов.

После третьей стопки Орлов благодушно заметил, обращаясь к парторгу:

– Ты, Петр Данилыч, приготовь завтра представление на Ермакова. Хоть боец так себе, – ротный неопределенно повертел пальцами, – но хоть какие-то результаты дает.

– Что-то дает, – согласился Юткин. – На «Отвагу» представление подготовить?

– С него достаточно «Боевых заслуг». А то загордится.