Колибри - Лавирль Спенсер

Было время признать правду.

– Да, изменилась, – сказала Абигейл устало.

– Как? – расхрабрился он.

Усталость покинула Абигейл, и она, вскочив на ноги, раздраженно бросила:

– Мне больше не нравятся сонеты. Клубок покатился по полу, но Абигейл не обратила на это внимания и, скрестив руки на груди, предоставила Дэвиду возможность созерцать свои напряженные лопатки.

Он сидел, уставившись на них, и был совсем сбит с толку. В следующий момент Абигейл вошла в гостиную и захлопнула за собой дверь. Дэвид на некоторое время остался на качелях, гадая, чего ей от него нужно, и при чем здесь сонеты. Наконец он вздохнул, поднялся и захромал к двери. Он открыл ее тихо и, войдя, обнаружил мисс Абигейл стоящей перед громоздкой, похожей на трон стойкой для зонтиков, уставившись на свое отражение в зеркале. Он заметил, что она делает любопытную вещь. Она подняла руку и прижала пальцы внешней стороной к коже под подбородком, изучая свои движения в стекле.

– Что ты делаешь? – спросил он.

Она ответила не сразу и продолжала нажимать на подбородок. В конце концов она устало опустила руку, повернулась и ответила печально:

– Загадываю желание, чтобы ты меня опять поцеловал.

Губы Дэвида приоткрылись, Абигейл читала его мысли, как будто они ясно отражались на его лице: он так долго беспокоился, что слишком поторопился, поцеловав ее в магазине. Робость отпустила его, но он был немного шокирован тем, о чем она попросила его. Но в конце концов он подошел к ней, и мисс Абигейл прочитала на его лице одно – страх перед тем, что она его по– настоящему, по-настоящему хочет.

На этот раз между ними не было доски, но когда он целовал ее, он делал это по-прежнему бесстрастно и неуверенно. Это было как раньше, только еще хуже, потому что теперь, не имея никаких препятствий, он мог бы притянуть ее к себе, но не сделал этого. Вместо этого он держал ее в жалком подобии объятий и боялся поверить, что его губы, наконец, коснулись ее губ с ее полного согласия.

Абигейл внезапно захотелось выяснить все о Дэвиде Мелчере и о себе. Она подняла руки, обвила его плечи и, приподнявшись на цыпочки, впилась в его губы с притворной страстью. Она прижала свою грудь к его облаченной в жилет груди, но вместо того, чтобы воспользоваться ее приглашением, он почувствовал, как у него сперло дыхание, и отстранился от нее, боясь, как бы их объятия не оказались слишком смелыми.

– Абигейл, я мечтал об этом так давно, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я мечтал о тебе и доме, о магазине и обо всем, и сейчас просто не верю, что ты испытываешь ко мне то же чувство, что и я к тебе.

– Что ты чувствуешь, Дэвид? – спросила она, пытаясь разговорить его.

Он ее полностью отпустил, с соблюдением приличий отступил и взял ее за одну руку.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня и жила со мной здесь, в этом доме, и работала в магазине рядом со мной.

У мисс Абигейл появилось неприятное чувство, что он желает все три пункта в равной степени. И еще более неприятное чувство от того, что и она тоже.

– Я люблю тебя, – сказал Дэвид и добавил: – Думаю, я должен был первым это сказать.

Что она могла на это ответить? Да, ты должен был? Скажи мне еще раз, поцелуй меня, прижми к себе и дотронься до моего тела здесь, и здесь, и здесь, чтобы пробудить любовь и во мне? Коснись моей кожи, моих волос, моего сердца и заставь его стучать сильнее. Коснись моей груди, заставь мою кровь бурлить, дотронься до меня под юбкой и покажи мне, что ты так же хорош в этом как и другой мужчина, бывший до тебя?

Но ничего не случилось. Дэвид не поцеловал ее со страстью, не притянул к себе, не дотронулся до ее волос и сердца, и грудей, и всех других частей тела, как делал Джесси. Вместо этого он отступил и дружески обнял за плечи. Он контролировал позывы своего тела волей, которую мисс Абигейл внезапно возненавидела. Он ждал ее ответа. Она приблизилась к нему и поцеловала, готовая расслабить свои губы и приоткрыть их, если бы он решился на это. Но его мягкие губы, подчиняясь благоразумию, оставались сжатыми.

Но она вовсе не хотела благоразумия, она хотела, чтобы ее низвергли – нет, вознесли – в состояние экстаза, которое, как она знала, могло струиться по ее телу, когда им владели умелые руки. Но в объятьях Дэвида она подумала, он– не Джесси. Он никогда не будет таким, как Джесси.

Но имеет ли это значение? Вот человек, предложивший ей руку и сердце. Нельзя отклонять предложение о замужестве только из– за того, что мужчина не так целуется. Изысканность манер должна ей льстить, а не оскорблять. Но Джесси каким-то образом изменил ее представление о ценностях.

– У тебя достаточно времени, чтобы решить, – говорил Дэвид, – тебе не обязательно отвечать мне сегодня. В конце концов, я понимаю, что это немного неожиданно.

Абигейл поборола ужасное желание захохотать во все горло. Она знала его три месяца, и пуговицы на ее блузке ни разу не прикасались к его жилетке, а он думал, что его целомудренный поцелуй и предложение неожиданны.

Что бы он подумал, если бы узнал, что за три недели она коснулась каждой части тела Джесси Дюфрейна и умоляла его лишить ее девственности?

– Ты уверен, что хочешь жениться на мне? – спросила Абигейл, понимая, что ей надо задать такой вопрос.

– Я был в этом уверен с того самого дня, когда ты выкинула меня за то, что я обвинил... – он остановился, не желая произносить имя Дюфрейна и не подозревая, что тот все равно постоянно в этом участвует. – Ты можешь простить меня за то, в чем я тебя обвинил? В то утро я ревновал и вел себя по– дурацки. Я знаю, что ты женщина совсем не такого рода. Ты чистая, замечательная, хорошая... и именно поэтому я и люблю тебя.

Это был самый удобный момент, чтобы одуматься. Теперь слова Дэвида можно было опровергнуть. Но Абигейл не стала их опровергать. Она хранила молчание, но это уже само по себе было ложью.

Дэвид легонько обнял ее за плечи на прощанье.

– Кроме того, – сказал он с напускной веселостью, – чем будет мой магазин без тебя?

И снова Абигейл удивилась, не хочет ли он жениться только потому, что ценит за помощь в магазине, и потому, что будет жить в ее доме, а не чтобы видеть ее своей женой.

– Дэвид, я очень горжусь твоим предложе– ием. Мне надо подумать, хотя бы одну ночь.

Он понимающе кивнул, потом притянул ее к себе за плечи и перед уходом поцеловал в лоб. Дэвид оставил ее стоять рядом со стойкой для зонтиков. Абигейл несколько секунд смотрела куда-то невидящим безутешным взглядом. Наконец она повернула голову и увидела собственное отражение. Да, признала она, какой старой я стала. Абигейл глубоко вздохнула, потерла поясницу и вышла на веранду, чтобы подобрать смотанный тряпичный клубок. По дороге обратно в спальню она бесцельно теребила его. Она встала рядом с сиденьем под окном, продолжая мотать клубок, и вспоминала Джесси, сидящего здесь в тот день, после ухода Джима Хадсона. Абигейл бросила клубок в корзину для вязания на полу и вспомнила, как Джесси вынул оттуда моток пряжи, чтобы перевязать мочевой пузырь, и как потом издевался над ней. Она представила его смуглые руки с длинными пальцами, умеющие так нежно прикасаться, сжимавшие и разжимавшие пузырь, сжимавшие и разжимавшие ее грудь. Она подумала о Дэвиде, который боялся притянуть ее к себе и поцеловать перед своим предложением.