Обитель любви - Жаклин Брискин

— Это так.

Он вонзил ногти в левую ногу, радуясь боли.

— Послушай, сестричка! Я не желаю знакомиться с твоими распрекрасными родителями! Не желаю, чтобы ты им обо мне рассказывала! И заруби себе это на носу!

— Но почему? Как же я могу скрывать от них, что мы знакомы?

— Очень просто. Просто держи свой роток на замочке!

— Они понравятся тебе, Кингдон.

— Ты это серьезно? Ты всерьез полагаешь, что мне понравится твой отец? — Сигарета потухла, и он попытался вновь раскурить ее, сильно и глубоко затянувшись. — Сыну Три-Вэ понравится твой отец? Слушай, тебе известно, чем занимался мой папаша? Он начал рыть нефть прямо посреди Лос-Анджелеса. Голыми руками! Весь инструмент — кирка, лопата и два ведра. Он пролил море пота! К тому же он вовсе не толстокожий, и когда люди приходили на его участок, чтобы всласть погоготать над ним, он не мог остаться к этому равнодушным. Тебе, наверно, нетрудно представить, как он был рад этим зевакам! И в самом деле, чего ж не посмеяться до упаду, коли мужик вздумал откопать нефть голыми руками?! А когда фонтан забил, на горизонте появился твой отец. Они стали компаньонами и назвали свою компанию — то самое дело, на котором мой старик чуть костьми не лег, — «Паловерде ойл». Узнаешь? Кстати, обо всем этом я услышал не от своего папаши, а случайно прочитал в старых газетах. Твой отец, сестрица, без особого труда сделал свои миллионы долларов. Он просто-напросто украл их у своего брата!

— Мой отец в жизни не занимался воровством!

— Ой ли? Ну хорошо, вот тебе еще анекдот! В придачу к «Паловерде ойл». Я полагаю, ты знаешь, что многие паровозы используют мазут в качестве топлива? Твой великий родитель утверждает, что эта идея принадлежит ему. Но если честно, такие локомотивы — детище моего папаши. Именно он изготовил первые чертежи. А патент достался, естественно, твоему отцу!

Тесса шумно, прерывисто дышала. Кингдон подумал, что она вот-вот расплачется, как в прошлый раз, когда он был с ней груб. Но у нее только потемнели глаза, став из голубых почти черными. Она твердо посмотрела на него и сказала:

— Я не знала, что идея принадлежала твоему отцу, но о том, как она воплотилась в жизнь, знаю все. Первые чертежи оказались несовершенными. Их переделывали, улучшали снова и снова. Наконец, заработало. Но локомотив проехал только несколько миль, а вернулся с углем в топке. После этого испытания возобновились. Мой отец ухлопал на это дело все свои деньги до последнего пенса да еще и в долги залез. Он сам работал в мастерской, но по-прежнему что-то не ладилось. Теперь он частенько смеется над этим.

— Еще бы ему не смеяться! — воскликнул Кингдон. — Ухитрился заработать целое состояние на никуда не годных чертежах!

— Мой отец все отдает, он не стяжатель, — ровным голосом произнесла она. — Ему было всего пятнадцать, когда он уже содержал всю свою семью. Родственники и друзья, нуждающиеся в помощи, идут к нему. К нему! И дело не только в том, что он дает им деньги. Это было бы слишком просто. Если кому-то нужна помощь, он отдает все, что может. Он помогает и совсем незнакомым людям. Например, детям и внукам тех индейцев, которые когда-то жили в Паловерде. Когда умирал дедушка Хендрик, папа заботился о нем. Дедушка боялся смерти, его нервы были расстроены. Папа просиживал у его постели ночи напролет. На похоронах он плакал. А никого из вашей семьи там не было. Когда я болела дифтерией, он спас мне жизнь. — Она коснулась своей шеи, и Кингдон увидел маленький, еле различимый шрам, на который прежде не обращал внимания. — С чего бы это ему понадобилось обкрадывать родного брата, то есть поступать вопреки своей натуре, изменять себе?

— Откуда я знаю?! Значит, газеты наврали. Наверно, в них имелось в виду, что твой отец — Христос, вновь явившийся на землю, а я просто неверно понял. Я ничего не знаю, Тесса, не знаю, с чего это тебе вдруг вздумалось тащить к себе в дом своего бедного двоюродного брата-инвалида.

Она отшатнулась, коснувшись спиной дверцы машины, словно получила пощечину.

— Кингдон, прошу тебя...

Его врожденная ненависть к дяде все еще клокотала.

— О чем ты меня просишь? — отозвался он. — Ты унаследовала от своего отца его невероятную святость? Или тебе просто доставляет удовольствие раздавать милостыню? Или, может быть, приглашая к себе на обед, ты хочешь вытянуть из меня согласие поджарить себе задницу, выполняя тот идиотский воздушный трюк, чтобы у тебя приняли сценарий? Не в этом ли причина того, что ты якшаешься с нищими калеками?

У нее побелели губы.

— Ты должен знать, что я чувствую, — тихо проговорила она. — Пожалуйста... не говори больше ничего.

— Будь покойна! Больше нам не представится возможности поговорить. — Он распахнул дверцу машины. — Я сам виноват! Мне следовало убраться подальше в ту самую минуту, когда я узнал, кто ты!

Он захромал вверх по тропинке. Потом обернулся.

— И тебе следовало поступить точно так же. Я был бы тебе за это очень благодарен!

Он повозился с замком дома миссис Коди, открыл дверь и с грохотом захлопнул ее за собой.

Глава шестнадцатая

На следующее утро, в шесть часов, Кингдон ехал в трамвае, намеренно положив больную ногу так, чтобы она ныла. В такую рань на остановках народу было мало. Он проехал Шерман, Беверли-Хиллс, где к северу над полями бобов парил экзотический розовый отель «Беверли-Хиллс», миновал Соутел, Санта-Монику, Венецию. В половине седьмого он уже шагал по летному полю. От росы намокли и потемнели его фланелевые брюки.

Два аэроплана стояли перед ангаром с островерхой, как у сарая, крышей. Один был старый — собранный лет восемь назад — и походил на трехколесный велосипед. Второй аэроплан — «Дженни», судя по всему, находился в прекрасном состоянии. Внимательно осмотрев «Дженни», Кингдон довольно ухмыльнулся, но выражение его лица было саркастическим и застывшим.

Из ангара вышел высокий мужчина, на ходу подтягивая лямки рабочего комбинезона. Кингдон узнал его.

— Текс Эрджил! — крикнул он.

Мужчина поднял на Кингдона глаза, тоже признал его и расплылся в улыбке.

— Кингдон Ван Влит! Черт возьми, каким ветром тебя занесло сюда, в Калифорнию? Я слышал, что ты во Франции. Дослужился до капитана в «Лафайет»?

— Дослужился, — ответил Кингдон.

Текс больше не задавал вопросов. Оба были летчики и принадлежали к особому братству, имеющему свои представления об отваге и трусости. Но Текс заметил, что Кингдон хромает. Ему бросилась в глаза и напряженная походка Ван Влита.

— Что она тут делает? — поинтересовался Кингдон, кивнув на «Дженни». — Говорят, армия реквизировала все, что может подняться в воздух.