Это всё ты - Елена Тодорова

– Боже мой… Я-я-ян… Ян! Нам нужно догнать его! Он ведь не в себе… Вдруг что-то случится! Быстрее, Ян!

Мы, конечно, идем искать. Но, видимо, теряем время, пока одеваемся. Оббегаем район, Свята нигде не видно.

– Куда он мог пойти в таком состоянии? – истерит в тревоге Юния. – Может, на пляж?

– Едем на пляж.

Не обнаружив Усманова на нашем привычном месте, стараюсь не поддаваться панике.

– Зай, давай, отвезу тебя домой и продолжу сам искать, – говорю Ю как можно спокойнее. – Поверь, будет лучше нам сейчас наедине поговорить.

– Ты что? Я же дома свихнусь!

– Ю… – выдыхаю я, не зная, какие слова подобрать. Беру ее за руку, прижимаю дрожащие пальцы к губам, согреваю дыханием. – Серьезно, зай, – проговариваю мягко. – Хреново ему, понимаешь? Тебя видеть… Поражено не только его сердце, но и его гордость. Если ты со мной придешь, это растопчет его полностью. Не обижайся только. Это мужские загоны. Ему нужно переболеть.

– Хорошо… – шепчет Ю. – Только ты держи меня в курсе, пожалуйста. Как только найдешь Свята, напиши. Хоть плюсик отправь, Ян!

– Конечно, зай.

Мы не говорим о том, что я вскрыл в обход ее решения. Не обсуждаем то, какими могут быть последствия. Не произносим ни слова до самого дома. На это, блядь, просто нет ресурса. Все силы уходят на то, чтобы накручивать себя ментально. Озвучивать что-нибудь из того, что формирует мозг, страшно.

– Пока, Ян, – выдыхает Ю, когда высаживаю ее у подъезда.

Мне хочется ее поцеловать, но я понимаю, что сейчас это было бы кощунством.

– До встречи, зай.

53

Я ведь первый в нее влюбился!

© Святослав Усманов

«Юния больше не твоя… Теперь она моя девочка…»

Раздробленные бешеным пульсом слова больше часа гремят под стиснутым стальными кольцами черепом, но их смысл моя растерзанная нервная система принимать отказывается.

Происходит что-то странное, пугающе аномальное и адски мучительное.

Мгновение я понимаю, что потерял Юнию. Последствия этого осознания в виде сигналов боли разлетаются электрическими импульсами по всему организму. Активация ноцицепторов[15]. Освобождение определенных гормонов и веществ, которые заставляют мои кровеносные сосуды расшириться, а сердце – зайтись диким ходом. Боль очагами по всему телу. Настолько сильная, что буквально через секунду я со слезами, мычанием и стонами умалишенного ухожу в глухую оборону, отказываясь принимать суть случившегося.

Пропетляв в одуряющей лихорадке пару кварталов, останавливаюсь, когда чувствую тошноту. Тяжело дыша, упираюсь руками в кирпичную стену здания и наклоняюсь. Вязкая слюна, которой я позволяю вытечь изо рта, напоминает кровь. Нетрудно понять, откуда взялась – в борьбе со своим буйством незаметно искусал губы и щеки, даже язык. Кровь для меня мощный триггер. Я ненавижу один ее запах. А уж вкус… Меня рвет. Рвет бурно и бесконечно. С горечью не то что нутро выплевываю. Кажется, что тело душа покидает.

Но, увы, даже после этого опустошение и равнодушие ко всему, сука, миру являются непродолжительными. Физически ослабеваю, однако не настолько, чтобы отключиться. Отяжелевший от пота шерстяной свитер липнет к торсу и пробивается колючими ворсинками сквозь восприимчивую ко всем, блядь, раздражителям кожу. Обтерев снегом лицо, двигаю дальше. Дрожу и шатаюсь, но иду, потому как сохранять неподвижность невыносимо.

«Юния больше не твоя… Теперь она моя девочка…»

Нет, нет, нет… Я не могу это принять. Не могу!!!

– Молодой человек… Вам плохо? – притормаживает рядом со мной незнакомый мужчина. Один небезразличный из всей, мать вашу, гребаной толпы. Но меня это не то чтобы не трогает… Проходит по касательной. – Куда же вы? Могу я чем-то помочь? Замерзнете ведь без верхней одежды…

– Да похуй… – бормочу, едва ворочая языком.

И двигаю дальше. На звук прибывающих и отходящих поездов. Ума не приложу, почему он сейчас так манит. Никогда этот вид транспорта не уважал. Предпочитал самолеты. Ноги сами несут.

Полагая, что в центральном корпусе могу привлечь ненужное внимание, огибаю здание стороной. Перепрыгиваю металлическую калитку и направляюсь прямиком к железнодорожным путям.

Я влюбился в Юнию, едва увидел ее.

Тянулся день повышенного нервного напряжения – первый день школы. Мы с Нечаем, которого я знал, потому что в те годы наши родители не только дружили, но и вели общий бизнес, стояли во втором ряду общей массы зевающих семилеток, когда кто-то протолкнул мимо нас на передний фон мелкую девчонку с огромными белыми бантами, пушистыми кисточками хвостов и бездонными, блестящими от слез голубыми глазами.

Помню, как она обернулась, и меня будто молнией шарахнуло. Безотчетно сглотнув, я уже не мог оторвать от нее взгляда, хоть и потерял в этот же миг дыхание.

– Отнесешь дедушке букет, как только он закончит говорить, – прошептала ей мама.

– Я пойду одна? – залепетала Юния, заставив меня влюбиться и в свой голос.

– Конечно, одна. Ты уже большая девочка. Я с тобой не могу пойти. Ну, – засмеялась Валерия Ивановна, – выше нос, Ангел.

Девочка промолчала и даже кивнула, но на ее лице отчетливо читался страх.

– Ангел, – хмыкнул рядом со мной Ян. – Во, блин, дела! А похожа на дурацкий одуванчик. Подуй только, разлетится.

Юния зарделась и, опустив взгляд, принялась отчаянно кусать губы. Но они все равно задрожали, а из глаз по пылающим щекам покатились крупные слезы.

Строгий взгляд, которым Нечая попыталась остудить ее мама, не возымел никакого эффекта. Презрительно скривившись, он зевнул и раздраженно тряхнул букетом, которым до этого минут пятнадцать натирал носки своих туфель. А заметив, как побагровела Валерия Ивановна, вызывающе рассмеялся.

– Послушай, мальчик… – начала она, задыхаясь от негодования. – Где твои родители?

– А это, мадам, не ваше дело.

– Ах…

Что происходило дальше, я до сих пор не знаю. Потому как, едва дедушка Юнии зафиналил свое напутствие, я взял за руку Юнию и повел ее к нему. Пока мы шли, вся линейка аплодировала. Не нам, конечно, а Ивану Дмитриевичу. Но меня распирало от восторга, будто все это торжество только для нас с Юнией. Когда же, на обратном пути, она осмелилась мне улыбнуться, я потерял голову полностью и был уже весь ее.

И, естественно, я поверил в то, что и Ангел когда-то отдаст мне всю себя.

В первый же день уселся с ней за парту, нарушив уговор сидеть со