Смута - Александр Зиновьев

Бесчисленные делегации устремились во все страны Запада с целью установления деловых контактов и изучения методов рыночной экономики. Члены делегаций привозили все те же дефицитные и дорогостоящие вещи.

Белов и Миронов стали регулярно выезжать на Запад, Миронов — в качестве правой руки Гробового, который не владел никакими западными языками, Белов по приглашениям различных научных, культурных и деловых учреждений и фирм Запада. Они стали энтузиастами перестройки. При Брежневе, не уставали говорить они как в Партграде, так и на Западе, им затыкали рты, а о поездках на Запад они и помыслить не могли. Теперь они могли говорить безнаказанно все, что хотят, и могут беспрепятственно выезжать в любую страну мира. Они, правда, при этом умалчивали о том, что любые страны мира для них были лишь те, куда они могли ездить задарма и где они могли как-то поживиться.

В свою очередь, из западных стран в Партград стали приезжать представители многочисленных фирм, привозя те же вещи и скупая в Партграде музейные ценности, старые книги, иконы и… рубли. Квартира Белова стала своего рода опорным пунктом для таких бизнесменов из Швейцарии и Австрии. Они за западную валюту приобретали огромное количество обесцененных советских денег и каким-то путем переправляли их на Запад.

Партградские газеты стали писать о жуликах, наживших огромные деньги на трудностях со снабжением населения предметами потребления, просто как о деловых людях, предпринимателях, бизнесменах. Сами эти трудности умышленно усиливались или вообще создавались этими бизнесменами, причем — в содружестве с чиновниками аппарата власти. По официальным данным, опубликованным в Партградской правде, в области уже появилось более трехсот миллионеров, не скрывающих свои богатства. А сколько еще затаилось?! Короче говоря, стремительно складывался класс хищников, грозивший взять в свои руки всю власть над душами и телами людей.

Метаморфозы

Чернов по какому-то поводу позвонил Миронову. Тот только что вернулся из поездки в Германию и устраивал у себя прием. Пригласил и Чернова.

Чернов с трудом узнал прежнюю квартиру Миронова. Она была уставлена немецкой мебелью и вообще переоборудована на западный (как это себе представлял Чернов) манер. Гостей было много, человек двадцать. Половина иностранцы. Угощение было устроено тоже по-западному — на кухне гости сами набирали еду и напитки и располагались, где придется. В условиях продовольственного дефицита и дороговизны алкогольных напитков все это выглядело как непозволительная роскошь. Чернов сказал пару слов хозяину по этому поводу.

— Что поделаешь, — сказал Миронов. — Приходится раскошеливаться в интересах дела. Впрочем, мне это почти ничего не стоило. Привез кое-какие вещи из Германии, кое-кому сделал подарки. Вот они в знак благодарности и устроили этот пир.

Все разговаривали только о вещах, об обмене денег, о поездках, о гонорарах, о том, где и что выгоднее покупать и т. п. Сколько сил человечество потратило на то, чтобы корысть, стяжательство, мелкие мещанские интересы перестали быть главной основой бытия, думал Чернов, слушая эти разговоры и все впустую. Результатом более чем семидесятилетней истории коммунизма явилось воспитание не человека, равнодушного к материальным благам и охваченного идейными и духовными интересами, а человека, обезумевшего от стремления обладать материальными благами и готового ради них предать любые идеалы, любые духовные ценности. Капитализм торжествует. Если и дальше так пойдет, я превращусь в коммуниста.

Чернов почувствовал себя лишним в этой компании сытых и самодовольных дельцов. Говорить с ними было не о чем. И он ушел потихоньку, не попрощавшись с хозяином. Мир становился все более чуждым ему.

Самопознание по-русски

Журналы и газеты Партграда заполнились речами и интервью, статьями западных антисоветчиков и антикоммунистов — они теперь стали для партградцев экспертами в понимании их, партградцев, реальности.

— Если бы мне несколько лет назад кто-нибудь сказал, что такое будет возможно, ни за что не поверил бы, — сказал Чернову незнакомый мужчина, читавший, как и Чернов, на газетном стенде отрывок из книги самого заядлого американского антикоммуниста и антисоветчика Бжезинского, перепечатанный в Партградских новостях. — Обрати внимание: этот мерзавец прямо требует, чтобы мы согласились на уничтожение Советского Союза. До чего мы докатились?! И ведь это поощряют сами власти! Что это? Глупость? Думаю, что это слабо сказать. Это — предательство, самое настоящее предательство.

— Сейчас у нас свобода, — ответил Чернов, — Вот Вы и заявите публично, что наши власти проводят предательскую и пораженческую политику.

— А кто это напечатает?! А кто будет слушать меня?! Я же не западный антисоветчик, а рядовой русский Иван. Наш народ потерял разум, если, конечно, он его имел. У нас своих здравомыслящих людей никогда не слушали. И не хотят слушать. Вот если ты Оруэлл, Маркузе или Бжезинский, тогда тебе разинув рот внимать будут. Своих русских у нас в лучшем случае слушают, когда они давным-давно умерли, и их слова превратились в бессмыслицу. Но и при этом требуется одобрение Запада.

— А Солженицын? А Сахаров?

— А кто они такие? Почему их раздувают и навязывают нам в качестве духовных вождей? По очень простой причине: они работают в пользу Запада! Они разрушают нашу страну. Они помогают Западу оглуплять наш народ. Ужас в том, что народ наш оглупляется с удовольствием. Знаете, я раньше думал, что наш народ за годы советской власти стал высококультурным и образованным. Теперь вижу, что ошибся. Он стал псевдокультурным и псевдообразованным. Он не поумнел, — народ вообще никогда не умнеет — а поглупел.

— Что же делать?

— Ничего. Просто ждать. Пройдет время, и народ ринется в другую крайность. Только вот боюсь, что не успеет.

— Почему?

— Запад готовит войну против нас — вот чего не хотят понять наши обезумевшие вожди. Запад хочет довершить то, что не удалось Гитлеру.

— Угроза войны должна способствовать сплочению населения и общественному порядку.

— Если ее осознают и принимают меры. При Сталине высшее руководство понимало это и готовило страну к войне, да и то война застала врасплох. А теперь…

Мужчина плюнул в газету, выругался матом и ушел, не попрощавшись с Черновым.

Религиозное возрождение

Хотя Юрий вырос в глухой провинции, он вырос атеистом. В его окружении не было по-настоящему религиозных людей. Верующими были доживающие свой век старухи, да и то очень вяло и поверхностно. Так называемое религиозное возрождение возникло в Партградской области не из недр народной жизни, а было спущено сверху, из Москвы. Московские власти убедились в том, что русская православная церковь превратилась в советское учреждение, в имитацию церкви. Была принята установка не препятствовать ей, а даже помогать. В Партграде открылись церкви и монастырь. Другим источником религиозного возрождения явилась интеллигентская мода на религиозность, докатившаяся до партградских интеллектуалов. Эта мода играла роль не религиозную, а скорее политическую и идеологическую, была формой неприятия советского социального строя и его идеологии. Так что оживление религиозной жизни в Партграде следует отнести скорее к оппозиционному движению, а не к религии.

До Красноармейска эта религиозная волна вообще не докатилась. Церковь тут не открыли не столько из-за властей, сколько из-за нежелания самих попов: это было им невыгодно. И красноармейские старухи ездили в Партград поддерживать иллюзию религиозного подъема.

В окружении Чернова в Партграде многие отдали дань этой иллюзии. Окрестил свою дочь Белов. Вышел из КПСС Сидоров и окрестился со всей семьей. Стала регулярно посещать церковь Федорова. У Чернова подобные преображения вызывали отвращение. Все эти люди были атеистами, членами КПСС. Федорова прочитала десятки антирелигиозных лекций, заработав на этом большие деньги. Теперь она читает лекции в защиту религии и церкви, зарабатывая на этом еще большие деньги. Это можно понять. Но для чего Белову, образованному человеку, потребовалось крестить дочь? Что он имеет, кроме участия в общем умопомрачении? А Сидоров? Сама Маоцзедунька стала посещать церковные службы. А этой-то зачем нужно играть в верующую?!

Все знакомые Чернова стали отмечать религиозные праздники и игнорировать праздники советские. На демонстрации стало ходить ничтожное число людей. Что мог делать он, Чернов, в такой ситуации? Бороться против всего этого? Но если уж сами власти и органы пропаганды отказались от этого, то как выглядел бы он, Чернов, решив выполнять их прежние функции?

— Плюньте на все это, — сказал как-то Лесков, с которым Чернов разговорился на эту тему. — Люди перебесятся. Весь этот религиозный ренессанс сам сдохнет, и восстановится прежнее положение. Русская православная религия и церковь все равно обречены играть роль имитации религии и церкви, служить коммунизму, как они и служили до сих пор. Тут, правда, есть один серьезный аспект. Наша государственная идеология потерпела крах. Образовалась идеологическая пустота в головах людей. Вот в нее и устремилась недобитая и искусственно возрожденная религия. Такая идейная смута будет тянуться до тех пор, пока не будет выработана новая идеология, адекватная условиям жизни и менталитету наших людей. Какая, сейчас этого пока не знает никто.