Тихий гром. Книги первая и вторая - Петр Смычагин

Все это промелькнуло в сознании в одну минуту и потому лишь вспомнилось, что знание улиц и переулков нужно сегодня всем участникам дела. А больше всех — Алексею Куликову. Авдей попробовал проследить путь от тюрьмы до городского сада, но вдали переулки сливались, затягивались зеленью. Однако нужные точки все-таки отметил.

Сейчас предстояло ему совсем иным путем, не заезжая домой, привести коня к назначенной квартире в конце Соборной улицы, к Алексею, и не спеша двигаться к городскому саду. Времени будет достаточно, чтобы дойти туда пешком. Да и лучше пройтись неторопливым шагом, чем изводить себя лишними минутами ожидания. Место возле сада указано в точности, но глядеть надо в оба: мало ли чего случиться может!

Потом останется угнать подводу к знакомому извозчику, там оставить ходок и дать выстояться коню, а после того отвести его в Токаревку. Это в сторону женского монастыря. Там во дворе у типографского наборщика Захарова стоит телега Виктора Ивановича. Вот когда Воронко будет доставлен туда, можно и домой возвращаться. А пока…

Сзади послышался конский топот. Оглянулся Авдей, вскочил, бросил окурок и придавил сапогом. К нему приближался табунок лошадей. Игриво взмахивая головами, кони сбавляли шаг и, добежав до крутого спуска с горы, остановились.

Башкирец средних лет, издали поприветствовав Авдея, спрыгнул с низкорослого конька и, звякнув удилами наборной уздечки, подошел к табуну. Некоторые кони опасливо сторонились табунщика, иные стояли мирно. А Воронко, когда повисла перед ним уздечка, сам в нее морду сунул и уж потом легонько потряс головой, словно бы для того, чтоб ремни плотнее за ушами прилегли.

«Умный, покорный конек», — отметил про себя Авдей. А вслух сказал:

— Эт что же он, как телок смиреный-то? Аль не нагулял ты его?

— Э-э, совсем ничего твоя не понимает! — ответил табунщик. — Любого в табуне возьми, а его оставь. Ладно?

Авдей молча принял повод, огладил коня, с любопытством заглянул в его живые, умные глаза.

— Гулял он шибко хорошо. Овса ему давал, водой поил. Трава, как богатырь, силу дает в это время. Зачем зря плохо говоришь?

— Да не серчай ты, не серчай! — легонько хлопнул по плечу приземистого башкирца Авдей, поглядывая на лоснящуюся шею Воронка. — Посмеялся я, пошутил… А степная трава об эту пору и впрямь богатырские соки несет… На той неделе праздник был, Андрея-Наливы по-нашему называется… Озими теперь уж наливом доходят, и овес до половины дорос.

Подал Авдей табунщику обещанную плату, вскочил на Воронка и уже на ходу с чувством промолвил:

— Ты уж прости, брат, ежели чего не так. Прощай!

С места поехал Авдей не торопясь, будто присматриваясь к ходу и силам коня.

Свой план Алексей Куликов начал выполнять еще со вчерашнего полудня. Встречаясь со знакомыми, он с восторгом сообщал, что вечером отправится рыбачить на Уй с человеком, знающим отличное место, что вернутся они во второй половине дня непременно с богатым уловом, и приглашал на уху.

Жили они с матерью в небольшом аккуратном и чистом доме на окраине города возле березовой рощицы. И перед фасадом шумела молодою листвой раздвоенная почти до самого корня на два ствола береза. Пятнадцать лет назад стволы этой березы были совсем тонкими и гибкими, и мать, глядя на них, часто повторяла тогда: «В доме нас двое осталось, Алешенька, и возле дома два сторожа стоят. Сберечь их надо». И берегла — коня привязать за них не разрешала.

В том году погиб отец: упал с коня на полном скаку. А поскольку служил он земским врачом, то матери назначили небольшую пенсию. Сын подрастал, и нужда заставляла искать для жизни дополнительные средства. С большим трудом поступила в управление железной дороги. Регистрировала она билеты и выдавала их кассирам. Уходила на службу рано, а возвращалась по-разному.

Изгнанный из Казанского университета, Алексей пристроился в местной газете ночным корректором, потом — литературным сотрудником, а порою и репетиторствовать приходилось. Открытие книжной лавки «для торговли учебниками и писчебумажными товарами» Алексей оформил на свое имя, добившись разрешения властей и подобрав сносное помещение поближе к центру города. Он не таился от матери в главном, но и не посвящал ее во многое. Она же видела и понимала гораздо больше, чем сообщал сын о своих делах.

В тот вечер, забежав домой часов в шесть, Алексей сказал, что уезжает рыбачить на Уй, и попросил мать назавтра вернуться домой пораньше, чтобы встретить рыбака с богатым уловом. Возможно, знакомые на уху придут.

Валентина Капитоновна — так звали мать, — поправив тяжелый узел темно-русых волос на затылке, едва заметно прищурила серые глаза и, пристально вглядевшись в открытое милое лицо сына, не стала ни о чем спрашивать.

— Хорошо, — сказала она, запахнув полу старенького пестрого халата. — Вези больше рыбы и зови гостей. Будет уха. Даже выпить найдется.

— Выпить не обязательно, мама.

— Почему так? Или гости не очень дорогие?

— Гости как гости, — усмехнулся Алексей, — но не все же за наш счет: я рыбы привезу, а они пусть выпивку несут к нашей ухе… До завтра, мама!

Он выскочил на трехступенчатое крыльцо и, спрыгнув с него, крупно зашагал от дома. Знал, что мать смотрит ему вслед из кухонного окна, но не оглянулся.

Не спросила мать, почему не переоделся он, почему не захватил еды, почему не взял что-нибудь под рыбу… И еще с десяток «почему» вертелось у нее на языке, но она не хотела смущать сына лишними вопросами — все равно, если не хочет, не скажет правды. Если можно, не станет он от матери таиться. И дрогнуло ее сердце, сжалось. Ведь только что видела она в веселых и ясных глазах его что-то настороженное, отчаянное и нежное. Плакала она редко даже наедине с собою.

Алексей понимал, что мать догадывается о том, что он недоговаривает чего-то, был противен себе.

На квартире, подобранной для такого случая, хозяев не было — в гости они уехали дня три назад. Стряпка — ленивая располневшая баба — ничуть не удивилась позднему приходу Алексея, поскольку был он тут своим человеком и не раз ночевал. Знала стряпуха, что хозяева доверяют Алексею во всем, и не удивилась, когда он объявил, что завтра поедет на рыбалку в хозяйском ходке с длинным плетеным коробком. Еще беговушкой такую телегу называют.

После суматошного дня и многих тревог спалось Алексею здорово. В просторном чулане было тихо, чисто, уютно. Ни единая муха не прогудела, пока засыпал. Но неотступная забота, видимо, сторожила его и во сне, потому проснулся рано. Вставать пока нет смысла. Расслабленное сном тело нежилось в ласковой утренней прохладе, а душу еще не охватили тревоги и волнения предстоящего трудного дня.

Вдоволь наслушался петушиного разноголосья, доносившегося из многих соседних дворов. Пели кочета по-разному, порою сливаясь в общий хор. Но один выделялся до того разительно, что спутать его с каким-либо другим было невозможно. Начинал он резко, грубо, с отчаянным заиканием, похожим на кашель, зато потом, словно вырвавшись из пут, тянул громко, заливисто, дольше всех…

Натужно и глухо простонала избяная дверь, пискнули в сенцах половицы, и послышался легкий стук в тонкую дверь чулана.

— Леша! Лексей Лексеич!

— Да-да, я не сплю.

— Кушать на столе в кухне приготовлено… Пошла я к красильщику: ремки для половиков подновить хочу… Ворочусь к вечеру… Вороты-то знаешь как запереть?

— Спасибо за завтрак. Я тоже скоро уеду. Ворота и дом закрою как надо, не беспокойтесь.

— Ну, чтоб заперто было. И ключ — на место.

Она тяжело вышла из сеней, видать, с большой ношей, протопала по двору к курятнику — наверно, бросила курам корму — и удалилась.

Вот так подарок поднесла стряпуха! Насколько же проще без нее будет собираться в опасную дорогу! Вскочив с постели, Алексей сделал несколько резких движений руками, поприседал и побежал во двор умываться.

Первым появился Иван Воронов, когда Алексей прибирал на столе посуду после завтрака. Стряпуха-то хоть и неповоротливая была, но грязи в доме не терпела. И с мухами никогда у нее миру не было.

— С добрым утром, Алеша!

— Здравствуй, Иван! Проходи. Чего же в дверях-то стоять?

— Да на одну минуту я заскочил.

— Случилось что-нибудь?

— Нет. Предложение одно есть.

— Давай.

— Сейчас иду в лавку и торгую ровно до десяти, а не до полдесятого, как договорились. Потом объявляю громко, что отбываю на станцию за товаром. Сюда больше не зайду, а в половине одиннадцатого буду шагать по левой стороне улицы на выезд к пустырю. Тут ты меня и подхватишь.

— А как с маскарадом?

— Да какой там маскарад! Пиджак в дороге по пустырю натяну и маску накину.

— А ведь верно, волк тебя задави! — засмеялся Алексей, копируя Виктора Ивановича. — Твое отсутствие в лавке сократится — раз, маячить на улицах не будем с маскарадом — два, мне без попутчика тоже удобнее — три. Говорил ты с ним об этом?