Война в тылу врага - Григорий Линьков

И наш замечательный дед не замедлил навестить нас самолично. Это была радостная, глубоко волнующая встреча старых боевых друзей. Хотя все это состоялось не в красавице Москве, а День Победы еще был далеко впереди, но все мы были счастливы, и наша совместная борьба с врагом стала намного эффективней.

Пинский буфетчик Рыжик, проведав о моем возвращении, стал давать ценные данные нам и Черному. А скоро переехал в Кобрин и установил с нами еще более тесную связь.

Перед нами стояла, как и раньше, задача тщательно проверять идущих к нам людей. Всем честным людям надо было помочь находить место в нашей общей борьбе, где они могли бы причинить наибольший урон неприятелю. Понятно, что выполнение этой задачи требовало от нас железной выдержки и уменья проникать в психологию человека. Трудно и опасно было производить диверсии на железнодорожном транспорте, организовать взрывы объектов в гитлеровских гарнизонах. Труднее было проникать в мастерские, склады, учреждения, воинские части оккупантов. Ошибешься — смерть. Но еще труднее было подходить к человеческой душе, придавленной, а — кто знает? — может быть, и исковерканной фашистским режимом.

Однако нам удавалось справляться и с этим трудным и ответственным делом. Мы находили наших, до конца преданных советской родине людей, и они шли туда, куда их посылали. Подавляющее большинство этих людей показывало высокие образцы дисциплины и стойкости при выполнении боевых заданий.

Давая то или иное задание, мы принимали все необходимые меры к тому, чтобы наш исполнитель не пострадал и чтобы гитлеровцы не могли расправиться с его семьей или ближайшими родственниками, как это случилось с семьей Конопадского. Некоторые из этих людей, принимая наши поручения, сами просили взять их семьи и вывести в лес, некоторым об этом напоминали наши представители.

Осенью 1943 года у нас насчитывалось более семисот семейств, состоявших главным образом из женщин, подростков и детей. Но еще летом нам пришлось начать строить партизанскую деревню в лесу. Бойцы, привыкшие к труду и имевшие опыт строительства в лесных условиях, быстро построили несколько первых землянок. Этого было достаточно, чтобы женщины сами взялись за это дело. Они создали добровольные женские строительные бригады, и строительство пошло полным ходом.

Выбранное нами удаленное от обжитых мест урочище было недоступно для карателей. В течение лета и осени 1943 года оно было застроено настолько, что скоро наш семейный партизанский лагерь имел уже, кроме жилых землянок, бани, пекарни и оборудованные бараки для больных и выздоравливающих после ранений бойцов и командиров.

О партизанской санитарной части следует рассказать несколько поподробнее.

Среди десантников группы Топкина был молодой врач Александр Холоджиев и военфельдшер — Николай Рубцов. В момент раскрытия парашюта у Холоджиева стропами ободрало кожу под подбородком. Молодой двадцатидвухлетний человек вынужден был отпустить бороду. А борода у Холоджиева за несколько месяцев выросла огромная. Молодой врач стал похож на пожилого доктора с солидным стажем врачевания. Сам Александр обрел солидность, решительность в действиях и вдумчивость. Десятки сложных операций, проведенных Холоджиевым на ветру под открытым небом или под плащ-палаткой, иногда ночью при свете костра или коптилки, без надлежащего инструмента, оказались удачными. Однажды он ампутировал ногу подрывнику, и ему пришлось обрезать берцовую кость древесной пилой, но операция закончилась благополучно. Было ли причиной этому искусство молодого врача или сверхвыносливость советских людей, которую они обретают в момент смертельной опасности для своей родины, но только авторитет Холоджиева рос не по дням, а по часам. Наш бородач приглашался на консультации опытными хирургами, работавшими в соседних партизанских отрядах, он принимал младенцев у деревенских рожениц, к нему обращались жители партизанской зоны. Черная борода Александра плохо маскировалась в редких зеленых кустарниках на болоте. Врача опознавали издалека и были всегда рады его появлению. Александр Холоджиев проявлял не только прекрасные способности советского врача, но и организатора. По его настоянию строились необходимые помещения для больных и раненых, вспомогательные службы для продуктов, бани для дезинфекции и стирки. А впоследствии, когда наше положение на болотах упрочилось, у Холоджиева были свои коровы, пекарня, мастерские по пошивке белья и т. п. Холоджиев почти не употреблял спиртного, всегда был трезв и рассудителен, но молодость все же иногда проявлялась в нем бурно, рьяно, вскипала в пустяковых спорах, порой не значащих, и вырывалась на поверхность.

Помимо своих прямых обязанностей, наш главный медик заведовал складом спиртного, и здесь он был неумолим и неподкупен. Хранилища свои он содержал в секрете: когда он брал и где, никто не мог проведать, просить же это снадобье у него было бесполезно.

В санчасти царил образцовый порядок и незыблемый авторитет нашего врача.

Иначе вел себя военфельдшер Николай Рубцов. Этот не был доволен своей профессией и все стремился вырваться на боевые операции. Обладая качествами строевого командира, он выдвинулся по этой линии, и ему было поручено командовать подразделением автоматчиков. Рубцов хорошо показал себя при выполнении боевых заданий.

В нашем семейном лагере женские бригады занимались не только строительством. Они создали несколько боевых групп.

Зная прекрасно подходы к населенным пунктам и складам в районе Пинска, боевые группы женщин и девушек весьма успешно захватывали фашистские запасы продовольствия и табуны скота, приготовленные для отправки в Германию. Только в одной такой операции женская боевая группа при содействии нескольких автоматчиков отбила у оккупантов семьсот голов коров, более тысячи овец, которые были угнаны в лес, в район расположения семейного лагеря. Таким же способом было захвачено большое количество муки и соли.

Боевые группы девушек и молодых женщин выполняли немало заданий по разведке и диверсиям. Они помогали соединению завязывать связи с интересовавшими нас людьми, а иногда захватывали и доставляли в лес фашистских солдат.

Позднее в семейном лагере были созданы различные мастерские, в которых шилось для бойцов белье, полушубки из выделывавшихся там же овечьих шкур, из шерсти изготовлялись валенки, вязались джемперы и перчатки, производилась починка белья, верхней одежды и обуви.

Женщины и девушки семейного лагеря не были для нас обузой, — они помогали нам в повседневных боевых делах и освобождали большое количество бойцов от хозяйственных дел и забот. Семейный лагерь стал числиться у нас тыловой частью, полезной для боевой работы.

Как-то вернувшись с центральной базы, я застал у себя в штабной землянке Сергея Ивановича Сикорского. Он радовался как ребенок. Только накануне ему удалось вырвать из фашистского рабства свою жену и троих детей.

Война застала Сикорских в Бресте, где Сергей Иванович был секретарем обкома партии по кадрам. Старшей его дочке исполнилось тогда девять лет, а младший сынишка только что начал ходить. Гитлеровцы захватили Брест, а семья Сикорских не успела уйти. Какой-то военный, забежавший впопыхах на квартиру Сикорских, сказал жене, что Сергей Иванович умер у него на руках. Надеяться семье было больше не на кого. Убитая горем женщина взяла ребятишек и, в чем была, ушла из дому к дальним родственникам на окраину города. Там, в жалкой лачуге, под чужим именем Сикорские провели страшных два года. Босые и голодные ребятишки побирались под окнами. Повыползшие из своих щелей бывшие кулаки и подкулачники, в угоду «панам-фашистам», травили беззащитных детишек собаками, бросали в них камнями, ругали безобразными словами.

Слезы подступили у меня к глазам, когда я слушал печальную повесть семьи Сикорских. Я вспомнил свое горькое детство, холодную грязь осенних дорог, от которой ныли босые ноги, высокие окна богатеев, псов, хрипящих от ярости, и толстые морды хозяев. Тот, кто сам не пережил подобных унижений, не поймет, как иссушают они детскую душу.

Но вот 4 мая 1943 года наша авиация совершила налет на военные объекты Бреста. Был поврежден вокзал, разбиты железнодорожные стрелки и пути. Дождь фугасов и зажигалок охладил пыл зарвавшихся в своем усердии фашистских прислужников. Они поняли, что Красная Армия сильна и что недалек тот день, когда им придется отвечать за свои подлые поступки. И страшная звериная натура хозяйчика изменилась как по волшебству. Детишек, которые привыкли за два года «нового порядка» далеко обходить крепкие, заново покрашенные дома с высокими оградами и гремящими железом цепными псами, стали наперебой зазывать в эти дома. Двери, которые еще вчера со стуком захлопывались перед их носом, сегодня гостеприимно распахивались. Руки, награждавшие тычками, начали гладить по головке. Ребятишек называли «панычами», сажали за стол и угощали, как дорогих гостей, их умывали, чесали, наделяли обносками, а одна «сердобольная» тетя — лавочница — даже сводила детишек в баню и отпустила домой во всем чистеньком.