Украденная субмарина. К-129 - Михаил Вознесенский

Капитан 2-го ранга Журавин был отцом и мужем с большой буквы. И был, представьте, щеголеват: тужурки только из адмиральского сукна на заказ, фуражки с высокой тульей. Душа любой компании. Одним словом, видный мужчина. Ревновала ли она? Конечно. Но никогда не подавала вида.

— Что-то ты меня совсем не ревнуешь, — иногда Александр подначивал супругу. — Всех жены ревнуют, а мне даже обидно.

— Зато я горжусь тобой и знаю, что ты самый лучший.

Она прилетела взглянуть на выделенную им в гарнизонном поселке Рыбачий квартиру и вообще осмотреться — что это за Камчатка, как тут люди живут, что с собой брать на первое время, как с детским садом. Ей все понравилось — хорошо, снежно, зима мягкая, не то, что продуваемый ветрами, заледенелый Владивосток. А главное — вода! Плескайся сколько душе угодно, и вкусная — прямо с ледника на вулкане.

И вдруг — как обухом по голове! Срочно выйти в море.

В последний раз они видели друг друга в камчатском аэропорту Елизово в середине февраля 1968 г.

— Он все предчувствовал и будто бы знал, что мы никогда больше не увидимся. Из всех провожающих он один пробился на летное поле и подбежал к самолету. Я смотрела на него сквозь стекло иллюминатора и видела слезы в его глазах. Испугалась: раз он так прощается, значит, я не долечу… Я никогда не видела Сашу в таком мрачном настроении. Он даже написал завещание на вклад в сберкассе — мало ли что… И других офицеров угнетало общее безысходное настроение: «Не вернемся». Я точно знаю, когда они погибли. Не 8 марта, а на сутки раньше. В тот день со мной творилось что-то странное…

7 марта в Приморском крайисполкоме, где работала Журави-на, отмечали Международный женский день. Ирина пришла с сынишкой. Общались, веселились. И вдруг ни с того ни с сего — как будто впала в бешенство.

— Я беспричинно лила слезы, меня трясла нервная дрожь. Состояние, близкое к истерике, хотя я умею держать себя в руках, за что и прозвали «железной леди».

Журавиных отвезли домой, и сотрудники еще долго оставались рядом с Ириной. Истерика не прекращалась всю ночь. А наутро — пустота. Никаких эмоций.

…Правду о муже Ирине сказал только друг семьи из политуправления: «Лодка не вышла на связь, но это еще ничего не значит. Мы надеемся, и ты надейся. Не паникуй».

Дома ее донимал расспросами сын:

— Почему к нам домой все приходили и смеялись, а сейчас все приходят и плачут?

В начале мая у Ирины отнялись ноги. Прилетел из Севастополя брат и говорит: посмотри, в какой Мишка обстановке, пожалей его. И увез сына с собой на Черное море. Ирина надеялась, что в Севастополе сын отвлечется, забудет о свалившемся на семью горе. И сама до последнего надеялась на чудо. Но в конце мая 1968-го родственникам официально объявили о гибели К-129 (речь, вероятно, идет только о женах офицеров и сверхсрочников). Надеяться было больше не на что.

Ни к командующему флотом Амелько, ни к члену Военсове-та Захарову жену старпома К-129 и близко не пустили. Когда от последнего передали, что он не может принимать «всяких», Ирина разразилась диким криком: кто это здесь «всякие»? Не помогло.

Много лет спустя гибель Александра Журавина смертельно отразится на его сыне. Смертельно…

Семьям офицеров выдали единовременное пособие за мужа — 1 тыс. рублей и ребенку — 500. Многие годы Ирина Георгиевна не могла найти сил прикоснуться к этим деньгам. Взять — значит согласиться с гибелью мужа. Когда, наконец, отважилась и пошла в сберкассу, получать было нечего — инфляция.

…Даже свидетельство о смерти выдали издевательское. В нем написано: «Дата смерти Журавина Александра Ивановича — июль (?) 1968 г. Причина смерти — признать умершим».

— До сего дня нам никто официально не сообщил, что они погибли в океане при исполнении служебных обязанностей. Как мы должны воспитывать детей? Что говорить? «Признан умершим». Где — в драке? На больничной койке?

Еще в 1968 г. командование Тихоокеанского флота пообещало родным погибших, что экипажу лодки будет установлен памятник и их пригласят на открытие. Приглашений, однако, не поступило.

Постановление Совмина было закрытым. По нему женам погибших офицеров по их выбору предоставлялись квартиры в Центральной России. Однако «совок» есть «совок»: свою московскую «хрущебу» Журавина смогла вырвать только в 1973 г., через пять лет упорной борьбы с военно-морским ведомством. Квартиру ей дали, разумеется, не в центре. Далеко за Речным вокзалом.

В начале 1975 г. Журавиной повезло, друзья помогли устроиться на работу инспектором таможни аэропорта Шереметьево. Тогда не было речи о разнузданном современном взяточничестве «на кордоне», но попасть сюда было непросто. Зарплата не слишком высокая, но случалась возможность по смехотворным ценам покупать конфискованную у пассажиров «контрабанду», которой завален сегодня любой галантерейный ларек.

При досмотре багажа иностранцев ей вдруг стали попадаться зарубежные журналы со статьями о гибели в 1968 г. в Тихом океане советской подлодки и ее подъеме американцами. С разрешения представителей КГБ Журавина собрала несколько вырезок, перевела и поняла: это ее лодка. Так она первой из советских людей узнала, что наши власти отказались принять от американцев тела погибших, заявив: «все наши подводные лодки находятся в своих базах». Обратилась в Главный штаб ВМФ за разъяснениями. Там сказали: «Мы ничего не знаем. И вообще, почему вы думаете, что это К-129? Это может быть совсем другая лодка…»

В 1974 г. Журавина узнала, что в Рыбачьем открывается памятник. Но без лишнего шума. Город режимный, просто так не приедешь, да и путь неблизок. Журавина начала писать заявления с просьбой разрешить поклониться памятнику. Ей неизменно отвечали «Не положено. Закрытый гарнизон». Журавина настаивала, требовала. В политорганах флота за ней укрепилась репутация скандалистки, ставящей собственные интересы выше государственных.

«Железная леди» все равно прорвалась в Рыбачий. Прилетела вместе с сыном за свой счет. Жили они в семье офицера Алексина, служившего штурманом на К-99 под началом старпома Журавина.

— Это был блестящий морской офицер, — писал годы спустя контр-адмирал Валерий Алексин, поступив после отставки в газету «Независимое военное обозрение». — Никого даже близко похожего на него я с тех пор больше не видел (из нескольких тысяч командиров кораблей и соединений, прошедших передо мной за 24 последних года). Тяжело, когда гибнут товарищи. Но гибель Журавина я переживал тяжелее всего. В течение нескольких лет после этого я встречался с ним в разных ситуациях во сне и просыпался с рыданиями.

Впоследствии, став главным штурманом ВМФ, Алексин сделает немало для увековечения памяти К-129. Но это будет уже в эпоху горбачевской «гласности». А в 1977 г. он серьезно рисковал карьерой, приютив в своем доме возмутительницу адмиральского спокойствия.

Памятник вдове старпома понравился. Нестандартный… волна разбивается от обелиск, как о ствол перископа. На гребне — голова моряка в бескозырке. И хотя местные политработники уверяли се, что это собирательный образ, что это память обо всех не вернувшихся, она-то хорошо знала, кому это памятник. Деньги на его сооружение собирала вся Камчатская флотилия, а построили военные строители и студенты из Пскова и Новгорода. Памятник стоит и сейчас. Табличку с именами членов экипажа, которую по окрику из Москвы было сняли, вновь возвратили на место.

В 1992 г., при поддержке В. Алексина и брата Станислава, командующего эскадрой подлодок на Черноморском флоте, Ирине Георгиевне удалось устроиться в экипаж танкера-бункировщика Тихоокеанского флота. Отряд кораблей ТОФ отправился в Гонолулу с дружественным визитом, танкер их сопровождал до американских территориальных вод. Изрядно обшарпанное наливное суденышко, чтобы не испортило обедню, в Америку не взяли. Танкер вспомогательного флота несколько суток поджидал наши крейсеры, болтаясь на длинной океанской волне. Чтобы не быть обузой, Ирина Георгиевна помогала на камбузе, порывалась взяться за любую работу… Гавайев Журавина не увидела, да собственно, не за этим шла. На обратном пути, сделав немалый крюк, корабли легли в дрейф в точке «К», и на воду были опущены венки. Погибшим подводникам отдали все положенные воинские почести. Ирина Георгиевна набрала из океана воды — пополам со слезами… На московском кладбище она захоронила эту драгоценную бутылку в могиле сына, соединив таким образом память о двух самых дорогих ей мужчинах на свете.

КАНУВШИЕ В ВЕЧНОСТЬ

Штатный офицерский состав:

1. Кобзарь Владимир Иванович, 1930 г. рождения, капитан 1-го ранга, командир подводной лодки. Выпускник ТОВВМУ им. С.О. Макарова 1952 г. по специальности штурман. Службу проходил на Тихоокеанском флоте.