Имам Шамиль - Шапи Казиев

Затем я отправил 26 раби ал-аввал 1276 года сына моего Газимухаммада, чтобы он привез мое семейство с сыном нашим Мухаммадашафи, и пребываю в ожидании их приезда. И все.

Писано в Калуге 26 раби ас-сани 1276 г. (22 ноября 1859 г.).

Я не скрепляю своей печатью это письмо потому, что печать моя осталась в руках Амирхана, который изменил мне. Возможно, Газимухаммад сам привезет ее».

Без Шамиля война не война

Письма этого Магомед-Амин не получил, потому что уже прекратил борьбу и «замирился». Решив, что война без Шамиля — уже не война, наиб решил последовать путем своего имама.

После окончания Крымской войны положение Магомед-Амина на Западном Кавказе значительно осложнилось. Чарторыйский пытался организовать помощь Магомед-Амину, призывая Пальмерстона не скупиться. Англичане и французы соглашались помочь, но требовали, чтобы Магомед-Амин повел своих воинов в Крым, на помощь союзникам. В ответ Магомед-Амин предлагал сначала высадить на берегах Черкесии сильный десант союзников. Турки начали опасаться, что Черкесия останется в руках Магомед-Амина и его новых друзей, и предприняли усилия, чтобы вновь привести к власти послушного им князя Сефер-бея. Когда разногласия приняли острый характер, обе стороны, а также влиятельные люди Черкесии были приглашены на переговоры в Варну. Но договориться ни до чего не удалось. Используя покровительство Порты, Сефер-бей добился раскола движения в Черкесии. Возможно, это стало заслугой его главного советника полковника Бандье, венгра, который впоследствии оказался русским агентом. Верными Магомед-Амину оставались польские легионеры во главе с Т. Лапинским.

В 1857 году Магомед-Амин отправился в паломничество в Мекку. По пути, в Стамбуле, он надеялся встретиться с английским посланником и искать помощи, но был арестован турецкими властями, а затем выслан в Дамаск. Не желая оставаться в изоляции от своего народа и не добившись от турецких властей разрешения вернуться в Черкесию, Магомед-Амин предпринял побег. Несколько месяцев наиб с несколькими друзьями пробирался по владениям Порты, не находя пути домой. Им не раз приходилось отбиваться от кочевников, разбойничьих ватаг и брошенных на их поиски отрядов. В конце концов они вышли к Черному морю. Взамен на все их имущество, включая лошадей, контрабандисты доставили их к берегам Черкесии.

Горцы встретили Магомед-Амина с радостью. И хотя положение на Западном Кавказе изменилось не в его пользу, наиб еще три года продолжал сопротивление. Многократное усиление царских войск, раскол и отход от движения ряда обществ делали борьбу горцев все более безнадежной.

Когда стало известно, что Шамиль оказался в плену, Магомед-Амин объявил, что согласен вести с царским командованием переговоры о мире. На встрече 20 ноября 1859 года с генералом Филипсоном Магомед-Амин выговорил ряд условий, закреплявших результаты проведенных им преобразований, и принял на себя обязательства, обещавшие спокойствие новым властям. После заключения мирного соглашения он прибыл в Ставрополь, через который еще недавно проезжал Шамиль. Затем Магомед-Амин отправился в Тифлис для встречи с Барятинским, от которого добился амнистии для своих сподвижников, прекративших войну. Из Тифлиса, вместе с абадзехскими князьями, он отправился в Петербург. Здесь делегация была принята с почетом, Магомед-Амин получил полное прощение и даже солидную пожизненную пенсию.

Прокламации Барятинского

Но война на этом не закончилась. Восстания, хотя и меньшего масштаба, продолжались в разных уголках Кавказа. Это очень беспокоило императора, желавшего поскорее закрыть «кавказскую бездну», продолжавшую поглощать огромные финансовые средства, необходимые для намечавшихся в государстве реформ.

В своей записке «О Кавказе» Александр II отдавал должное заслугам Барятинского и выражал надежду на скорое и окончательное умиротворение горцев.

Для закрепления успеха император предлагал ввести справедливую администрацию на занятых территориях, твердо укрепиться на стратегических рубежах и устроить хорошие дороги.

Вместе с тем он требовал принять меры к решительному сокращению войск и расходов на их содержание. Государственная казна находилась в крайне стесненном состоянии и не могла гарантировать дальнейшее обеспечение армии по всем статьям. Предлагалось находить средства на самом Кавказе, что было делом крайне затруднительным.

Желая убедить горцев прекратить сопротивление и сложить оружие, главнокомандующий Кавказской армией Барятинский обратился к ним с прокламациями от имени императора. В одной из них, обращенной к чеченскому народу, говорилось о дарованном императором прощении за враждебные действия, кровь и убытки. Барятинский писал, что «все случившееся в продолжение этой бедственной для народа войны должно быть забыто навсегда». В подтверждение этого наместник сообщал, что «отныне Его Императорское Величество, распространяя на вас свою благость и попечения, наравне с другими своими подданными, дарует вам следующие милости:

Каждый из вас может свободно отправлять свою веру и никто не будет вам препятствовать исполнять обряды ее.

От вас никогда не будут требовать рекрут и никогда не обратят вас в казаков».

Чеченскому народу Барятинский обещал вернуть в вечное владение все земли и леса, которыми народ владел до 1839 года, исключая земли, занятые теперь укреплениями и ставшие собственностью казны.

«Правители, поставленные над вами, будут управлять вами по адату и шариату,— писал Барятинский.— А суд и расправа будут отправляться в народных судах, составленных из лучших людей, которые будут избираемы вами и назначаемы в должности с согласия ваших начальников».

Народ также освобождался на пять лет от податей и предоставления людей для службы в милиции, но обязывался поддерживать в исправном состоянии дороги, не давать зарастать просекам и предоставлять за плату подводы для войск. Горцам также вменялось «преследовать, ловить и выдавать преступников и беглых, не скрывая их ни под каким предлогом».

Многое в прокламации Барятинского напоминало законы, введенные Шамилем, а на обычае кровомщения, который имаму так и не удалось вытравить окончательно, наместник остановился особо: «Каждый из вас, совершивший убийство вследствие канлы, будет судим по русским законам и подвергнут наказанию по определению суда».

Еще раз пообещав, что отныне «ваша вера, ваша собственность и ваши обычаи остаются неприкосновенными», Барятинский строго предупреждал, что «если бы за сим явились между вами злонамеренные люди, которые стали бы тревожить народ ложными и превратными толками, то они подвергнутся самому строгому наказанию, без малейшей пощады».