Коллекция «Этнофана» 2011 - 2013 - Сборник

Я не мог понять, сплю или бодрствую… Из пугающей тьмы выползали воспоминания — такие яркие, словно сон. А ведь совсем недавно, казалось жизнь выравнивается и налаживается. Мы строили планы и надеялись на что-то. Еще недавно мы находились среди толпы, среди буйно живущего города, суеты и толкотни — мы находились посреди полноценно живущего мира, который окружал нас своими нитями и законами, правилами и отсутствием таковых, справедливостью и бесчестием. И вот теперь все это ушло в никуда, оставив эту пустоту, как снаружи, так и внутри меня. Как внезапно все изменилось. Что я успел понять?

Все сложилось в какую-то нелепую ситуацию, утянувшую меня на дно. Началось наверное все это чуть больше года назад, когда римские свиноеды осудили моего отца. Осудили только за то, что он был рядом с местом беспорядков. Такая дикая случайность, когда человек подвернулся, только из-за того, что оказался не вовремя в том месте, где даже не должен был быть. И начался тот немыслимый круговорот, изрядно ударивший по укладу нашей налаженной жизни, и неизменно перечеркнул все, изменив до неузнаваемости.

Был ли отец виновен? Они не хотят в этом разбираться — им нужен виновный — и они его нашли. Вместе с другими, такими же несчастными. Сотни людей пострадали, а сколько из них действительно участвовали в тех беспорядках и были виновны? Такие люди для них ничто — пример для наказания и поучения. Неважно кто, и виновен ли вообще — главное побольше жертв для успокоения масс, и поучения. И они успокоились, и не стали добиваться справедливости. Все тогда волновались только за себя и своих родных. А то, что жизни невиновных людей рушатся, для них было неважно. Массы согласились этого не замечать. И я, как не стыдно это признавать, тоже смирился…

Я не стал добиваться защиты ни для этих невинных, ни для отца. Я бросил их… его. Я был, как и все, напуган за близких, за тех близких что еще оставались с нами, за сестру. Я боялся тогда привлечь ненужное внимание. Чувствовал себя ужасно, словно это я вынес смертный приговор для своего собственного отца… Да ведь так оно и было. Бросив отца одного против «Римской справедливости и меча правосудия» я отдал его, словно разменную монету, взамен безопасности. Не для себя, а для младшей сестры, Мары. Я пожертвовал собственным родным отцом… и чувствовал себя от этого приниженным нечестивцем, словно мое решение, жесткое и трудное, чтобы решиться, обрушило на меня гнев божий.

Тогда-то я и ступил на этот край бездны, в одном шаге от падения во тьму пустоты, удерживаемый лишь одной сестрой, моим маленьким солнцем, единственным ради чего стоило умереть, и пожертвовать чем угодно. Я лишился надежды и веры. Я оттолкнул от себя всё, во что верил с детства, всё, чему учил отец. Я отрекся от Бога. От Бога, который не защитил своего верного слугу от несправедливых мучений. Я проклинал его, и всех его пророков, и мессию, которого все ждали, возлагая все надежды на Великое спасение и очищение. Нет, не я отрекся от Бога — я осознал, тогда, что это Он отрекся от своего народа, бросив их решать свои проблемы самим, не надеясь ни на кого, и ни чью защиту. Каждый отвечал за себя, и только за себя, и свою жизнь, которую он выбирал. И я выбрал…

И все то время, что отец был вынужден терпеть ужасные каторжные муки, я не навещал его, боясь взглянуть в глаза. Боялся… Поймет ли он меня, и мои трудные решения? Я знал, что он смирился бы со всем, чего бы я не сделал… и простил. Он прощал всех, и не испытывал ненависти ни к одному человеку. Таким я его знал, и сохранил в своей памяти. Я знаю, что он бы простил меня, но я сам никогда не смог бы простить себя. И поэтому не хотел приходить к нему. А ведь отцу тогда как никогда в жизни нужна была поддержка от близких, и особенно от меня. Именно это — мое отсутствие — убивало его все это время. Он понимал и прощал, но ждал от меня поддержки, которой не было, день за днем, месяц за месяцем. Мы оставили его. Я оставил его…

И вот, когда я недавно все же решился навестить отца, смирившись со своим решением, спустя год после того злополучного ареста и обвинений, кара настигла меня. Сейчас я думаю именно так. Я наказан… Все то что скопилось за этот злосчастный год вылилось огромным комом возмездия на меня. И я только мог надеялся, что все это не затронет мою бедную Мару. Мою маленькую ни в чем неповинную сестренку. Виновен был только я, и именно я заслуживал всего этого, и был готов принять на себя удар за всё.

Отправившись месяц назад навестить и проститься с отцом перед его неизбежной смертью, я застал умирающего старика, который лишь изредка напоминал мне о том отце, которого я запомнил, и которого… предал. Он смирился со своей участью и просил только об одном — позаботится о сестре, о маленькой дорогой Маре, нашей принцессе. Он верил что я смогу это сделать, смогу обеспечить ей ту жизнь, которую она заслуживала, и смогу уберечь от бед, которыми наполнен этот мир. И где я теперь? Нет, где маленькая Мара и что с ней? Одна в этом ужасном мире, без дома и семьи. Нет, я просто должен вырваться отсюда, любой ценой. Я не могу сдаваться… Не сейчас.

Покинув отца в смешанных чувствах вины и отчаяния, я собирался начать новую жизнь, возможно даже перебравшись в Иерусалим. Новые планы, новые мечты — все оказалось лишь иллюзией. Иллюзией, что все уже закончилось, и что можно это отпустить и пробовать идти дальше. Но нет. Именно тогда, в тот момент, когда я смирился со всем, что сделал, с моим решением бросить отца на верную смерть, мучения, именно в этот момент вся боль, все грехи вернулись и ударили по нашим мечтам.

Вернувшись от отца в родной город, Беэр-Шева, я направился сразу же домой, к сестре оставленной одной — вот только когда это было? Вчера или неделю назад? Я не знаю, но помню тот день… Всё, что тогда было. День, начавшийся еще с утра ужасной трагедией, и закончившийся этой мрачной тюрьмой для опасных преступников, откуда выход только один — смерть. В тот день я сделал этот последний шаг к бездне, у которой стоял. Хотя, нет — это был толчок. Толчок грубый и жесткий, не принимающий никаких оправданий и сопротивлений. И я упал… Упал в эту бездонную пропасть. И до сих пор лечу вниз, бесконечно долго, и не ожидаю увидеть дна, спасительного и смертельного в то же время.

Итак, утром я к своему ужасу узнал о «проказе» дома, в котором мы с Марой жили. В тот момент мое сердце рухнуло вниз. Это было слишком неожиданно и так внезапно, что я в первое время не знал, что делать и куда идти. Это был знак, который, увы, я не заметил, не разглядел…. Мне словно давали понять, предостерегая, что вот он, наш ответ, на твои решения, на твое отречение — мы здесь, мы видим, и караем любого, и никто не уйдет от справедливого возмездия. И оно нашло меня…

Но в тот момент, я этого не разумел… или не хотел понимать. Вместо того, чтобы увидеть предостережение, я увидел новое начало. Вот оно, решил я, возможность начать жизнь сначала, и переехать в другой город. Оставить все плохое и ужасное, что было здесь, в этом прокаженном доме, и отправится в новый путь. Оставалось только найти сестру, которую я не замечал среди зевак около дома, который уже начали «очищать». И я отправился тогда на Восточный рынок, единственное место, где я мог найти сестру в это время дня. Вот оно, это мое решение, которое привело меня к тому, где я сейчас. Мне дали знак, а я неправильно его истолковал, и запустил этот жуткий сценарий кары.

Сквозь толкотню и суету рыночной толпы, я пробивался навстречу новой жизни, не подозревая, что вместо этого, я подхожу к краю бездны все ближе. Меня словно сдерживали, все эти люди из толпы, от падения вниз. А я шел, пробиваясь через них, вперед и вперед. И пришел… в тот судьбоносный переулок, где повстречал исчезающего демона, призванного видимо покарать меня, и благодаря которому меня обвинили в воровстве самой драгоценной жемчужины в коллекции, одно из влиятельнейших и богатейших людей города, Анилея из рода Финееса. Я не так уж и много о нем знал, но прекрасно представлял кто он такой. Именно от его решения на сегодняшний день многое зависело в нашем городке. У него была даже собственная небольшая армия. В основном наемники и рабы. И вот теперь моя судьба, и судьба моей бедной Мары, зависели от его решения.

Где-то снаружи моей камеры, немного вдалеке, послышались какие-то звуки, а затем легкое приятное дуновение. В этой промозглой тьме, я сразу почувствовал тепло, исходящей откуда-то сверху. Кто-то спускался ко мне. Вскоре я заметил не только приближающееся тепло, но и слабый дрожащий свет факелов, и услышал глухие шаги в моем направлении. Человек явно было несколько. Спустя какое-то время они приблизились ко мне, ослепляя меня светом своих факелов, заставляя меня щуриться. Теплое дребезжание света надвинулось ближе, вплотную к решетками моей камеры. Я поднялся, закрывая глаза левой рукой, и подошел, чтобы понять кто это, и чего от меня хотят.