Македонский Лев - Дэвид Геммел

Филипп тоже отозвал своих всадников, и критские лучники посылали тучу за тучей за стену из щитов наемников.

В центре квадрата из щитов стоял Аргай, шлем был сбит с его головы, золотые волосы сверкали на солнце.

— Хо, Филипп! — прокричал он. — Выйдешь ко мне, или у тебя кишка тонка для поединка?

Это был последний отчаянный вызов от человека, уже разбитого, но Филипп знал, что сейчас глаза всех его солдат устремлены к нему.

— Выходи! — сказал он. — Тогда и посмотрим, у кого кишка тонка.

Аргай протолкался через стену щитов и зашагал к Филиппу. Царь спешился, обнажил меч и стал ждать. Аргай был мужчиной приятной наружности, высоким и стройным, с глазами, голубыми, как весеннее небо. Он так был похож на Никанора, что Филипп невольно покосился на своего друга, сравнивая их. В этот миг Аргай атаковал. Щит Филиппа лишь наполовину сдержал удар, который отразился от его нагрудника и оставил на щеке длинный прямой рубец.

Затем его собственный меч метнулся вперед, лязгнув по обитой бронзой юбке противника. Аргай бросился в атаку, их щиты звякнули друг о друга. Однако Филипп, хоть и ниже ростом, был плотнее и мощнее и устоял на месте. Его меч снова выскочил вперед, ударил низко, пронзив левую ногу Аргая над самым коленом. Претендент на престол закричал от боли, когда Филипп провернул клинок, разрывая мускулы и сухожилия. Аргай попытался отскочить назад, но раненая нога подвернулась под ним, и он упал. Отбросив щит, Филипп двинулся к раненому.

Меч Аргая взметнулся, но Филипп танцующим шагом ушел от блистающего клинка, затем прыгнул вперед, ногой прижав руку Аргая с мечом к пыльной земле.

— Я прошу Царской пощады, — закричал Аргай.

— Предателям пощады нет, — процедил Филипп, и его меч погрузился Аргаю в шею, сквозь дыхательное горло и дальше, в гортань.

К ночи более шестисот врагов лежали мертвыми, около сотни наемников попали в плен. Сорок пленных македонцев были до смерти закиданы камнями после короткого суда под председательством Филиппа. Что же до остальных, то шестьдесят два наемника были освобождены, чтобы вернуться в Метону, а другие тридцать восемь оказались афинскими добровольцами; их освободили без выкупа, и Филипп пригласил их отужинать вместе с ним в его шатре, чтобы в очередной раз объяснить его дружелюбную политику в отношении Афин.

На рассвете Филипп по-прежнему бодрствовал, выслушивая доклад Антипатра о потерях македонцев. — Сорок человек убито, трое покалечены, семеро исцеляются после ранений, — сказал ему Антипатр.

— Узнай имена и численность семьи каждого из убитых, и отправь 100 драхм каждому. Покалеченные воины получат вдвое больше, и пенсию, по десять драхм в месяц.

Антипатр был удивлен. — Люди будут подбодрены такими новостями, — сказал он.

— Да — но я так делаю не поэтому. Они погибли за Македонию, и Македония не забудет этого.

Антипатр кивнул. — Я также не забуду этого, государь — как и воины, которые скачут с тобой.

Когда офицер вышел, Филипп лег на свою походную постель, накрывшись одним-единственным одеялом. Пайонийцы были побеждены, и один претендент также убран с дороги. Но большинство врагов по-прежнему ждали впереди.

Где же ты, Парменион?

Фракийская граница, осень, 359й год до Н.Э.

Парменион слегка натянул поводья, когда увидел человека, сидящего на скале впереди. — Добрый день тебе, — сказал спартанец, изучая взглядом окружающие валуны, не спрятался ли там кто-нибудь.

— Я один, — произнес незнакомец приветливым, даже дружелюбным голосом. Парменион продолжал озирать окрестный ландшафт. Убедившись, что человек в самом деле один, он скользнул взглядом в сторону реки Нестус и выше, к далеким серым пикам гор Керкинеса и границам Македонии. Вновь переключив внимание на человека на скалах, он спешился. Незнакомец не был высок, но хорошо сложен, его волосы были седы, борода завита по персидской моде, глаза были цвета грозовых туч. На нем был длинный хитон бледно-голубого цвета и пара мало ношеных кожаных сандалий. Но никакого оружия не было и впомине, даже кинжала.

— Вид здесь красивый, — сказал Парменион, — но земли заброшенные. Как ты сюда попал?

— Я хожу разными путями, — ответил человек. — Вы будете в Пелле через семь дней. Я же могу оказаться там этим вечером.

— Ты великий маг?

— Не в том значении, как это понимают персы, хотя некоторые их маги однажды смогут ходить теми путями, которыми пользуюсь я, — туманно ответил человек. — Присядь ненадолго и поешь со мной.

— Давай оставим его здесь и поедем, — сказал Мотак. — Не нравится мне это местечко, уж больно открытое. Он, наверное, грабитель.

— Я много кем побывал за свою жизнь, фиванец, но грабителем — никогда. Но, тем не менее, я ждал именно тебя, Парменион. Думаю, что нам с тобой всё же есть смысл сесть и поговорить — о прошлом, о будущем и об эхе Великой Песни.

— Говоришь, как грек, — сказал Парменион, подходя к нему слева и по-прежнему просматривая ближайшие скалы.

— Не… совсем… грек, — сказал человек, — но это подойдет. Ты совершил в Персии великие дела; я поздравляю тебя. Твоя атака на Спетзабара была великолепна. Проигрывая ему в числе, ты вынудил его сдаться, потеряв при этом лишь сто одиннадцать человек. Это достойно похвалы.

— Ты доставляешь мне беспокойство, почтенный. Я ничего не знаю о тебе.

— Я ученый муж, Парменион. Жизнь моя посвящена учению, погоне за знанием. Моя мечта — понять всё мироздание. К счастью, я еще недостаточно близок к какому-либо настоящему знанию.

— К счастью?

— Конечно. Ни одному человеку не дано полностью воплотить все свои мечты. А иначе зачем нам было бы жить?

— Смотри! — крикнул Мотак, указывая на облако пыли у далеких горных хребтов. — Всадники!

— Они едут, чтобы доставить вас к Котису, — сказал человек. — Живыми или мертвыми. Царь Фракии не имеет желания видеть Пармениона на стороне македонцев.

— Тебе многое известно, — мягко сказал Парменион. — Полагаю, ты также знаешь способ избежать встречи с этими всадниками?

— Натурально, — сказал человек, легко поднявшись на ноги. — Следуйте за мной.

Парменион увидел, как он шагает к отвесной скале, которая зарябила, когда он приблизился. Спартанец моргнул. Человек исчез.

— Да он демон, или демиург, — прошептал Мотак. — Давай попробуем одолеть всадников. Они, по крайней мере, всего лишь люди.

— Мечи разрубают людей быстрее, чем заклинания, — сказал Парменион. — Я испытаю судьбу и пойду за магом. — Взяв поводья своего жеребца в правую руку, он повел животное к скале. Когда он подошел, температура воздуха подскочила, камни показались прозрачными. Он пошел вперед, проходя через них, чувствуя себя невесомым и потерянным.