Берия. Судьба всесильного наркома - Борис Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, что обвинения, предъявленные летом 1953 года Берии, практически совпадали с теми, которые Сталин собирался предъявить Молотову и Микояну. Только теперь их все сконцентрировали на одном человеке, дашнаков заменили на мусаватистов, да убрали "еврейский вопрос". Победителям, против которых он совсем недавно мог быть направлен, затрагивать тему борьбы с "безродными космополитами" было явно не с руки. В июле 53-го Маленков, Молотов, Хрущев, Микоян и их товарищи на пленуме мстили за пережитый в октябре 52-го смертельный страх. Они вовсю опускали Берию в глазах партийной номенклатуры, били и по голове, и ниже пояса, полоскали грязное белье "лубянского маршала", представляли его авантюристом, заговорщиком, выродком, монстром. То, чем больше всего гордился Лаврентий Павлович, атомный и водородный проект, старались у него отнять, представить его деятельность в этой области как голый карьеризм, если вообще не вредительство. Но, в отличие от Молотова и Микояна тогда, в октябре 52-го, сейчас Берия уже сидел в бункере под арестом, на обвинения ответить не мог, не мог никому ничего объяснить, да никто и не собирался слушать его объяснений.
Выступая 2 июля 1953 года, Маленков продолжил: "Далее, товарищи, известно, что Берия ведал специальным комитетом, занятым атомными делами (большинство присутствовавших, думаю, об этом узнали впервые. — /Б. С./)… И здесь он обособился и стал действовать, игнорируя ЦК и правительство в важнейших вопросах работы специального комитета. Так, он без ведома ЦК и правительства принял решение организовать взрыв водородной бомбы. Надо ли говорить о значении этого факта. Когда ему руководящие работники специального комитета (они здесь — тт. Ванников, Завенягин) дали проект решения для внесения в правительство, он, Берия, перечеркнул этот документ и единолично вынес решение, скрыв его от ЦК и правительства".
Тут передергивание фактов соседствует с откровенной ложью. Разумеется, вопрос о времени испытания водородной бомбы решался Берией не единолично, а вместе с тремя коллегами по руководящей четверки Президиума ЦК, что и было оформлено рядом правительственных постановлений. Что же касается Спецкомитета, то он действительно не подчинялся ни ЦК, ни правительству, но только потому, что подчинялся непосредственно Сталину. Ему Берия и докладывал о ходе работ по созданию атомной и водородной бомб.
В заключение же доклада Маленков сделал ряд важных проговорок: "Прошло… около 4 месяцев после смерти т. Сталина. Надо было разгадать и разглядеть Берия во всей его красе. Надо было всем увидеть его как нарушителя, подрывника единства нашего ЦК. Надо было сплотиться, чтобы единодушно, я подчеркиваю — вполне единодушно, решить вопрос о Берия. Когда мы в Президиуме ЦК все убедились, с кем имеем дело, мы созвали заседание Президиума ЦК и в присутствии Берия предъявили ему обвинения. Он вел себя нечестно. Фактов отрицать не мог, но стал трусливо, подло прятать концы, заявляя, что он исправится… Президиум пришел к выводу, что нельзя с таким авантюристом останавливаться на полпути, и решил арестовать Берия как врага партии и народа. (Голоса: Правильно!) (Бурные аплодисменты.) Разоблачив и изгнав такого перерожденца, каким оказался Берия, наш ЦК будет еще более сплоченным и монолитным (Георгий Максимилианович не догадывался, что всего через четыре года будет низвергнут с партийного олимпа. — /Б. С./). Принимая эти крутые меры, Президиум ЦК руководствовался убеждением, что в данном случае единственно правильными являются именно эти меры, Президиум ЦК руководствовался убеждением, что так поступил бы Ленин, так поступил бы Сталин. (Бурные аплодисменты.) Мы уверены, что наши действия будут единодушно одобрены Пленумом ЦК. (Бурные аплодисменты.) Что же касается отдельных ошибок и неправильностей, допущенных в период, пока мы после смерти товарища Сталина на протяжении 3–4 месяцев разоблачали Берия, эти ошибки и неправильности мы дружно поправим. Я бы сказал — хорошо, что понадобилось только 3 месяца (Возгласы: Правильно!), чтобы разглядеть подлинное лицо авантюриста и, невзирая на его положение и значительные возможности, вполне единодушно отсечь эту гадину, этот больной нарост на здоровом теле (Аплодисменты.)". Фактически Маленков признает, что Берию "заманивали": дали ему за неполных четыре месяца, прошедших после кончины Великого Кормчего, раскрыть свою реформаторскую сущность, а затем обвинили в попытках поставить МВД над партией и захватить власть. Тут уж поверишь Серго Берии, что его отец именно по настоянию Хрущева с Маленковым принял пост министра внутренних дел. Это, наверное, был один из хитрых ходов в сложной комбинации по дискредитации Берии в глазах партаппарата. Ведь сказать, что глава Спецкомитета Берия пытался захватить власть — никто не поверит. Что он, в самом деле, академиков-ядерщиков на Кремль бросит или ядерную бомбу на Москву обрушит? Другое дело — министр внутренних дел Берия вынашивал планы по захвату власти. Ведомство со времен Ягоды, и особенно Ежова служило пугалом, как для широких масс, так и особенно партийных функционеров, в отличие от рядовых граждан, хорошо знавших, кого и как производят во враги народа. Да и возможности для силового захвата власти у главы карательных органов в принципе были. Ему подчинялись и войска МВД, и до некоторой степени кремлевская охрана. А то, что Лаврентий Павлович только-только назначен министром, где до этого господствовали люди, в той или иной степени ему враждебные, далеко не всякий член ЦК мог сообразить. Вслед за Маленковым, согласно месту в партийной иерархии, выступил Хрущев, а за ним Молотов, № 3 в партийном руководстве, после падения Берии из четверки превратившемся в тройку. Никита Сергеевич сделал упор на то, как ловко он вместе с товарищами по Президиуму ЦК провел Берию: "Берия был большим интриганом при жизни товарища Сталина. Это ловкий человек, способный, он очень… крепко впился своими грязными лапами и ловко навязывал другой раз свое мнение товарищу Сталину. Он ловко, умело, другой раз намеком каким-то глухим, другой раз более определенным образом посеет сомнение или в тот или иной вопрос, или так или иначе показать в каком-то нехорошем свете того или иного товарища и нервировать без всякого основания товарища Сталина, добиваясь на какое-то определенное время восстановления товарища Сталина против того или другого товарища… Ловкость, нахальство и наглость — это основные качества Берия… При жизни товарища Сталина, когда мы дежурили у него по два члена Бюро ЦК неотступно… Я товарищу Булганину тогда сказал: "Николай Александрович, вот Сталин безнадежно больной, умрет, что будет после Сталина?"… Я говорю, вот моя тревога: после смерти Сталина Берия будет всеми способами рваться к посту министра внутренних дел. Зачем ему этот пост? Этот пост ему нужен для того, чтобы захватить такие позиции в государстве, с тем, чтобы через свою разведку установить шпионаж за членами Политбюро, подслушивать, следить, создавать дела, интриговать, и это приведет к очень плохим последствиям, а может быть и больше, для партии. Булганин. Был такой разговор. Хрущев. Нельзя, я говорю, допустить до этого, гибель будет всем. Но вы скажете, ну хорошо, потом умер товарищ Сталин, а все-таки, мол, Берия стал министром и, мол, ты также думал и говорил с Булганиным, но и ты, и Булганин не выступили, когда было формирование и распределение обязанностей… Я вам скажу, почему. Одно дело, когда думаешь: умирает, но еще живет, и другое дело психологическое состояние, когда уже умер Сталин… Я считал, что при обсуждении выступить и сказать это мнение не совсем правильно. Вы, дорогие товарищи, имейте в виду, что Берия добился своего еще при жизни Сталина, из-за разобщения между членами Бюро ЦК добился… Еще не остывший труп товарища Сталина — и поднять этот вопрос, скажут: воспользовался смертью товарища Сталина, сразу вносит раскол и смятение в руководство партии, и, таким образом, ловко используя это, выставят против тебя, и будешь в дураках, да еще в каких! Могло это быть… Берия очень домогался этого. Берия стал министром внутренних дел. Вы, товарищи, каждый знаете, какой удельный вес этой "персоны" в партии. Довольно большой". Насчет разговора с Булганиным Хрущев вряд ли лукавил. Но если ему действительно предшествовал разговор Хрущева с Берией с просьбой принять пост главы МВД, то беседа с Николаем Александровичем становится просто акцией прикрытия. Хрущеву надо было создать среди основной массы членов Президиума впечатление, что он с самого начала предупреждал о кознях Берии. Булганин, естественно, не знал, что Хрущев, по всей видимости, по договоренности с Маленковым, и, быть может, с Молотовым, уже предложил Берии возглавить МВД. Тогда неудивительно, что при распределении постов Никита Сергеевич ни слова не сказал против назначения Берии, хотя по логике, казалось бы, требовалось активно возражать против столь опасного, как он уверял Булганина, развития событий. Булганин же не был в курсе затеянной интриги и остался в убеждении, что Никита Сергеевич возражал против назначения Берии. Хрущев предложил разобрать "10 лет пройденной нами деятельности. Берия скажет, что он это время не был министром. Возьмем позже период. Давайте разберем, какие заговоры внутри нашей страны были открыты Министерством внутренних дел, Министерством госбезопасности? За исключением липовых, дутых — ничего". Из этого факта Хрущев сделал неожиданный вывод: Берии МВД нужно было, чтобы "взять в руки этот орган бесконтрольный… Вот смотрите, любого министра, любого работника, выполнение плана контролируем, там партийная организация выступит, там что-то мы видим, а в МВД все покрыто тайной. Он говорит: иду на конспиративную квартиру принимать какого-то агента, а какого агента там принимать, кто-нибудь знает? Никто не знает. Вот что ему нужно было, товарищи. Вот поэтому-то он и пошел на этот пост, против партии, против Правительства. Вот какая цель у него. Интересная такая деталь, я обратил внимание. Я считаю позорное дело с врачами, грузинское дело — это позор. Мы, члены Президиума, между собой несколько раз говорили, я говорил Лаврентию. Я получил письмо в ЦК… от генерал-полковника Крюкова, и Жуков получил это письмо. Я показал Президиуму ЦК, нужно рассмотреть. Там десятка два с половиной генералов осужденных, и Крюков осужден на 25 лет. Берия не берется за это дело разбора, а что это липа — это бесспорно… Почему? Я думаю, что это делал Берия в тех целях — он хотел поработать с этими генералами, а потом освободить. Потому что он освобождал не просто, а он освобождал, и эти люди выходили, а он им внушал, что это Берия им вернул жизнь, не партия, не правительство, а Берия. Вот был арестован Кузьмичев. Я думаю, что его освободить нужно было, но нужно ли было этого Кузьмичева, освобождая из тюрьмы, сразу одеть в генеральский костюм и назначить начальником охраны членов Президиума ЦК (логика у Никиты Сергеевича прямо-таки замечательная: невинного человека освободить можно, а вот восстанавливать в генеральском звании и в прежней должности не стоит, поскольку он-де будет чувствовать себя обязанным Берии, а не Президиуму ЦК. - /Б. С./). Думаю, что вряд ли это нужно было, а он был назначен. Почему? Потому что Кузьмичев стал тенью Берия, ему нужен был такой человек. Вот почему нужен был пост МВД, вот в каких целях он брал этот орган в свои руки. В преступных целях". Сразу скажу, что аргументация Никиты Сергеевича могла бы убедить разве что школьников, начитавшихся детективов и романов Дюма о разведчиках и коварных заговорщиках, устраивающих дворцовые перевороты. Люди же, сколько-нибудь осведомленные о работе органов госбезопасности, хорошо знали, что сами министры на конспиративные квартиры не ходят. Что же касается закрытости системы МВД-МГБ, то в части агентурной деятельности, будь то за рубежом или внутри страны, она была, есть и будет. В тоталитарном же или просто авторитарном обществе подобная завеса секретности неизбежно распространяется и на все стороны деятельности правоохранительной системы. И тут совершенно без разницы, кто стоит во главе органов — Ежов или Берия, Круглов или Серов. Что же касается только что освобожденного генерала С.Ф. Кузьмичева, арестованного по "делу врачей", то его вновь арестовали, уже по делу Берии, год продержали в тюрьме, а потом опять освободили, так и не предъявив никаких обвинений. Назначение Кузьмичева начальником управления охраны выглядело вполне логичным. Он уже занимал этот пост в 49–50 годах, но был уволен в связи с развитием "дела врачей". Формальным поводом для ареста Кузьмичева послужило дело о злоупотреблениях бывшего начальника Главного управления охраны Н.С. Власика. Теперь же, после того, как все обвинения по "делу врачей" были признаны сфальсифицированными, а по делу о Главном управлении охраны выяснилось, что Кузьмичев ничего из казенного имущества не присваивал, никаких оснований не доверять ему вроде бы не было. Хрущев продолжал рисовать образ коварного заговорщика: "Вот этот сбор всяких сведений. Вы знаете, например, что Берия поставил так вопрос. Я даже сам винюсь перед Пленумом. Он мне один раз звонит и говорит: "Знаете, у Вас работник Административного отдела позвонил Кобулову и спрашивает его, как дела идут. Это невозможно. Я член Президиума, и вроде какая-то тень наводится, кто-то вызывает моего первого заместителя, а не меня". Одним словом, этим самым он ставит вопрос, что ни в ЦК не вызывать, а это значит освободить от всякого партийного контроля органы МВД для произвола… Вот чего хотел Берия, и я бы, товарищи, сказал, он этого добился. Факт. Ведь вот эти записки по Украине, по Латвии, по Белоруссии. Это же факт, что они собраны не через обкомы, не через центральные комитеты, они собраны через работников МВД, хотя эти материалы имеются все в Центральном Комитете. Значит, он своего добился". Разумеется, как и всякий министр, Лаврентий Павлович был не в восторге от вмешательства партийных органов в сферу своей компетенции и всячески этому сопротивлялся. Но здесь он не был оригинален. То же можно было сказать ни о Молотове, и о Микояне, и о Кагановиче, и о других членах Президиума ЦК, руководивших тем или иным министерством или отраслью народного хозяйства. Все они предпочитали сами отдавать директивы партийным организациям на подведомственных предприятиях и в учреждениях, а не выслушивать указания со стороны какого-то там отдела Административных органов ЦК. Объяснимо и стремление Берии получить сведения об истинном положении на Украине, в Прибалтике и в Белоруссии по линии МВД, а не довольствоваться имевшимися в ЦК сводками. У Лаврентия Павловича были все основания полагать, что доклады местных партийных органов приукрашивают действительность. Хрущев, вместе с тем, довольно точно определил сущность политической позиции Берии: "… Ракоши сказал: я бы хотел знать, что решается в Совете Министров и что в ЦК, какое разграничение должно быть. Раз не будет в одном лице, надо более рельефно выявить разделение вопросов. Берия тогда пренебрежительно сказал: что ЦК, пусть Совмин решает, ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой". Лаврентий Павлович хотел оставить Богу богово, а кесарю кесарево. ЦК пусть занимается идеологией, пропагандой и кадрами, а Совмин — проведением конкретной политики, решением всех практических вопросов. При этом взаимоотношения партии и правительства стали бы сродни взаимоотношениям владельцев крупной компании, и ее менеджеров. Владелец определяет кадровую политику и (не всегда) общую стратегию, но не вмешивается в действия менеджеров. Если дела идут плохо, команду менеджеров просто меняют, или, наоборот, меняют общую стратегию бизнеса. Нечто подобное предлагал и Берия, причем делал он это явно с согласия и при поддержке Маленкова. Георгий Максимилианович, рассматривая себя в качестве преемника Сталина, надеялся сосредоточить в своих руках как председателя Совета Министров всю реальную власть, отдав на откуп Хрущеву и другим секретарям ЦК марксистско-ленинскую теорию. Берия же рассчитывал безраздельно властвовать в МВД, сделав его главным орудием реформ. Но, как мы знаем, все повернулось наоборот, и очень скоро, через каких-нибудь несколько месяцев после Июльского Пленума, выяснилось, что реальная власть не у Маленкова, а у Хрущева. Закаленный в чистках партийный аппарат одолел аппарат советский, только-только, во время войны, почувствовавший вкус настоящей власти.