Две Дианы - Александр Дюма

Габриэль со шпагой в руке одним прыжком оказался рядом с лордом.

– Негодяй!

Тот, стиснув зубы, схватил свою шпагу, лежавшую на кресле.

– Назад! – осадил своих людей Габриэль. – Я сам покараю злодея!

И соперники в полном молчании скрестили клинки.

Пьер и Жан Пекуа с товарищами расступились, расчистив им место, и застыли как вкопанные, следя за этим смертельным поединком.

Но мы еще не поведали, каким образом, опережая расчеты лорда Уэнтуорса, подоспела к беззащитной пленнице нежданная помощь.

Пьер Пекуа в течение двух последних дней успел подготовить и вооружить тех, кто вместе с ним тайно жаждал победы французов. А поскольку в победе можно было уже не сомневаться, то число таких горожан значительно возросло. Оружейник хотел нанести удар в самый решающий момент и поэтому выжидал, когда его отряд увеличится, а осажденные англичане дрогнут. Ему совсем не улыбалось даром рисковать жизнью людей, которые ему доверились. Только после взятия Старой крепости он решил наконец действовать.

И когда прозвучал его рог, из форта Ризбанк, как по волшебству, рванулись виконт д’Эксмес и его отряд. В мгновение ока они обезоружили немногих часовых из городской охраны и распахнули ворота перед французами.

Потом весь отряд, получив пополнение и осмелев после первого легкого успеха, ринулся к тому месту, где лорд Дерби безуспешно искал для себя почетной гибели.

Но что же оставалось делать лейтенанту лорда Уэнтуорса, когда он очутился между двумя огнями? Виконт д’Эксмес уже ворвался в Кале с французским знаменем в руке, а городская стража взбунтовалась… И лейтенант предпочел сдаться. Он только слегка сжал сроки, обусловленные губернатором, но ведь сопротивление стало бессмысленным и лишь усугубляло кровопролитие. Лорд Дерби отправил парламентеров к герцогу де Гизу.

Именно этого и добивались сейчас Габриэль и оба брата Пекуа.

Но их волновало отсутствие лорда Уэнтуорса. Тогда вместе с двумя-тремя верными солдатами они выбрались из гущи схватки, где еще гремели последние залпы, и, томимые тайным предчувствием, поспешили к особняку губернатора.

Все двери были распахнуты настежь, и они без труда добрались до покоев герцогини де Кастро. И как раз вовремя!..

Шпага виконта д’Эксмеса сверкнула, простираясь над дочерью Генриха II…

Поединок был напряженным. Недаром оба противника были сильны в искусстве фехтования и оба обладали завидной выдержкой. Их клинки яростно извивались, как змеи, и перекрещивались, как молнии.

Однако через две минуты могучим ударом виконт д’Эксмес выбил шпагу из рук лорда Уэнтуорса. Лорд пригнулся, чтобы избежать удара, поскользнулся на паркете и упал.

Гнев, презрение, ненависть, бушевавшие в сердце Габриэля, вытеснили всякое великодушие, и он мгновенно приставил шпагу к груди этого недостойного человека. Ни один из возмущенных свидетелей этой сцены не пожелал удержать руку мстителя. Но Диана де Кастро, только что очнувшаяся от обморока, сразу же поняла, что произошло, и бросилась между Габриэлем и лордом Уэнтуорсом, крикнув:

– Милосердия!

Какое удивительное совпадение слов! Она просила пощадить того, кто только что не пожелал пощадить ее.

Габриэль, увидя Диану и услышав ее голос, почувствовал, как волна нежности и любви захлестывает его. Гнев его мгновенно угас.

– Вам угодно, чтобы он жил? – спросил он у Дианы.

– Прошу вас, Габриэль, дайте ему возможность покаяться!..

– Пусть будет так, – ответил молодой человек и, прижимая коленом к полу разъяренного, рычащего лорда, спокойно обратился к Пекуа и стрелкам: – Подойдите сюда. Свяжите этого человека и бросьте его в подземелье собственного дворца. Пусть судьбу его решит сам герцог де Гиз.

– Нет, убейте меня, убейте меня! – отбиваясь, вопил лорд Уэнтуорс.

– Делайте, что я сказал, – закончил Габриэль, не отпуская его. – Теперь я понимаю, что жизнь для него будет пострашнее смерти.

И как ни метался, как ни бесился лорд Уэнтуорс, его все-таки связали, заткнули ему кляпом рот и утащили вниз.

Тогда Габриэль обратился к Жану Пекуа, стоявшему рядом с братом:

– Друг мой, я в вашем присутствии рассказал Мартен-Герру всю его диковинную историю, и вы теперь знаете, что он ни в чем не повинен. Вы, должно быть, и сами постараетесь облегчить жестокие муки страдальца. Окажите мне услугу…

– Все понятно, – перебил его Жан Пекуа. – Надо раздобыть этого Амбруаза Парэ, дабы он спас от верной смерти вашего оруженосца! Бегу, а чтобы за ним лучше ухаживали, прикажу перенести его к нам домой.

Недоумевающий Пьер Пекуа, словно в кошмарном сне, смотрел то на Габриэля, то на своего двоюродного брата.

– Идем, Пьер, – сказал Жан, – ты поможешь мне. Вижу, что ты ничего не понимаешь. По дороге я все тебе объясню, и ты наверняка согласишься со мной. Надо же исправить зло, сотворенное по недосмотру.

Откланявшись Диане и Габриэлю, Жан ушел вместе с Пьером.

Когда Диана и Габриэль оказались одни, она в порыве благодарности рухнула на колени и, воздев руки к небу, взглянула на своего земного спасителя.

– Благодарю тебя, боже! Благодарю за то, что я спасена, и за то, что спасена я им!

XXII. Любовь разделенная

Диана бросилась в объятия Габриэля:

– Спасибо, Габриэль, спасибо!.. Я призывала вас, своего ангела-хранителя, и вы явились…

– О Диана, – воскликнул он, – я так страдал без вас! Как давно я вас не видел!

– И я тоже, – шепнула она.

И, словно торопясь, они принялись рассказывать друг другу с ненужными подробностями все то, что довелось им вытерпеть во время долгой разлуки.

Кале и герцог де Гиз, побежденные и победители, – все было забыто! Волнения и страсти, кипевшие вокруг них, просто не доходили до их сознания. Блуждая в мире любви и радостного опьянения, они не видели и не хотели видеть другого реального мира, скорбного и сурового.

Так они сидели друг против друга. Руки их как бы случайно встретились и замерли в нежном пожатии. Надвигалась ночь. Разрумянившаяся Диана встала.

– Вот вы уже и покидаете меня, – с грустью заметил молодой человек.

– О нет, – подбежала к нему Диана. – С вами так хорошо, Габриэль! Этот час прекрасен!.. Отдадимся же ему. Не нужно ни страха, ни смущения. Я верю: господь к нам благосклонен – недаром же мы так страдали!

И легким движением, совсем как в детстве, она склонила свою голову на плечо Габриэля; ее большие бархатные глаза медленно закрылись, а волосы коснулись воспаленных уст юноши.

Растерянный, дрожащий, он вскочил на ноги.

– Что с вами? – удивленно раскрыла глаза Диана.

Бледный, как мел, он упал к ее ногам.

– Я люблю тебя, Диана! – вырвалось у него.