Большое Гнездо - Эдуард Зорин

На держателя гроз Илью уехал Никитка навестить Маркушу (соскучился!), отдохнуть от каждодневной суеты большого города, да загостился у него, а на Михея прискакал из Владимира гонец и велел немедля возвращаться во Владимир ко княгине.

Никитка распрощался с Маркушей и отправился в путь.

Закончился об эту пору последний озимый сев, опустевшие поля лежали вокруг, посеребренные первыми утренниками, но днем солнышко еще припекало по-летнему. Бабы сушили по лугам вымытый до белоты лен; чтобы не заводились в избах, девки хоронили в свекловичных домовинах тараканов и мух, а женихи в это время выходили смотреть своих невест.

Тот самый гонец, что привез Никитке повеление быть во Владимире, шепнул по пути старым своим знакомцам, что Всеволод возвращается из похода. Добрая весточка полетела из избы в избу и скоро растревожила все Ополье. Жены ждали своих мужей, девки — суженых. Выходили толпами на пригорки, водили веселые хороводы, посматривали вдаль — не пылит ли дорога?..

Когда отъезжал Никитка из Юрьева, на душе его после свидания с Маркушей было безмятежно и радостно, но чем ближе к Владимиру, тем все больше одолевала тревога: уж не снова ли Иоанновы козни?

Ставя новую церковь княгине, отказался он от былого своего буйства, строил просто и строго, соблюдая видевшуюся ему соразмерность и точность форм. Не один уже божий храм соорудила Мария во Владимире — оттого и слава о ней прошла, как о боголюбивой и кроткой княгине. Но тех, других храмов, не касалась рука Никитки, а этот был первым после долгого перерыва. И вложил он в свою задумку едва уловимую печаль, чуть слышимую, как шорох опадающих на осеннем ветру последних листьев. Как знать, быть может, это его последнее создание?..

Прямо с дороги, неумытый и пропыленный, явился он на княжой двор. Его ждали давно и сразу провели к Марии. Иоанна не было, и это порадовало Никитку, княгиня сидела одна.

— Здравствуй, Никитушка, — сказала она ласково, подымаясь с лавки. — С приездом тебя.

— Спасибо, — кланяясь, отвечал ей мастер.

— Устал ты с дороги. Не стой, проходи, садись смело.

Никитка прошел и сел, на чистых половицах остались следы его пыльных чоботов.

Великая это была честь — сидеть в присутствии княгини, и Никитка немного успокоился: значит, звала его Мария не для того, чтобы допекать попреками. Зря грешил он на Иоанна.

— Так скоро ли, Никитушка, закончишь ставить мой собор? — спросила она слабым голосом, и тогда впервые заметил мастер и худобу ее вдруг сникшего стана, и бледность в лице, и тоску, сквозящую сквозь решеточку длинных полуопущенных ресниц.

«Уж не помирать ли собралась княгиня?» — со страхом подумал он, потому что такой тоски не видывал в ее лице еще никогда.

Ему ли было знать, ему ли догадаться, что совсем другое тревожило Марию, что скорбела она не о жизни и, не смерти страшась, спешила творить угодные богу дела!.. Об одном молила она и денно и нощно благого вседержителя: снова вернуть ей Всеволода, направить к ней сердце и ум его, как это бывало в прошлом.

Не знал Никитка, что дала она невозможный зарок перед иконой Владимирской божьей матери — освятить новый собор к предзимью, на праздник Покрова.

Ужаснулся Никитка, услышав про ее зарок:

— Да разве же это слыхано, княгиня?!

— А ты постарайся, Никитушка…

Тихо говорила Мария, не повелевала — просила:

— Ну, сам посуди, как нарушу я свой зарок?

Больно кольнуло Никитке сердце:

— Как же могла ты, княгиня, такое пообещать?

— Сердце бабье слабое, думка тревожная, — пробормотала Мария. — Но, ежели не кончишь к сроку, великая стрясется беда.

«Беда-то уже стряслась!» — хотел выкрикнуть Никитка.

— Еще и до барабанов не довели мы собор, — сказал он, мысленным взором охватывая сделанное, — а далеко ли до Покрова?

— Я людей тебе дам. Биричам велю кликнуть на торгу, что платить будем каменщикам не по ногате, а по две в день. Куны с собою велю возить…

Покуда добром просила его княгиня, но знал Никитка и иной господский обычай: не согласится — долго говорить с ним не станут, повелят — и строй, а не построишь — сымут голову. Другую найдут — хоть и не та голова, а место не пусто.

— Хорошо, — сказал Никитка, тяжело подымаясь с лавки и кланяясь Марии в ноги. — Доверием своим порадовала ты меня, княгиня. А что в срок поставлю собор, в том и не сумлевайся.

— Вот видишь, вот и сам ты уверовал, Никитушка! — обрадовалась Мария. — А теперь ступай с богом, помолись в Успении за успех.

Еще раз, так же земно, поклонился мастер княгине и вышел, пятясь, за дверь.

Не порадовал он Аленку своим возвращением, не разговаривал с нею, варево хлебал вяло, хлеб только крошил на столе.

— Да что с тобою? — приставала Аленка. — Какая ишшо беда стряслась?

— Такая беда, что и бесу лысому невдогад, — отвечал Никитка. — И ты со своими расспросами ко мне нынче не приставай.

Обидел он Аленку, хоть и сам того не хотел. Не снимая нагара с лучины, все сидел он до поздней ночи и все смекал. Падали в кадушку горячие угольки, в светцах дымились последним пламенем почерневшие огарыши.

Снова с ощутимой, непередаваемой болью вспоминал он ушедшего из жизни Левонтия, учителя своего и великого зиждителя и камнесечца. Ко времени пришелся бы ему его добрый и умный совет.

Но нет Левонтия, над могилой его уж какую осень роняет свои листья высоко вытянувшаяся березка, нет и Маркуши рядом — он бы тоже помог. А к полудню сойдутся на площади возле собора несметные толпы нанявшихся по княгининому зову помощников.

Утром был Никитка все так же молчалив, все так же досадовал на Аленку. Наскоро похлебав горячего варева, даже с сыном не побаловавшись, как обычно, не взяв его с собою, ушел додумывать заковыристую ночную думу.

На зорьке холодно было, за Клязьмой туман расстилался по болоньям, и еще кружевные кресты Успенского собора не тронуло первое солнышко. На свинцовых куполах сидели нахохлившиеся голуби. У паперти толпились ранние старушки, спеша занять ближнее к налою место.

Как издавна велось, как еще Левонтием было заведено, чтобы не досаждали любопытные, вокруг строящегося собора ставили крепкий тын. Сторож в вывернутой наизнанку бараньей шубе, нахохлившись, сидел у просторного въезда. Рядом стояла худая лошаденка под простым седлом, среди кирпичей, плинфы и отёсанных белых камней тянула к серому небу связанные вместе оглобли старая телега.

Месяц почти не было во Владимире Никитки, а дело пошло вперед. Порадовался мастер за свою расторопную дружину, на славу поработали каменщики.

Увидев приближающегося мастера, сторож переметнул из одной руки в другую короткое копье и поклонился ему, насколько позволяла тесная шуба.

— С приездом тебя, мастер.

— Спасибо на добром слове.

— Аль не спится, что спозаранку пожаловал?

— Где уж тут уснуть, коли одна забота к одной!

— Работы нет без заботы, а забота и без работы живет, — сказал сторож.

Никитка не слушал его. Ступив под своды главных врат строящегося собора, он быстро смекал что-то, садился на корточки, водил прутиком по разровненному песку, окидывал быстрым взором могучие стены.

С уважением глядя на него, сторож покачивал головой и бормотал себе под нос:

— Ремесло ему вотчина. Знать, не трудно сделать-то, а задумать куды трудней.

Но и задумка задумке рознь. Как ставили собор на пустом месте, о сроках и не помышляли. Клали да клали себе стены изо дня в день, раствор замешивали добротно, худых камней не брали, кирпичик к кирпичику пригоняли на вечные времена.

Теперь же с Никитки совсем другой спрос. Теперь не только о прочности и красоте собора думал он, оглядывая свое еще безглавое творение. Снова и снова вспоминал он разговор с Марией — и все больше печалился.

Не заметил Никитка, как солнышко вспыхнуло над Золотыми воротами, как шумом наполнились улицы. Оторвался он от песочка, где чертил прутиком кругляшки и линии, оглянулся — и обмер: вся дружина каменщиков, неслышно приблизившись, грудилась за его спиной.

— Вишь ты, — сказал сотник, вытирая широкую длань о холщовый передник. — Поздоровкаемся, что ль?

Обнялись, похлопали друг друга по спинам, поударяли кулаками в грудь и плечи.

Никитка поблагодарил каменщиков за труды, поясно поклонился им. Уважительное обхождение мастера всем понравилось.

— Делали, как могли, — донеслось из толпы.

— Порадовали, порадовали, — говорил Никитка. — Бочку меду ставлю за рвение, а еще и княгиня велела везти вам медов.

— Дай-то бог тебе здоровья, — за всех отвечал сотник.

— И княгине-матушке, — благодарили каменщики.

Были у них простодушные и открытые лица. Кое-кого из них знал Никитка еще с той поры, как ставил Дмитриевский собор. И сметка у них была, и опыт. Эти не подведут, да и молодых не упустят, подсобят, научат уму-разуму.