Колючка - Интисар Ханани

в ответ. Говорит что-то, и Ферин оборачивается ко мне, следит, как я перехожу на другую сторону, опуская посох одновременно с вывернутой ногой. Ферин хрюкает, и даже в добрых тридцати шагах от них я слышу голос:

– Чего, калека? О ней точно не стоит тревожиться.

Я держу лицо и продолжаю идти, будто слова до меня вообще не донеслись. Далеко за полдень добираюсь до Пустой Реки. Это, как и намекает имя, огромное пустое русло, выбитое в песчанике. Здесь – едва глубже человеческого роста, но я слыхала, что на равнинах впереди оно порой уходит вниз дальше, чем растут вверх горы. Я иду вдоль него и прихожу к привязанным в ясеневой роще лошадям, что мирно щиплют сочную весеннюю травку. Сажусь в тени дерева, опускаю на землю посох и верчу в руках краешек пояса.

Нужно только оборвать узелок, и чары развеются. Но я не решаюсь. Он фейри и требует почтения, но… насколько ему можно доверять? Мама побоялась оставлять Бин с ним наедине. Я провожу рукой по поясу, сцепляю пальцы, чтобы не тряслись. Со мной иначе. Я, в конце концов, калека. Зацепив узелок ногтями, я отрываю его одним коротким движением.

Генно Камнегрив сидит передо мной, сама непринужденность, с дорожной сумкой под боком. Он пробегает глазами по мне и наклоняет голову, обозревая лошадей. Я встаю, одновременно подбирая посох, отряхиваю с юбки пыль.

– Там Пустая Река, – говорю фейри, кивая в сторону пересохшего русла. – В одном дне пути к югу будет Кхаритская дорога. Она ведет с востока на запад, до самой Лирелеи, если вам надо к морю. Если проехать по ней еще лигу, попадете на Гураильскую дорогу, что идет на север к Таринону.

К западу от нас высятся горы, ясно видимые и близкие, добраться до них можно и к утру. Но вряд ли фейри отправится туда. В той стороне только глухие леса и долгий петляющий перевал, ведущий к маленьким королевствам за горами.

– Благодарю, – говорит он.

Плавно поднимается, воплощение изящества. Все фейри такие губительно прекрасные или это его личный дар?

– Сразу же отправитесь обратно?

– Надо, – отвечаю я, стараясь смотреть на лошадей. Снова чувствую, как его взгляд замирает у меня на лице. – Шагать тут немало, а я бы хотела вернуться до ночи.

– Вы боитесь земель вокруг дома по ночам? – Голос у него теплый и веселый.

– Дело не в страхе, – холодно отвечаю я, – а в удобстве. Мне труднее идти, когда я не вижу, куда ступаю. Новолуние дает слишком мало света для человеческих глаз.

– Как всегда рассудительная Рэя, – согласно говорит он.

Я гляжу на него, удивленная тем, как легко он назвал мое прозвище, не спросив разрешения. Не стоило смотреть, потому что он поджидал этого взгляда.

– Скажите, отчего родители отправили в такой путь вас с больной ногой, когда ваша сестра могла запросто увезти меня, будучи верхом? И почему она не подождала вас здесь?

При ярком дневном свете я понимаю, что глаза у него не совсем черные, скорее темно-карие с полуночной мглой в середине. В них прячется тепло, неподвластное черноте, – так самой темной ночью в лесу деревья все равно шумят приветливо.

– Бин красивая, – отвечаю я почти шепотом.

– А‐а, – мягко говорит он и уходит к лошадям.

Я стискиваю посох и тяжело на него опираюсь, благодарная за то, что фейри отвлекся от меня. Знаю, что надо отправляться домой, что он позволит мне уйти без единого слова, но на языке нестерпимая горечь. Я гляжу, как он ходит между лошадьми, приветственно протягивает каждой сложенную ладонь и осматривает копыта, проверяя их перед путешествием.

Закончив, идет обратно за дорожной сумкой.

– Я сама предложила, – вырывается у меня неожиданно.

Он чуть хмурится:

– Припоминаю.

– Им не понравилось.

– И все-таки вы здесь. Предположим, что теперь я получил от вашего отца все желаемое: пять лучших лошадей Менайи и общество его дочери.

Слова вызывают у меня удивленный смешок.

– Лошади прекрасные, а вот что до меня, в этой части сделки вы, боюсь, проиграли. Удачи в другой раз.

Я иду прочь, размахивая посохом, и настраиваюсь на большой переход домой. Немыслимо быстро для человека он появляется в шаге передо мной. Я встаю как вкопанная.

– Моя удача зависит от меня, – говорит фейри с улыбкой. – И мне по душе то, что я заполучил.

– Верин Камнегрив, – я надеюсь, что церемонное обращение не подпустит его ближе, – мне не стоило оставаться так долго. Путь домой неблизкий, а я уже говорила, что не хочу идти ночью. Желаю вам доброй дороги и благополучно добраться.

Я медленно выдыхаю, понимая, что он просто играет и на самом деле мне нечего бояться. Нечего же?

– Вы так суровы, келари Амрэя, – говорит он тихо. – Нужно иногда быть к себе добрее.

– Не понимаю, о чем вы.

– Да, – соглашается он. – Позвольте перед прощанием вернуть долг вашей семье.

– Долг? Разве у хозяев и гостя уже не равное бремя?

На его губах мелькает и исчезает улыбка.

– Не сказал бы, что равное. Вы и сами не осознаете, какой опасности подвергались, чтобы принести меня сюда. Я не позволю себе остаться в долгу, покуда в силах его вернуть. – Он молчит и смотрит мимо меня, подбирая слова. – Вашей сероглазой сестре я хотел бы сказать: с колдовством можно управляться по-разному. Она нашла один способ, колдуны этих земель научили бы ее другому. Передайте ей, что среди фейри вершина чародейства – это умение видеть весь узор.

Я киваю, сохраняя в памяти его слова. Он снова опускает на меня глаза, темные и, вопреки сходству с людскими, невероятно чуждые. Перекидывает со спины сумку и роется в ней.

– Той сестре, что любит животных.

Он протягивает мне камень не больше подушечки пальца в виде невысокой коренастой лошадки. Я молча раскрываю ладонь, и он опускает в нее крошечную фигурку. На миг мне кажется, что камешек шевелится, будто в руке у меня живое существо. Но это все еще просто статуэтка, так что я с облегчением прячу ее в карман юбки.

– А это, – говорит он, – для калеки.

Снова протягивает ко мне руку, обхватив пальцами потертую деревянную рукоять старого костяного ножа. Я неуклюже пячусь, таращусь на него, на это совершенное лицо, спокойное и без следа улыбки. Не представляла, что его слова могут так ранить.

– Мне не нужно вашей благодарности, – отвечаю я неровным голосом.

Хочется только поскорее убраться и никогда больше не иметь дела с фейри и их проклятыми всевидящими глазами.

– Я обязан вернуть долг, – говорит он. – Вы легко подвергаете себя опасности, так что нож может пригодиться.

– Я отпускаю вам этот долг. – Голос уже дрожит. – Доброго пути, вераин.

Он дает мне обойти себя. Я шагаю быстро, как могу, нарочито стуча посохом о землю. Оглядываться не решаюсь.

– Благополучно добраться. – Ветер доносит из-за спины его слова.

Я резко опускаю голову и не даю себе протянуть