Тайная история драгоценных камней - Виктория Финли

Миф о том, что настоящие бриллианты ничем не раздробить, сослужил дурную службу не только самим бриллиантам. В начале XVI века конкистадор Франциско Писарро и его товарищи расколошматили кучу прекрасных изумрудов, решив, что изумруды тоже должны быть несокрушимыми. За полтора тысячелетия до этого, во времена Плиния, считалось, что бриллиант можно разбить, лишь капнув на него кровью только что принесенного в жертву ребенка или ягненка. Плиний, как и многие ученые вплоть до XVII века, когда этот факт приводился в числе геологических курьезов, размышлял, отважился ли хоть кто-нибудь на подобный эксперимент: «Какой роковой случайности мы обязаны подобному открытию? И что навело на мысль человека, первым проводившего эксперимент такой ценой?» Спешу успокоить Плиния. Скорее всего, это метафора, имеющая то же происхождение, что и христианский символ «агнец Божий». Алмаз — самая твердая субстанция, а принесенный в жертву барашек воплощает невинность, то есть единственный способ сокрушить жестокость — любовью.

История гранильщика

Места, где продают и ограняют драгоценные камни, часто напоминают муравейник. Это сравнение справедливо и для некоторых уголков старинного алмазного района в бельгийском Антверпене, и для знаменитой Сорок седьмой улицы в Нью-Йорке, и для центров огранки в Сурате, что в Западной Индии. Лабиринты аллей и проходов, нагромождения зданий и лавок словно созданы по модели кристаллической решетки алмаза.

Чтобы добраться до офиса Габи Толковски в Алмазном клубе Антверпена, нужно покинуть широкие оживленные улицы исторического центра и нырнуть в хитросплетение пешеходных улочек, проход на которые охраняют вооруженные полицейские. Перед входом в Алмазный клуб придется постоять в очереди, чтобы предъявить паспорт охраннику за пуленепробиваемым стеклом, потом пройти через многочисленные металлоискатели и подняться на лифте, утыканном видеокамерами. Мне дали подробные инструкции: подняться на одном лифте, выйти, миновать коридор, подняться на другом лифте и пройти по еще одному длинному коридору. Правда, я пару раз не туда свернула, но в конце концов нашла-таки нужную дверь и самого Габи, сидящего за столом перед бежевым сейфом. Он по телефону утешал охранников, обеспокоенных моим долгим отсутствием.

— Если бы вы еще чуток подзадержались, то они снарядили бы на ваши поиски спасательный отряд, — пошутил он.

Габи считается одним из величайших гранильщиков мира. Его двоюродный дед — знаменитый Марсель Толковски, который в 1919 году в возрасте девятнадцати лет написал первую в мире книгу об огранке круглых бриллиантов. Это было довольно рискованное предприятие, ведь до сих пор секреты огранки не выходили за пределы узкого круга, в основном еврейских общин, и хотя многие люди владели этим мастерством, никому в голову не приходило сесть и написать предназначенную для широкого круга читателей книгу о правильных углах и идеальных пропорциях.

Возможно, будь Марсель постарше, он бы не осмелился на подобную публикацию, но он был молод, изучал в Лондонском университете инженерное дело и потому рискнул. Параметры идеального бриллианта, которые рассчитал Толковски, используются до сих пор.

Внучатый племянник Марселя тоже обладает смелостью, но иного толка. Он берет большие и самые ценные камни, исследует их контуры и ландшафты, отмечает все риски, а потом, изучив их лучше, чем некоторые помнят лица своих возлюбленных, придает новую форму. Забавно, что гранильщики используют те же слова, что и мясники, например разделка (когда камень нужно точным ударом разделить на две половины — это занятие тоже требует изрядной доли смелости), распилка. При этом Толковски обращается с камнями скорее как пластический хирург.

— Когда я в первый раз вижу камень, то спрашиваю, каким он хочет стать. Все хотят стать самыми красивыми.

Именно такой вопрос он задал перед тем, как приступить в 1997 году к огранке знаменитого «Золотого юбилея», который весил пятьсот сорок пять карат и потеснил с первого места «Куллинана». Выслушав ответ алмаза, Габи придал ему форму диванной подушки, благодаря которой камень светится мягким золотистым светом. До встречи с Габи алмаз носил имя «Безымянный коричневый», а после огранки был приобретен в качестве подарка таиландскому королю, на «золотой» юбилей его правления. То же самое Габи спросил и у алмаза «Столетний», который в необработанном состоянии весил пятьсот девяносто девять карат и был самым крупным из найденных бесцветных алмазов. Поиск ответа занял три года, причем большую часть времени Габи и его семья гостили у «Де Бирс», чей столетний юбилей и должен был ознаменовать новый бриллиант.

— Торопиться нельзя. Ошибешься в одной грани, и пути обратно не будет.

И теперь ограненный бриллиант весит чуть меньше двухсот семидесяти четырех карат — безукоризненный камень чистой воды.

— Обыватели не представляют, что такое огранить алмаз. Думают: чик-чик, отрезал лишнее, и готово.

Но для Габи это своеобразная трехмерная стратегия, когда от каждого шага зависят все остальные и нужно просчитывать на много ходов вперед. Гранильщики, вглядываясь через микроскоп, могут потеряться в глубинах камня, изучая его. Но в какой-то момент приходится принимать решение.

— Оказываешься лицом к лицу с сотней проблем. Нужно учитывать множество факторов: цвет, форма, чистота, грани… А конечный результат только у тебя в голове. А потом погружаешься в работу, словно под гипнозом, поэтому в конце дня обязательно нужно отвлечься: прогуляться, побыть с родными, а иначе станешь рабом камня.

Другие кристаллы, такие как рубины, сапфиры, изумруды, опалы, формируются в стабильной породе и просто растут, как кристаллы соли. А вот алмазы рождаются в движении, поэтому в них иначе чувствуется жизнь. Габи описывает движение света внутри алмаза как «путешествие».

— Свет проходит через прозрачный камень и при этом мерцает, как на поверхности воды, я так и вижу плавающих китов, потому что картинка внезапно оживает.

Габи говорит об алмазах, как учитель об учениках: все они одаренные, но проблемные и требовательные. Большинство из них личности, индивидуальности.

Как и все у них в роду, Габи учился мастерству огранки в цеху, принадлежащем его семье, и постепенно проникался самими сложными «учениками».

— Они были серо-зеленые, коричневые, темно-зеленые, серо-желтые.

Когда такие камни подвергали стандартной огранке, описанной в книге его двоюродного деда, они «не трепетали», поэтому мальчику приходилось изобретать что-то новое. У него с собой был лишь один такой камень, оправленный в кольцо. Специалист сухо описал бы его как «коричневый бриллиант огранки «календула» весом в один карат», но мне он напомнил патину, табак, чай, бергамот, дым, зимнее утром в континентальном европейском городе.