Аристократы - Баса

— Да, знаете… как-то после тысяч пациенток, лица стираются в памяти. У меня есть жена и двое дочерей… — начал врач оправдываться. Щеки пылали огнем. — Всё. Я закончил, Анна, одевайтесь.

Оценила слежку Хаски за собой и не решилась оставить их один на один и спокойно одеться. Одевала лифчик и рубашку перед его заинтересованным взглядом. Все лицо пылало, шея, мечтала закрыться за руками и не открывать никогда глаза. От бессилия слезы наворачивались, как же стыдно… за Хаски.

— Так… общие симптомы, — начал подводить итог врач, при этом записывал что-то в свой блокнотик. — Таблетки для повышения гемоглобина вы пьете? — я кивнула с трудом сдерживаясь моргала. Врач заметил мой расстроенный вид, но Хаски сидел сзади и предпочитал не замечать. Пока врач задавал наводящие вопросы я кое-как отвечала, надеясь, что Хаски угомонился.

Но нет. Спустя несколько минут ему надоело видимо что его не замечали. Я отвлеклась от слов врача, когда расслышала эти громкие шаги. Чуть перевела дыхание, молясь чтобы он поскорее ушел, но мечты остались мечтами.

Хаски поднял меня за руку с дивана и сам уселся на него, и потом только усадил меня к себе. Резко встрял в разговор между нами, будто я не смышленое дите, не способное разговаривать и стал вести себя как… как… не знаю кто. Будто я не способна сама о себе позаботиться, куда он нос засовывал? Его касались мои проблемы со здоровьем?

Его это не касалось. Я сама по себе.

И это всё была последняя капля в моем водопаде терпения, а его у меня всегда был водопад. Думала выдержу что угодно, но сейчас мне ясно дали понять, что я животинка, о которой ухаживали, о которой заботился господин. И этот господин сам решил за себя. Он был уверен в своем торжестве, будто знал, что я ему принадлежу. Он действительно не собирался расторгать это соглашение, уж больно подминал под себя?

Мужчины меня не могли видеть, я сидела спиной к Хаски, руку он держал на моем голом бедре, опять нагло задирая подол юбки, тем самым демонстрируя, чья я.

Была я никем и осталась для него никем. Надоело… надоело, что он никогда не слушал и слышал меня. Себя одного.

Страстно мечтала поскорее смотаться отсюда, взять чемоданы и свалить, послать отца с его соглашением. Хаски захлопнул дверь за врачом, кажется успокоился, а мне было до едва сдерживаемых слез обидно и холодно. Он не огонь, а самый настоящий лед, бессердечная, эгоистичная ледышка.

Взглядом сразу нашел:

— Собственно, с твоей болезнью я понял, — рукой протер шею, будто она у него затекла, прошел более расслаблено к столу со стульями. — Садись, — похлопал по месту рядом с собой. — Теперь поговорим о вчерашнем и о телефоне…

Я конечно не присела на приглашение, стояла, не мигая смотрела.

— Я собака для тебя? — вырвалось нечаянно. — Тупая, красивая собачонка, да!?

Он стремился подчинить, взять под контроль жизнь. Это так сильно испугало, что действительно мелькнула мысль послать отца и сбежать к Ирине хоть сегодня, пусть и с температурой.

Не ответив развернулась и резво двинулась к двери, лишь бы в комнате забыться от этого ужаса. Как же холодно, машинально руками провела по коже, чтобы спугнуть с себя эмоции.

— Стоять, Аня! — расслышала и его голос сзади и звук скрипнувшего стула по полу. Я, не оборачиваясь, сорвалась на бег, спрятаться от его холода.

Сзади расслышала его шаги… бег!? Дима никуда и никогда не торопится. Распахнула дверь и испуганно выдохнула, когда меня перехватили поперек живота и наверх приподняли, не давая ногами наступать на пол.

— Отпусти, пожалуйста, Дим, — полувскрикнула, полупростонала. Руки очень крепко держали, сдавливали тело, не давали вырваться или выдохнуть.

Хаски плотно прислонял к своей груди мою спину, на волосах и шее чувствовала глубокое, рваное дыхание, носом Хаски проводил по коже.

Одной рукой приоткрыл дверь на максимум и направил наши тела к кровати. Закусила губу, сдерживая испуганный вздох. Сердце забыло как биться и остановилось в нерешительности. Дима нервно поцеловал меня за ухом, я слышала его хриплое, горячее, нервное дыхание. Зубами иногда проводил по коже, как грубое животное, что самку свою прикусывал за не послушание. Пыталась отвернуть шею от него.

— Хочу тебя… — слышала на ухо, а его рука с моего живота опустилась на юбку, нащупала подол, собрала ткань наверх, прислоняя мои бедра к его бедрам. Очень отчетливо давая понять, как хочет взять меня. Опять прикусил за мочку уха до легкой боли:

— Он же не трогал тебя здесь… — шепотом спросил, и пальцами сжал меня между ногами через ткань белья, а потом немного погладил, вперед-назад в легкой ласке. — Не трогал!? — более грозный вопрос расслышала.

— Нет, — едва слышно ответила.

Поставил на ноги возле кровати, но по-прежнему держал, как закованного узника в кандалах. Переместил руки на грудь? Нет. На пуговицы кофты, первые верхние слегка дрожавшими пальцами нервно расстегивал, а потом рванул края материала в разные стороны. Слышала, как треснуло несколько пуговиц и отскочило на пол, покатилось. Крепкие руки знакомо и властно сжали грудь и смяли жестко.

Я с трудом стояла на ровных ногах, перед глазами лихорадочный беспорядок, пространство какое-то странное, покачивалось. Я оперлась спиной о его пресс и просто расслабилась, больше не было сил сопротивляться. Устала, что ли?

Пусть трогает, как я была для него никем, так и осталась. Прикрыла глаза, но не от удовольствия, а от горькой правды.

Дима положил меня спиной на кровать, сам колено поставил на кровать и навис надо мной сверху, скрывая нас в еще большей тьме. Сцепил наши пальцы в замок и опустил по обе стороны от моей головы.

Жестко провел напрягшимся членом медленно по юбке, задирая ее этим движением до белья. Потом поднял голову, поцелуями опалил кожу груди, шеи. Слишком горячие поцелуи. Это место, где слушал врач.

Мы встретились глазами, они блестели у Дима как больного, опасно, лихорадочно, должно быть, как и у меня.

— Как же я хочу тебя… — опустил Дима взгляд мне на губы, затем голову вниз, просунул язык в рот и поцеловал, очень глубоко, слизывая как лакомые сливки не давая дышать, давя грудной клеткой и всем телом на меня. — Хочу взять тебя.

А я боялась пошевелиться, с голой грудью и с руками заведенными за плечи не двигалась, смотрела в потолок.

Дима внезапно прервался и посмотрел в мои застывшие глаза, безэмоциональные и что-то пытался понять по ним:

— Не смотри на меня, как на зверя, — опустил голову