Великий магистр - Елена Грушковская

— Да, — кивнула я. — А ещё не считать их врагами.

Он вздохнул.

— Вот бы ещё научить ИХ не считать врагами нас…

Я сказала:

— Если не научимся — погибнем.

Каспар сначала усмехнулся, потом нахмурился.

— Даже так?

— Да, так. Увы.

Звонок от доктора Береша не заставил себя долго ждать. Он застал меня в деревне достойных; я ходила по домам, наблюдая за тем, как достойные налаживают свой быт, и выясняя, что им ещё необходимо. Те достойные, которых эксперимент Юли вырвал из семьи, забрали близких сюда — зачастую из комфортабельных домов и квартир со всеми удобствами, но никто не жаловался. Среди достойных царила атмосфера дружбы и единения, сплочённости и взаимопомощи; хоть каждый из них имел полный комплект вооружения, жизнь текла в мирном русле, без ссор и стычек.

В трубке слышался тоскливый вой, и я, выскочив из дома на улицу, закричала:

— Юля! Юля, это я! Я здесь, слышишь меня? Успокойся, не плачь! Я с тобой.

Видимо, доктор Береш поднёс телефон к её уху, и она услышала меня, потому что вой затих, слышалось только жалобное поскуливание. Я без остановки продолжала говорить ласковые слова, и на том конце линии настала тишина. Я замолчала, вслушиваясь, а потом удивлённый голос доктора Береша сказал:

— Просто невероятно… Вы и по телефону сумели её успокоить.

12.7. Мама

Так продолжалось несколько дней. Со стороны, наверно, это выглядело странно: в любое время суток раздавался звонок, и я, чем бы ни была занята, бросив все дела, говорила в трубку примерно одни и те же слова:

— Юленька, солнышко, маленькая, я с тобой, я рядом. Никто тебя не обидит. Всё хорошо. Не надо плакать, лучше послушай: «Жил старик со своею старухой у самого синего моря; они жили в ветхой землянке ровно тридцать лет и три года…»

Я рассказывала ей сказки, читала стихи — лишь бы она слышала мой голос. Карина однажды заметила:

— Как будто она твой ребёнок… С которым тебе не дают увидеться.

Я задумалась. И правда: в моём сострадании к ней было что-то материнское, а она разумом была действительно как маленький ребёнок. При этом я чувствовала, что разговоров по телефону мало: они могли её лишь успокоить, а для исцеления нужен был и физический контакт. По словам доктора Береша, все эти дни удавалось обходиться без инъекций, и это положительно сказывалось на состоянии Юли. Приступы стали реже: вместо трёх-четырёх раз в сутки — один-два. На фоне усиленного питания это способствовало восстановлению повреждённых участков мозга и сосудов, и на восьмой день я услышала в трубке запинающийся, невнятный голос, который сказал:

— Ма…ма… Я… те…бя… лю… лю…

Я чуть не расплакалась. Рассудок Юли был ещё не в порядке, если она считала меня своей мамой, но как радостно было слышать вместо звериного рыка членораздельные слова! Я сказала:

— И я тебя люблю, Юленька.

Кто бы мог подумать несколько месяцев назад, что мы будем говорить друг другу такие слова!..

Но радость моя длилась недолго.

Три дня звонков не было совсем, и я извелась от нехороших предчувствий. Паутина их подтверждала. Не вытерпев, я позвонила доктору Берешу сама.

— Отто, что-то случилось? Как там Юля?

— Кхм… Здравствуйте, Аврора…

Кажется, сейчас будут плохие новости.

— Теперь у центра другой руководитель, — сказал доктор Береш. — Альварес узнал о наших «телефонных сеансах». Теперь я не имею доступа к президенту.

Его голос прозвучал как-то сухо и обыденно, но я чувствовала его боль. Она вошла в меня и разлилась горечью во рту.

— Кто теперь руководит центром? — спросила я.

— Его зовут Ганнибал Электра, — ответил доктор Береш.

— «Доктор Каннибал», — вырвалось у меня.

— Простите?

Как же можно забыть доктора Каннибала! Его вкрадчивый и вежливый голос, его взгляд, от которого по спине бежали ледяные мурашки! Если вы помните, он некоторое время был врачом в Кэльдбеорге, придя на эту должность в конце моего срока. Когда я освободилась, он ещё работал там, а о дальнейшей его карьере мне не было ничего известно. По всей видимости, он выжил в первой войне, примкнув к «Авроре», и вот теперь был поставлен Альваресом в руководители основанного доком Гермионой центра.

— Старый знакомый, — ответила я. — Он был тюремным врачом, вы знаете?

— Гм… Нет, я не знал, — угрюмо проговорил доктор Береш. — Отлично… Полагаю, Альварес в курсе.

— Я тоже так полагаю, — согласилась я. — Он знал, кого назначал…

— Пожалуй, я начинаю с вами соглашаться… В том смысле, что он не желает выздоровления президента, — сказал доктор Береш.

Мы помолчали. Да… Нынешняя осень выдалась богатой на невесёлые события.

— Но вас, по крайней мере, не уволили? — спросила я.

— Пока нет, — вздохнул он и грустно усмехнулся. — Но сдаётся мне, этот день близится…

— Мы ждём вас, — сказала я. — И док Гермиона тоже будет рада вас видеть.

— Спасибо, Аврора, — ответил доктор Береш. И вдруг спохватился: — Ничего, что я называю вас просто по имени, а не госпожой Великим Магистром?

Я засмеялась:

— Ну разумеется, ничего… Так даже предпочтительнее. Не очень люблю титулы и церемонии. В общем так, Отто… Пока ничего не предпринимайте, никаких резких движений не делайте. Будем думать, как спасать Юлю.

Закончив разговор и нажав кнопку разъединения, я зарычала. Учу собратьев любви и прощению, а самой сейчас так и хочется кое-кого выпотрошить…

Спокойно. Сосчитать до десяти…

12.8. Новый руководитель

Доктор Ганнибал Электра наблюдал за VIP-пациенткой сквозь прозрачную стену из ударопрочного пластика. Коротко остриженные волосы взлохмачены, в глазах — дикий блеск, повадки — как у обезьяны. Она то спрыгивала на пол и передвигалась по палате на четырёх конечностях, то заскакивала обратно на кровать и, раскачиваясь из стороны в сторону, периодически выла. Из членораздельных звуков она произносила только «мама». Сначала она не обращала на доктора Ганнибала внимания, но когда он вошёл, настороженно замерла, вглядываясь в него немигающим взглядом.

— Будем знакомы, меня зовут доктор Ганнибал Электра, я ваш новый врач, — сказал доктор Ганнибал.

Вытянув шею и снова втянув голову в плечи, пациентка высоким и громким голосом, с неестественными паузами между слогами, выкрикнула:

— Де ма…ма?

Видимо, это следовало понимать как «где мама». Пока доктор обдумывал ответ, пациентка начала проявлять признаки беспокойства. Она начала раскачиваться и теребить одеяло, а потом снова выкрикнула: