Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1] - Константин Путилин

— Скажите, пожалуйста, — спросил он, доставая 20 копеек, — ведь этот господин, с усами и баками, у вас служит?

Швейцар взял монету:

— Господин Синев?

— Да.

— У нас, инспектором.

— Благодарю вас. Большое жалованье?

Швейцар ухмыльнулся:

— Для двоих хватит. Тысячи четыре наберется.

— Как для двоих? — спросил Ж.

— Потому как они недавно женились, — объяснил швейцар.

— А! Благодарю вас! — сказал Ж. и отошел от подъезда, направляясь в портерную.

Там он сел у окошка, спросил пива и стал внимательно следить за всеми выходившими из дверей.

Тогда еще не было адрес-календарей.

В половине пятого Синев вышел из подъезда и пошел по Гороховой. Ж. уже следовал за ним. Синев взял извозчика. Ж. тотчас взял другого и поехал за ним следом. Они приехали на Серпуховскую улицу, и Синев вошел в подъезд красивого, единственного в то время каменного дома.

— Теперь не уйдешь! — радостно сказал себе Ж. и тотчас явился ко мне с докладом.

Я выслушал его и задумался: взять по одному, да и то такому неверному, указанию Соньки, видимо, состоятельного и интеллигентного господина, поступок довольно рискованный. Я предложил Ж. сперва удостовериться, тот ли это человек, который подкупил Соньку-гусара, и если это он, то найти улики. Мы сообща составили план первых действий, потом я отпустил Ж. и стал ждать результатов.

В тот же вечер Ж., не загримированный, но в старом изношенном костюме, сидел в портерной того дома, в котором жил Синев. Он сел подле самой стойки и вступил в беседу с приказчиком, спрашивая, не знает ли он господ, которые лакея ищут, потому как он по этой должности без малого всю жизнь и теперь без места.

— Нет, милый человек, таких у нас нету, — ответил приказчик.

Ж. удивился:

— Такой огромнейший дом, и с парадом, а господ нет!

— Купцы у нас тут живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев Яков Степанович. Так им лакея не нужно.

— Есть?

— Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого, и со всем у них одна прислуга справляется. Такая шельма! Анюткой звать. У нас всегда с одним фельдфебелем прохлаждается, когда господ нет.

— А, поди, никогда вечером не сидят? Господское житье я знаю...

— Тут не так, — отвечал словоохотливый приказчик. — Между ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Однажды она хотела из окна выброситься, в другой — он чуть не зарезался.

— Что ж это с ними?

Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.

— Это ты про Синевых? — спросила она приказчика.

Тот кивнул. Женщина внезапно оживилась и, поправив на голове платок, заговорила:

— Про этих господ ты у меня спроси. Я у их всегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю! Почему они живут так?

Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:

— Позвольте познакомиться, Прокофий Степанов, по лакейской должности. И, садясь подле их стола, прибавил: — Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! — приказал он приказчику.

Прачка осталась очень довольна. Когда подали ра­скрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и она тотчас заговорила:

— Господа-то эти душевные очень, да вот поди — не повезло! Барин в ней души не чает, и она в нем, и деньги есть у них, потому что у барина хорошее место, а в доме ужасно что.

— Из-за чего же между ними такая контрреволюция? — спросил Ж.

Прачка нагнулась к нему и понизила голос до шепота:

— Видите ли, она до свадьбы не соблюла себя, он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся, и оба плакать. Я однажды в три часа проснулась, в прачечную идти. Анютка спит, что мертвая, а там — плач и голоса. Я подошла и даже жутко стало. Он говорит: «Я тебя убью!» А она отвечает тихо: «Убей!» и ти­шина вдруг, а потом как он заплачет... Анютка сказывает, и часа бы не прожила, если бы не доход...

Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:

— А из себя красивые?

— И не говорите! Прямо парочка. Она-то такая стройненькая да высоконькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные. Брови что угольком выведены, и всегда серьезная. Нет чтобы улыбнуться...

— А сам?

— Тоже видный мужчина. Высокий, статный. С­начала как с бородой был, так еще был красивее.

— Сбрил, что-ли?— спросил Ж.

— Совсем! Сказывал, шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая...

— Ну, прощенья просим! — поднялся Ж.

¾ Что ж, уже идете?

— Я еще забреду. Тут, на Клинском живу, — отвечал Ж., — а сейчас мне надо насчет места наведаться.

— Ну, спасибо за угощение!

— Не за что!

Молчавший все время мастеровой вынул изо рта трубку и сказал:

— Теперь уже за нами!

— Пустяки, — отвечал Ж. и, простившись за руку с извозчиком, вышел.

— Обходительный мужчина, — сказала прачка, — приятно в компании посидеть.

А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса уже был у меня.

— Убийцы найдены! — сказал он и рассказал все вышеописанное.

С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской 6, 8 а то 12 бутылок пива в дружеской компании за беседой. Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткой, и даже с ее фельдфебелем, и все не могли нахвалиться своим новым приятелем. Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового. Так, они однажды после крупной ссоры словно помирились и все целовались. Потом собрались ехать к тетке на дачу в Лугу. Уехали, а на другое утро барыня одна вернулась. Бледная, чуть живая, и сразу в постель легла.

— Я думала, что барин, может, бросил ее, потому что никогда не было, чтобы они разлучились. А тут и ночь прошла, а его нет. Только рано утром звонок. Я отперла и даже закричала. И барин, и не он! Бороду-то свою всю напрочь сбрил и усы подстриг. «Что это вы?» — говорю, а он смеется. «Теперь барыня, — говорит, — довольна будет. Она мою бороду не любила!» Прошел к ней, и стали они что-то шептаться. Мирились, наверно.

Ж. кивнул ей головою и сказал, подмигивая на фельдфебеля:

— А вы небось не прочь, кабы они и недельку у тетки пожили? Праздничек бы справили.

Анютка засмеялась.

— Выходит, из-за бороды и мир? — снова спросил Ж.

— Какой! — отмахнулась Анютка. — Теперь еще хуже. Барыня все плачет, ночью не спит. Барин туча тучей. Словно схоронили кого.