Грифон торжествует. Проклятие Зарстора - Андрэ Нортон

«Открой!»

Приказ — отданный кем? — или чем? Существом, вызванным Марбоном? Если так, то она действительно в опасности. Бриксия продолжала держать глаза крепко закрытыми, пытаясь то же самое сделать с сознанием. Как туман пленил Дведа, так чужая воля пыталась овладеть ею — не телом, а сознанием.

— Позволь мне, во имя того, что я держу, — воскликнула Бриксия, — позволь мне устоять!

Ящичек и цветок…

Руки её шевельнулись, сводя вместе эти два предмета. Она не знала, действует ли по приказу Света или Тьмы. Но дело было сделано. И в тот же момент она открыла глаза.

И увидела…

Туман больше не затягивал помещение со столбом. Она стояла в большом пиршественном зале крепости. К каменным стенам прикреплены кольца, в них ярко горели факелы. Стол был накрыт многоцветной скатертью, цвета её переливались друг в друга. А на скатерти были расставлены питьевые рога из сверкающего хрусталя, из богатого зелёного малахита, из тёплого красно-коричневого сердолика. Такого не может себе позволить даже богатейший владыка Долин.

Перед каждым сидением стояло серебряное блюдо. И по всему столу множество тарелок и кубков, резных, украшенных драгоценными камнями.

Вначале Бриксии показалось, что она стоит в пустом зале, но потом она увидела собравшееся здесь общество. Однако те, что сидели за столом, были видны лишь как слабые тени, такие призрачные, что сначала она не могла разобрать, кто мужчина, а кто женщина. Неодушевлённые предметы она ясно видела, но живые существа в её глазах были тенями; жители Долин считают, что такие призраки держатся в злых местах и враждебны всему живому, потому что ревнуют к жизни, гневаются на жизнь из-за своего состояния.

Бриксия вскрикнула. И покачнулась в попытке сойти со своего места прямо перед центральным троном, чтобы тот, кто правил этим сборищем, не заметил её присутствия. Но бежать, даже сдвинуться с места девушка не смогла, так что ей предстояло встретить лицом к лицу то, что её ждёт.

Вспышка… и если свет может быть чёрным, а не белым… то именно такой свет вспыхнул между нею и троном, как меч может поставить преграду на пути движущейся стали. Контролируемая воля, не вполне злая, но с отчётливым отпечатком тьмы, словно удар обрушилась на неё, пытаясь поглотить. Ударила, как хлыстом. И ей показалось, что призрак на троне взглянул на неё глазами красного пламени.

Тень начала сгущаться, она заструилась, изменяясь, как только что черты лица Марбона, становясь всё материальнее. И на троне, как показалось девушке, восседал не благородный лорд, который должен владеть таким залом. Нет, на неё издевательскими пламенными глазами, которые могли быть созданы из огня самого ада, смотрел разбойник, отвратительный, худший из тех выродков, от которых она бежала в прошлом, хорошо понимая, что произойдёт с ней, если она попадёт в их руки.

Исчез!

На троне теперь сидела жаба из Пустыни — непристойно разбухшая, раскрыв зубастую пасть, вытянув лапы. Гигант среди своего племени, ростом с того разбойника, фигуру которого она заменила. И она искажённо произнесла:

— Проклятие… Проклятие!

Ящичек и цветок…

Бриксия почувствовала, что до боли прижимает их к груди. Ящичек и цветок…

Жаба исчезла. Её место заняла птица-женщина. Щёлкая клювом, она высоко подняла свои руки-крылья, выставила когти; казалось, вот-вот она поднимется в воздух и нападёт на Бриксию.

Иллюзии? Девушка не была уверена. Каждое появлявшееся видение было материально, прочно, как и трон, на котором оно возникало. Ящичек и цветок…

А теперь… теперь это был Двед! Окутанный туманом, он не сидел, а лежал на троне, целиком скрытый, кроме части его лица. Он еле-еле поднял голову, посмотрел на неё затуманенными от ужаса глазами, и в них читалась отчаянная мольба:

— Проклятие! — это единственное слово прозвучало мучительным шёпотом в зале.

И он исчез. Его место заняла Ута… Ута, ясно видимая, схваченная чудовищем, дёргавшаяся, пытавшаяся освободиться, а уродливая лапа неумолимо ползла к её пушистому горлу, чтобы сдавить, выдавить жизнь.

— Проклятие! — промяукала кошка.

И, как и все остальные, Ута исчезла. Трон какое-то время оставался пустым. Потом на троне появился мужчина, не призрачный, из тени, а реальный, как Марбон в помещении со столбом.

Но не в шёлковой одежде для пирующих, а в кольчуге и шлеме, который затенял лицо.

— Марбон! — Бриксия едва не произнесла имя вслух, но тут же увидела, что это не повелитель Эггерсдейла, хотя и очень похожий на него. На лице у этого человека отпечатались резкие черты гордости и высокомерия. Рот был искривлён, словно он только что попробовал что-то неприятное, кислое и испортил себе удовольствие от пира.

Остальные, как и их господин, тоже стали видны отчётливее. И далеко не все они, как с дрожью поняла Бриксия, были людьми. Справа от лорда сидела женщина в платье цвета свежей весенней зелени. Но волосы у неё тоже зеленели, как и платье, прекрасные, но нечеловеческие. По другую сторону, слева от лорда, над столом виднелась кошачья голова, по цвету похожая на Уту, но по размеру вдвое больше.

Вокруг сидели и другие: молодой мужчина в шлеме с гребнем в виде вставшей на дыбы лошади, тоже с безошибочно нечеловеческим лицом; ещё одна женщина, в платье стального цвета и поясе из металлических пластинок, причём на каждой сиял молочно-белый драгоценный камень. Волосы у неё были белые, как эти камни, уложенные короной. На спокойном лице застыло высокомерное выражение. Но что-то говорило, что она в этом обществе стоит особняком, наблюдатель, но не участник происходящего. На груди у неё лежала подвеска из того же белого камня со сложно вырезанным узором. И Бриксия поняла, что эта подвеска — оружие посильнее любого лезвия.

У дальнего конца стола, отдельно от остальных (как будто они не совсем желанные здесь гости) сидели ещё двое. Ясно разглядев их, Бриксия затаила дыхание.

В памяти возникло гротескное тощее существо, которому служили птицы… Но это не совсем его точная копия. Более округлая фигура сидевшей имела несомненное сходство с женщиной, и она тоже была не одета, если не считать перьев и пояса, украшенного драгоценностями. На широком, похожем на воротник ожерелье также сверкали самоцветы. Но существо, конечно же, было родственно тому, из Пустыни.

А рядом с ней — жаба… только это чудовище обладало почти святотатственным сходством с человеком. При этой мысли Бриксию охватило отвращение, но она, несмотря на все усилия, не могла оторвать взгляда от этого существа.

Глаза жабы злобно блестели, и девушка догадывалась, что хотя чудовище и принимают тут, но само оно всех собравшихся ненавидит.