Браслет - Владимир Плахотин

       - Это что за тунгусские пляски? - сиплым шёпотом обалдело проговорил Пашка.

       - Мы, видимо, угодили на какой-то праздник, - предположил Санька.

       - А чё одни бабы-то?

       - Ну... наверное, отмечают местное Восьмое Марта.

       Действительно, я только сейчас обратил внимание, что среди всех присутствовавших на собрании не было видно ни одной особи мужеского полу. Конечно, я мог и ошибаться, ведь здесь сильно не хватало освещения, если не считать уже упомянутых костров по периметру поляны, да ещё одного, горевшего в непосредственной близости от барабана. Своими размерами он несколько отличался от своих собратьев и находился рядом с каким-то возвышением, которое венчало нечто, сильно смахивающее на упрощённый вариант трона. Во всяком случае, можно было смело утверждать, что это стул. Над ним усердно поработали в смысле украшения, накрутили веток, цветных тряпок, что, по-видимому, должно было означать особое к нему отношение. К тому же я заметил, что лица туземцев были обращены всё-таки не к барабану, а к нему. Именно этот "трон" был центром общего внимания.

       Внезапно гул барабана стих, многотысячная толпа замерла, стоя с протянутыми к небу руками и в наступившей тишине, нарушаемой лишь треском костров, взвился одинокий истерический вопль. Поначалу было неясно, откуда он исходит. Но вот от общей массы потных, блестящих в неверном свете костров тел отделилась одинокая фигурка, и, не переставая кричать, стала быстро подниматься на возвышение, где стоял так называемый "трон". По мере того, как она набирала высоту, крик её приобретал мелодические оттенки, и, как только она одолела последнюю ступеньку и бухнулась перед "троном" на колени, её вопль превратился в нехитрую мелодию, которой постепенно стала вторить толпа. Сначала это было похоже на тяжкое "У-у!" в конце каждой фразы, потом тысячи глоток, входя в ритм, стали повторять за певицей всё большее количество слов. В конце концов вся поляна зазвучала в полную силу.

       А сама певица, чей голос уже потонул в общем гуле, встала с колен, сбросила остатки и без того ничего не прикрывавшей одежды, и, призывно вскидывая руки к небу, стала исполнять замысловатый танец, ходя кругами вокруг трона, многозначительно вращая бёдрами.

       - Почему столько внимания этой корявой табуретке? - сдавленно просипел Пашка.

       - Насколько я понимаю, - сказал я, - они кого-то ждут. Кого-то, кто должен сесть на эту, как ты говоришь, "табуретку".

       Тот недоверчиво вытаращил на меня осоловевшие от аппетитного зрелища глаза:

       - А ты чё, врубаешься, о чём они там орут?

       - Ну, не совсем, но общий смысл улавливаю.

       Он только уважительно крутанул головой и опять впился глазами в обнажённую фигурку танцовщицы.

       Санька ткнул меня в бок:

       - Пал Ксанч в отпаде!

       Я кивнул, но тему развивать не стал. Внимание моё в этот момент было сосредоточено на действительно заинтересовавшем меня тексте песни, которую уже не пела, а душераздирающе выкрикивала вошедшая в экстаз толпа.

       - Ей-богу, с ними сейчас чего-нибудь случится! - посочувствовал Пашка.

       - Самое время помочь, - усмехнулся Санька и подмигнул мне. Я как раз смотрел на него, пытаясь уразуметь, что он имеет в виду.

       Пашка тоже уставился на него непонимающе:

       - Чем помочь?

       - А ты послушай, чего они просят и сам решишь.

       - Привет! - Пашка постучал пальцем по голове. - Это вон кто у нас умеет, - он кивнул на меня, - а я-то тут при чём? - и отвернулся.

       - "Приди же, Солнцедающий! - мерным голосом стал декламировать Санька. - Приди же, Великий Муж, Продолжатель рода Белокурых Дев!.".

       Пашка опять обернулся, но теперь уже в мою сторону:

       - Чего это с ним?

       Я улыбнулся:

       - Это перевод.

       - А он-то почём знать может? Родственник, что ли?

       Санька многозначительно прищурился:

       - Телепатия!

       - Что-то я раньше за ним таких способностей не замечал, - съязвил Пашка.

       - Так ведь и я имел честь приобщиться, - указал Санька на браслет. - Эт' когда меня в Штатах подстрелили. С тех пор и практикую.

       Пашка, соображая, похлопал глазами и отвернулся к экрану:

       - Гонишь, как всегда...

       Санька только криво усмехнулся. Этого эпизода я не удосужился Пашке рассказать, поэтому решил заступиться:

       - Не, Паш, он тебе истинную правду...

       - Да ладно вам! - не оборачиваясь, отмахнулся Пашка и, тыча пальцем в экран, нервно сглотнул: - Смотри, что делает, а?..

       Пока Пашка взволнованно пожирал глазами обезумевшую от страсти танцовщицу, Санька продолжал с хитрой ухмылкой, как бы нехотя, переводить ему текст тысячеголосой молитвы:

       - "О, повелитель наших сердец, о, кудрявоголовый Страж Неба, пусть твои божественные волосы коснутся моего исстрадавшегося лика, пусть моё истосковавшееся тело окропит твоё божественное семя!.".

       - Слушай, - с досадой повернулся Пашка ко мне, - чего он мелет?

       - Говорю же тебе, что это слова песни, что исполняет сейчас этот Краснознамённый хор!

       - Чё, серьёзно, что ли?

       - А ты думал? - подхватил Санька. - При чём, заметь, описывают явно твой портрет!

       Но Пашка окрысился:

       - Иди ты... знаешь, куда?

       - Знаю, - с готовностью кивнул Санька. - Но, всё-таки, зовут тебя, не меня! Ты подумай!

       Я удивлённо посмотрел на него, не совсем улавливая, к чему он клонит, а Пашка откинулся на спинку кресла и с деланным равнодушием принялся за рыбёшку:

       - Можешь не продолжать, - сказал он с несчастным видом. - Я понял.

       - Нет, ты только представь себе всю силу и неотразимость момента! - Саньку, по-моему, уже понесло. - Идёт это представление, девушки молятся о пришествии Великого Мужа, то есть жаждут тебя, и тут с неба спускаешься ты во всём, так сказать, великолепии!.. А командор-то уж обставит всё это как надо, со всеми световыми и музыкальными эффектами, не правда ли, Володь?

       До меня, наконец, дошло!

       - Ты это серьёзно?

       - А почему бы и нет? - пожал он плечами, но в глазах так и змеилась лукавая усмешка. - Чем это нам грозит?

       - А сам-то чего же? - обиженно просопел Пашка, кося глазами на экран. - Слабо?

       - Да нет, Паш, не слабо. Я - это не то. К женщинам у меня интерес прохладный. Можно сказать - чисто художественный...

       - Можно подумать!

       Санька подсел к нему на подлокотник и даже за плечи приобнял: