Я – инквизитор - Александр Мазин

– Есть,– ответил Андрей.– Там есть мельница, и ратуша с волшебными часами, и узкие улочки, и музыканты, играющие перед собором…

– Ты все придумал? – прошептала Наташа.– Да?

– Нет,– ответил Андрей.– Ты же знаешь, у меня небогатая фантазия. Я ведь не поэт, я всего только телохранитель в отставке. Но я отвезу тебя в Прагу! Ты мне веришь?

– Да! – вздохнула Наташа.– Ты удивительный!

Она вслепую потянулась к его лицу, провела пальцами по подбородку, щеке…

– Ты ошибаешься! – Она чувствовала пальцами: он улыбается.– Ты ошибаешься: я обыкновенный! Самый обыкновенный!

Наташа открыла глаза, и лицо ее переменилось. Так меняется бабочка, вдруг распахнувшая крылья. Или – когда расходится лед, открывая темное и бездонное зеркало глубины.

– Я хочу видеть твои сны! – произнесла она.– Я хочу знать, почему ты – такой!

– Ты узнаешь,– тихо сказал Андрей, прижимая к губам ее теплую ладонь.– Ты узнаешь. Может быть, раньше, чем я сам.

Тени бродили вокруг них, и тьма казалась гуще, чем на самом деле.

«Чего я страшусь? – подумал Андрей.– Ведь все уже кончилось?»

Глава двадцать шестая

– Да не гони ты так! – сказал Пете отец Егорий.– Успеем! День-то какой чудесный, настоящая весна началась!

И прижмурился от бьющего в окно солнца.

– Неделька – и листья проклюнутся,– проговорил он с удовольствием.– Весна! Вот, Андрюша, и первый тебе подарок ко дню рожденья!

– Сколько ж тебе, Андрюха, стукнуло? – спросил Сарычев.

– Тридцатник.

– Большое дело! – Человек-глыба подмигнул Андрею в зеркальце над лобовым стеклом.– С меня презент!

– Смотри-ка,– сказал отец Егорий.– Лед сошел. Как быстро, однако!

– Еще с Ладоги пойдет,– пробасил Сарычев.– Весна, весна… Вам-то хорошо, а мне огород копать!

– Да ты, никак, дачник? – рассмеялся отец Егорий.

– Кабы я! А то жена. И теща. А я – так. Рабочая сила! – Повел тяжелыми плечами.– Однако, как потеплеет,– милости прошу! Не близко, под Выборгом, зато места, лес!..

– Непременно выберемся! – сказал Игорь Саввич.– Степаныч уху сварит. Озеро-то у вас есть?

– А как же! И озеро, и рыбка, и птица кое-какая. Собачку возьмем, слышь, Андрюха, поучу тебя из дробовика стрелять, как?

– Почему нет?

– А скажи, именинник, невеста у тебя красивая?

– Сам увидишь! – сказал Ласковин.– Если будешь на дорогу смотреть!

– Я вас и с закрытыми глазами довезу! – ухмыльнулся Сарычев.– Это ведь – машина. Не та коробка на роликах, какую ты купил!

– Любопытно и мне на твою девушку взглянуть,– заметил отец Егорий.– А то, может, и повенчаю вас, а?

– Если будем венчаться, так только у вас! – сказал Андрей.– А как же иначе?

– Значит, так,– сказал Петя.– Сейчас мы заезжаем за Андреевой невестой и едем к нам, так? Потом я забираю Григория Степаныча из консульства и везу в банк. То есть вернемся мы никак не раньше шести…

– Да возвращайся когда хочешь! – засмеялся Андрей.– Там такой стол затевается, что и за неделю не управиться!

– Грешники вы! – безгневно произнес отец Егорий.– Великий пост! Эх!

– Отец Егорий! – воскликнул Сарычев.– Тридцать лет человеку! Можно сказать, с юностью прощается! Праздник!

– Ну да,– усмехнулся отец Егорий.– Мне вот как шестьдесят будет – тоже банкет закачу! Встреча со старостью!

Все трое засмеялись.

Бомба упала на асфальт примерно в десяти метрах перед ними. Андрей, хоть и увидел летящий предмет, не понял сразу, что это. Но Сарычев понял – и до отказа вдавил в пол педаль тормоза, одновременно выворачивая руль влево.

Дико завизжали покрышки, машину занесло, идущая следом машина ударила «Волгу» в левое заднее крыло, развернув ее против движения, отскочила вправо и врезалась в припаркованный у тротуара автобус. Именно из-за него, как из-за прикрытия, была брошена эта самодельная бомба: брусок взрывчатки с трехсекундным взрывателем, неуклюжая конструкция, скрепленная синей изоляционной лентой. Неуклюжая, но абсолютно смертоносная, если, как то замыслил убийца, взорвалась бы под днищем наехавшей «Волги».

Потрясающая реакция Сарычева уберегла машину от того, чтобы вместе с ехавшими в ней распасться в воздухе, превратившись в месиво покореженного металла и обгоревшей человеческой плоти. Но страшный взрыв – в нескольких метрах от багажника раскручивающейся на полосе машины – подбросил ее в воздух, в брызгах разлетающегося стекла перевернул, ударив крышей о гранитный парапет; днище «Волги», грязное брюхо огромного искалеченного жука, замерло на мгновение в веселых лучах апрельского солнца – в следующий миг «Волга» тяжело ухнула вниз и мгновенно ушла в ледяную воду реки.

Когда Петя развернул машину, отца Егория инерцией бросило на Ласковина, и тот, по инстинкту, не размышляя, обхватил его спину, пригнул голову Игоря Саввича книзу, свернулся сам, упершись ногами в пол, а лопатками – в переднее сиденье. В тот самый момент, когда шедшая сзади машина ударила в крыло «Волги».

Грохот взрыва обрушился на Андрея, тисками сжал голову, рванул барабанные перепонки, жуткой болью отразился где-то во внутренностях… Андрей закричал, но продолжал упираться ногами и спиной и удерживать левой рукой дергающегося отца Егория. Что-то острое вонзалось ему в спину: пули? осколки? Нет, только режущие брызги заднего стекла, вдавленного взрывной волной. Андрей закричал еще раз, когда крыша «Волги» заскрежетала, сминаясь о гранитный барьер. Он кричал, но силы словно утроились: Андрей держался, словно забившийся в щель краб.

Удара о воду Ласковин даже не заметил, но, когда поток ледяной воды обрушился на него, скрутил и ошеломил не меньше, чем взрыв бомбы, Андрей выпустил отца Егория и, на том же инстинкте, не соображая, рванулся туда, где верх, свет,– выдрался, колотясь, как безумный, из стальной коробки, увлекавшей на дно, и последним неимоверным усилием вытолкнул себя из воды, вынырнул, разорвав головой масляную пленку и ледяную кашицу на поверхности, задышал жадно широко открытым ртом.

Берег был рядом. Гранитная стена, уходящая вверх на полтора человеческих роста. Течение медленно несло Ласковина вдоль нее и дальше… дальше должен быть спуск!

Андрей сильно толкнулся ногами (ботинки тянули вниз), руки его вспенили радужную воду, каменная стена рванулась назад… И в этот момент холод поймал его!

Тяжкий молот ударил Ласковина в затылок, тело его скрутило судорогой, так что невозможно стало дышать. Последним усилием Андрей выбросил вверх руку, царапнул ногтями по гладкому, теплому уже от весеннего солнца камню гранитного панциря Невы, вскрикнул в третий раз, почти беззвучно, и погрузился в черную мертвую воду.

Примечания