ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ - Михаил Бойков

— В наше время люди слишком изнервничались. Поэтому гипноз на них и не действует

В 1931 году Крамер перекочевал с Северного Кавказа на Украину, но спустя пять с лишним лет вернулся обратно. За прошедшее время условия работы для него здесь несколько изменились. Выступать ему разрешили лишь после продолжительной беседы в управлении НКВД. Он был придирчиво допрошен, зарегистрирован, заполнил длиннейшую анкету и подписал обязательство, что на каждом своем выступлении будет "пропагандировать достижения большевистской партии и советской власти"; его сфотографировали в анфас и профиль, сделали отпечатки пальцев, записали рост, вес, объем груди, цвет глаз и волос, форму носа, губ, ушей и другие приметы.

Когда эта процедура была закончена, он получил разрешение выступать вместе с приказанием являться в управление НКВД по первому требованию и без промедлений. В первую же неделю он был вызван туда дважды. Ему предложили воздействовать гипнозом на упорно несознающихся подследственников. Крамер долго возился с ними, но ни малейшего успеха не достиг. Тогда его назвали шарлатаном и арапом и прогналииз управления. Перед уходом оттуда он все же рискнул спросить:

— А выступать мне теперь можно или нет? На это ему опять было дано милостивое разрешение:

— Ладно. Выступай. Ты своей болтовней с фокусами кое-какую пользу советской власти все-таки приносишь..

Альфред Крамер гастролировал по Северному Кавказу больше года, но в разгар "ежовщины" был арестован. На допросе ему сказали:

— Следствию известно, что вы с вредительскими и террористическими целями пытались загипнотизировать целый ряд руководящих работников краевого комитета ВКП(б) и сотрудников НКВД.

— Да что вы?! Да откуда вы взяли? Да я о подобном гипнозе никогда и не думал. Да и какой из меня гипнотизер, — несколько однообразно, видимо с перепугу, начал возражать арестованный.

— Значить виновным себя не признаете?

— Ни в коем случае.

— Ну, мы вам докажем обратное…

И ему "доказали". На "конвейере пыток". Там он очень скоро перестал отрицать свою "вину".

10. "Папский нунций"

Перед тем, как закрыть костел в городе Пятигорске, энкаведисты арестовали несколько его прихожан и ксендза, обвинив их в контрреволюционной деятельности. Эти аресты были необходимы для того, чтобы доказать местным полякам, будто их костел являлся гнездом контрреволюции.

К "делу" арестованных последним "пристегнули" сторожа костела Яна Казимировича Малшевского; однако, в ходе следствия он выдвинулся на первое место. Кому-то из следователей, обладавшему буйной чекистской фантазией, вздумалось объявить костельного сторожа… нунцием Папы римского.

Следователь где-то слышал или читал, что у католиков существуют папские нунции, но кто они и каковы их обязанности точно не знал. Сторож не знал тоже. Тщет-ко телемеханики на допросах добивались у него:

— Чем ты занимался, как папский нунций? Что тебе приказывал делать римский Папа? Какие у тебя были права и обязанности?

Ян Казимирович обливался слезами и кровью, но на вопросы палачей ничего ответить не мог. Энкаведистам следовало бы за разъяснениями обратиться к ксендзу, но тот в это время был уже далеко от Северо-кавказского управления НКВД; его почему-то, поторопились осудить и выслать в Караганду.

Так и попал костельный сторож сначала в Холодногорск, а затем в концлагерь, не узнав своих "прав и обязанностей папского нунция".

11. Листовка

Вася Маслеников нашел на улице листовку. Она была написана крупными печатными буквами, чернильным карандашом на листке бумаги из школьной те-тради.

Прочтя ее, Вася пришел в ужас и, как верный партии и советской власти комсомолец, сейчас же побежал в районную комендатуру НКВД. Содержание листовки было антисоветским. Ее анонимный автор называл Сталина и Ежова палачами русского народа и бешеными собаками, которых следовало бы поскорее повесить. В комендатуре листовку внимательно прочли и, выслушав Васю, поблагодарили его за бдительность, но домой не отпустили.

— Побудьте у нас несколько часиков до выяснения личности написавшего эту антисоветскую чепуху. Вы нам потребуетесь, как свидетель, — сказали ему.

И Вася был водворен в одиночную тюремную камеру…

Обещанные энкаведистами "несколько часиков" растянулись надолго. Прошло больше месяца, прежде чем Васю вызвали из одиночки.

— Домой? — радостно спросил он у надзирателя.

— Нет, на допрос, — ответил тот.

— Почему? Ведь я же не арестованный.

— Иди! Там тебе все объяснят, — хмуро бросил надзиратель.

Комсомолец был удивлен и взволнован, но быстро успокоился, сообразив, что его вызывают в качестве свидетеля. Однако, эти предположения не подтвердились. Войдя в кабинет следователя, он услышал от него совсем неожиданное требование:

— Ну-с, молодой человек, давайте говорить откровенно, без трепни. С кем из ваших приятелей вы писали антисоветские листовки?

Вася возмутился и потребовал объяснений. Следователь пренебрежительно махнул на него рукой.

— Брось трепаться. На конвейере все равно признаешься…

На "конвейере пыток" комсомолец действительно "признался" и "завербовал" пятерых своих приятелей.

Попав в Холодногорск и рассказывая его обитателям о своем "деле", Маслеников с недоумением и тоской спрашивал их:

— Почему энкаведисты так подло поступают? Ведь им точно известно, что ни я, ни мои друзья не писали этих проклятых листовок.

— Чудак ты, человек, — отвечали ему холодногорцы. — Что же энкаведистам-то делать? Как найдешь автора листовок? Где его искать? А найти нужно. Начальство требует. Вот они и нашли тебя с твоими приятелями.

— Но ведь я же не виноват! — восклицает он.

— Нет, виноват, — возражают они.

— В чем?!

— В комсомольской глупости. Не надо было антисоветскую листовку к энкаведистам носить.

12. Пропагандист американской полиции

Некоторые советские издательства в годы НЭП-а Выпускали из печати литературу, которая впоследствии получила название полицейской. В числе ее были выпущены "Приключения Шерлока Холмса" Конан Дойля, некоторые романы Эдгара Уоллеса, "Золотой жук" и "Преступление в улице Морг" Эдгара По и десятка два романов и повестей Д. О. Кервуда. Среди читателей на такую литературу был большой спрос. "Полицейские романы" раскупались в магазинах и брались из библиотек нарасхват, в то время, как многие произведения советских писателей, а тем более "классики марксизма" лежали на полках без движения.

В 1931 году все книжные магазины и библиотеки СССР подверглись варварской партийной чистке. Были изъяты, а затем сожжены книги сотен авторов. В первую очередь изымали и сжигали книги, написанные за границей, в том числе и "полицейскую литературу".

Не избежала чистки и библиотека большого села Петровского. Однако, библиотекарю Ивану Харитоновичу удалось спасти от сожжения с полсотни запрещенных книг. Ему было жаль отправлять на партийный костер романы Кервуда и Уоллеса, пользовавшиеся таким успехом у сельской молодежи, и поэтому он рискнул спрятать их от комиссии по чистке в библиотечном подвале.

Эти книги Иван Харитонович выдавал наиболее надежным читателям, предупреждая их при этом:

— С этой книжкой вы, пожалуйста, поосторожней. Читайте тайком и другим не давайте. Хотя в ней против советской власти и нет ничего, но все-таки литература запрещенная…

Так продолжалось до 1937 года. Читатели любили и уважали старого библиотекаря и никто из них на него не донес.

Когда начались "ежовские" аресты в селе Петровском, то у некоторых из арестованных, при обысках, были обнаружены романы Уоллеса и Кервуда. На листах книг стояла библиотечная печать. Ивана Харитоновича вызвали к районному уполномоченному НКВД.

— Кто вам разрешил заниматься пропагандой в пользу американской полиции? — задал вопрос уполномоченный библиотекарю.

— То-есть, как? — не понял старик.

— Почему вы даете читателям запрещенную литературу, восхваляющую деятельность американских полицейских учреждений?

— Позвольте! Ведь эти книги были напечатаны в Советском Союзе.

— Мало ли что печатали при НЭП-е. Тогда это разрешалось, а теперь запрещено. Те, кто печатал полицейскую литературу, давным-давно сидят в тюрьмах. А вас мы будем судить, как пропагандиста американской полиции, — заявил уполномоченный…

Особое совещание НКВД присудило старого библиотекаря к восьми годам лишения свободы.

Глава 4 СТУК И БОРЬБА С НИМ

Главным злом для обитателей Холодногорска, в первые месяцы его существования, был стук. Не обычный стук, а особый, усиленно поощряемый следователями и тюремным начальством. В тюрьмах стуком называют доносы.