Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Сборник

Председатель Парфеньковского сельсовета, арестовавший отца Николая, Василий Юдин, показал против него: «Николай Иванович Цветков и монашка Прасковья Николаевна Булеева в селе Парфеньково вели систематическую антисоветскую и антиколхозную агитацию, используя для этой цели религиозную часть женщин и мужчин. По вечерам к Цветкову приходили женщины, в основном беднячки. В результате этой агитации в селе Парфеньково рост коллективизации стоит на месте. На собраниях единоличников, а также на общих собраниях часто по вопросу коллективизации слышны такие возгласы:«Колхоз — это барщина, в колхозе будет голод, в него мы не пойдем. У нас нет ничего, мы погибаем с голоду, а вы нас обираете». В результате контрреволюционной работы Цветкова и Булеевой в селе Парфеньково до сих пор не собран совхоз, слабо поступают страховые платежи, не выполнены заготовки, самообложение проведено с большими трудностями и уплата по самообложению поступает слабо, рост коллективизации стоит на месте».

26 октября 1931 года состоялся расширенный пленум Парфеньковского сельсовета, на котором Юдин сделал доклад. В итоге пленум постановил: «Принимая во внимание доклад о подпольной работе Цветкова и Булеевой, просим… ОГПУ изолировать данных граждан из нашего района, как активных работников антисоветского характера, тормозящих в продолжение года рост коллективизации селения Парфеньково».

25 ноября 1931 года тройка ОГПУ приговорила протодиакона Николая Цветкова и послушницу Прасковью Булееву к трем годам заключения в исправительно–трудовой лагерь.

После того как приговор стал известен, верующие Волоколамска направили прошение в Священный Синод, чтобы он походатайствовал перед ВЦИКом об освобождении протодиакона Николая. В этом письме они писали: «Протодиакон Николай Цветков во время своего 20–летнего служения в соборе города Волоколамска всегда был для нас примером искренней веры в Бога, кротости, воздержания и благоговейного служения; но особенно он явил пример апостольского терпения во время заключения в тюрьмах с 1923 по 1929 год. Слова»какая темница не имела тебя узником»отчасти применимы и к нему: он сидел в Волоколамском доме заключения, затем в Московских тюрьмах: в Сокольниках, в Таганке; особенно долгое, шестилетнее, заключение он, Цветков, провел в Лефортовском изоляторе, терпя двухлетнее пребывание в одиночной холодной камере, отчего он застудил ноги и у него появились раны. Все это он терпел, подражая апостолу, сказавшему:«Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем»(Гал.6,17). Кроме болезни и холода Цветков нес физические труды при колке дров для отопления, при переносе дров и каменного угля на носилках с улицы в корпус, приходилось переносить и мешки с картофелем в подвал осенью, а также бревна и кирпичи во время строительства тюремных построек. Эти последние работы были возлагаемы на него в наказание за то, что он писал много писем, исполненных духовного утешения и укреплявших верующих в благочестии. В настоящее время протодиакон Цветков снова заключен в Волоколамске, будучи осужден на трехлетнее пребывание в исправительно–трудовом лагере. Мы, верующие города Волоколамска и Волоколамского района, нижайше просим членов Священного Синода ходатайствовать пред ВЦИКом об освобождении протодиакона Цветкова из заключения на пользу нас, верующих, осиротевших без своих пастырей».

Из Волоколамской тюрьмы отец Николай писал письма верующим, насколько позволяли обстоятельства. Незадолго до праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы ему было разрешено свидание с послушницей Прасковьей, которая, зная, что отец Николай страдает от болезни ног, связала и передала ему чулки. В записке он написал ей:

«Благодарю, мой милочек, за праздничный подарочек.

«Ангели вхождение Пречистыя видевше удивишася, како Дева вниде во святая святых».

Здравствуйте, моя незлобивая Паша!

Шлю праздничное приветствие и благодарность за посещение и драгоценный подарок — чулочки. Тут, моя милочка, шерсть и ниточка. Как вас благодарить?

Предлагаю вам загадку о любимом вам ленке. Били меня, били, клочьями рвали, колотили, колотили, по полю валяли, под ключ запирали, на стол сажали. И отгадку: лен, пряжа, холст, скатерть.

Народная песня о льне: всем селом на загон под июнь сеять лен, ты родись–родись силен и силен и длинен, волокнистый белый лен. Как под цвет отцветешь, пожелтеешь и поспеешь, мы по осени придем, дергать будем, обобьем, околотим семена — получи, хозяин, на! А хозяйке волокно и зимой веретено.

За новенький подарок прилагаю три новенькие бумажки, рублевые новые».

13 декабря отец Николай был отправлен из Волоколамской тюрьмы в Бутырскую в Москве, а затем — в Мариинские лагеря в Сибири. Условия содержания здесь были суровые. Некоторые заключенные, зная о безответности отца Николая на причиняемое ему зло, пользовались этим, чтобы облегчить свое положение.

Однажды некий заключенный донес на отца Николая, будто тот нарушил лагерный режим. И хотя это было неправдой, заключенный получил некоторое облегчение в условиях содержания, а протодиакон Николай был заключен в карцер, который не отапливался, и если днем, когда пригревало солнце, еще можно было согреться, то при наступлении ночи карцер становился ледником. Только усердная молитва и физическая закалка спасли его от смерти. Отец Николай еще на свободе приучил себя ко всякого рода лишениям. Зимой, несмотря на лютый мороз, мог даже купаться в реке.

Все помещения, в которых были размещены заключенные в этом лагере, представляли собой палатки с железной печкой посередине. Кто был посильней и понаглей, те устраивались около печки, остальные мерзли у обледенелых брезентовых стен. В лагере отец Николай слыл за Божьего человека, который не отстаивал свое физическое место под солнцем, но которого не всякий решался обидеть.

Однажды заключенным дали по «уроку» — обработать по большому участку земли. За невыполнение задания лишали пайка. Все справились с заданием, один отец Николай отстал, и тогда один из заключенных, татарин, который свою работу закончил, принялся делать работу отца Николая и с успехом закончил ее. Заключенными это было сочтено за явное чудо и проявление милости Божией, так как норма была едва посильной для одного человека.

В Мариинском лагере отец Николай был немало утешен встречей с монахинями из Волоколамска, которых отправили отбывать заключение в этот лагерь. Поначалу они, и столкнувшись с ним, его не узнали. Он был одет в лохмотья, одна нога у него была в сапоге, а на другую надет лапоть, а сапог висел за спиной, так как он не мог его надеть из‑за раны на ноге, которая в течение долгого времени его мучила и не поддавалась никакому лечению. Встретившись и узнав друг друга, они некоторое время плакали от радости и не могли остановиться в изъяснении чувств, затем монахини промыли рану и, добыв чистых тряпиц, перевязали ее. Они сшили протодиакону некое подобие простыни и одеяла и купили в лагерном ларьке еды. Утром следующего дня отец Николай им сообщил: «Пришел хорек и все уволок». Почти все три года заключения отец Николай оставался без лагерного пайка, нередко у него отнимали и скудный лагерный обед, оставляя его ни с чем. Отец Николай все это смиренно переносил и говорил об этих случаях: «Я могу терпеть, а они нет».

18 июня 1934 года протодиакон Николай был освобожден из Мариинского исправительно–трудового лагеря и 27 июня приехал в Волоколамск; некоторое время он жил здесь у своих духовных детей, затем у брата диакона и у своих духовных детей в селах.

27 августа 1937 года власти арестовали его. Первое время он содержался во временной тюрьме, устроенной властями в одном из сел. 6 сентября уполномоченный НКВД допросил протодиакона.

—Чем вы занимаетесь в настоящее время? — спросил его следователь.

— Определенного места и занятий я в настоящее время не имею. Ни в какой церкви я богослужение не совершаю, но от своего сана я не отказался.

— Следствию известно, что вы среди населения проводите контрреволюционную агитацию. Признаете ли вы это?

— Выйдя из заключения, я разговаривал с верующими, когда они обращались ко мне за советами и с жалобами на тяжелую жизнь. Я им подтверждал, что жизнь настала тяжелая, и говорил, что нужно надеяться на Бога и Его помощь, молиться, чтобы Бог избавил нас от дальнейших тягостей.

После допроса протодиакон Николай был переведен в Таганскую тюрьму в Москве. Здесь 22 сентября уже другой следователь снова допросил его, задав всего два вопроса.

— Признаете себя виновным в антисоветской агитации?

— Нет, не признаю, — ответил отец Николай.

— Вы лишались избирательных прав?

— Все время был лишен избирательных прав. Все имущество было конфисковано по суду в 1922 году.

26 сентября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу. Протодиакон Николай Цветков был расстрелян на следующий день, 27 сентября 1937 года, и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.