Московский бенефис - Леонид Влодавец

Глазки у меня разбежались. Чудо-юдо, точно, на пушки не поскупился. Не хотелось брать разнокалиберное, но уж больно экзотическим и хитреньким выглядел складной «ПП-90». На всякий случай он мог сгодиться. Но и «АКС-74» я взял — для большого боя. Нашел я место и для «дрели», и для четырех ручных гранат, и для четырех подствольных, и для очень хорошей «выкидухи» — может, и до резни дело дойдет. Магазинов набрал штук двадцать, из них десяток к «ПП-90».

— Готов! — доложил я Чудо-юде.

— Хорошо, если так. — Отец подошел, поглядел, явно не слишком хорошо понимая в тонкостях обмундировки и экипировки, а затем вытащил из внутреннего кармана некую ксиву, которую вручил мне. Согласно ксиве я превратился в майора внутренней службы товарища Котлова Дмитрия Сергеевича. Кроме того, Чудо-юдо вручил мне командировочное предписание на ту же фамилию, из чего следовало, что я выполняю задачу по сопровождению особо ценного научно-исследовательского оборудования.

Затем я познакомился с товарищами прапорщиками. Фамилии у них, конечно, были липовые, к тому же почему-то украинские: Пилиленко, Гриценко, Тарасюк и Бойчук. Максимум у одного из них чуть-чуть слышался в речи украинский акцент, а все прочие скорее всего были великороссами. Я не поручился бы и за то, что, находясь на настоящей службе, они не имели майорских или подполковничьих чинов, но здесь им платили не за погоны и должности, а кроме того, гораздо больше, чем в армии, КГБ или милиции, где они обретались до этого.

Чудо-юдо сказал:

— Рекомендую — майор Котлов. Так и называйте. О дисциплине и беспрекословном подчинении напоминать не буду. Все опытные, все проинструктированы…

Вошел Лосенок и сказал:

— Вертолет на подходе!

— Выходим наверх, — сказал отец.

«Ми-8» никаких сюрпризов не принес. Ребята были те самые, что на фотографиях. Они не задавали вопросов, а открыли створки грузового отсека, куда наши грузчики аккуратно внесли ящики. Здесь нам пятерым досталось лишь смотреть за тем, как споро и ловко заполнялся вертолет. Ящик с Кармелой внесли одним из последних, Затем я попрощался с отцом, махнул рукой Лосенку и последним влез в аппарат.

Полет до аэродрома тоже прошел без приключений, равно как и перегрузка из вертолета в «ЗИЛ-131». Ничего особенного не случилось и тогда, когда солдатики под нашим безмолвным наблюдением поставили ящики в «Ан-12». В просторном салоне этой довольно большой машины наши полторы тонны смотрелись как скромный багаж туристов, не берущих с собой лишнего.

Экипаж был абсолютно тот, что должен быть. Левый летчик, майор, командир корабля, когда я объявил ему о тех полномочиях, которые имею, только кивнул. Правый летчик, довольно сопливый летеха, похоже, совсем недавно прибывший из училища, смотрел на меня и моих подручных обалдевшими глазами — должно быть, суперменов никогда не видел. Ему очень хотелось что-нибудь спросить, но мрачноватые рожи моих очень крутых подчиненных его отпугивали. А ко мне, хоть я и не выглядел чудовищем, обращаться было все-таки страшно. Штурман, радист и бортинженер — последний и за борттехника работал, были ребята очень покладистые, серьезные и неразговорчивые. Никто из них ничего не проворчал насчет «ментов», не стал утверждать, что ефрейтор авиации приравнивается к майору милиции, а тем более возмущаться, когда после закрытия аппарели и бортового люка мы облазили всю внутренность самолета. Никого и ничего подозрительного мы, конечно, не нашли.

Когда наконец самолет поднялся в воздух, я отправил прапорщика Пилипенко, которого остальные звали Филей, в радиорубку. Он получил все указания насчет «нормы», «Нюры», «норда» и их антиподов «стремы», «Светы» и «севера». А мы уселись вокруг ящика с НЗ, достали карманное домино и стали забивать «козла». Тот, кто в течение часа, оставшись «козлом», не успевал отыграться, должен был сменить на дежурстве Филю. Ребята оказались очень компанейскими, бывалыми, за игрой травили анекдотики, и что особенного приятно, не задавали вопросов, хотя прекрасно знали, какой я майор и кем довожусь Чудо-юде. Это было признаком хорошего профессионализма, и я постепенно начал успокаиваться, уверовав в то, что прилетим мы благополучно, сядем нормально и довезем все до полигона вполне успешно.

В первый раз проиграл Саша, он же прапорщик Бойчук. Разведя руками, он отправился в радиорубку, а оттуда вернулся Филя.

— Ну как? — спросил я.

— Все — «норма», — ответил он. Через пятнадцать минут войдем в зону «Нюры».

Второй час принес неудачу Тарасюку, этот тоже был на редкость флегматичен, поскольку пошел на смену Саше ничуточки не расстроившись. Бойчук сразу сказал, что все о'кей, с «Нюры» мы не слезли. Народ от этого каламбурчика оживился еще больше. Пошли веселенькие воспоминания о разных Нюрах и Светах. Мне даже почудилось, что народ немного поддал.

То ли партнеры заговорили мне зубы, то ли я расслабился, но только третий час полета явно складывался не в мою пользу. Все сходилось на том, что дежурить в рубку отправлюсь я. Однако в тот момент, когда последняя партия явно сводилась к невыгодной для меня «рыбе», вошел бортинженер и сказал:

— Товарищ майор, командир вас просит зайти в пилотскую кабину.

— Попроси, пусть порулить даст! — хихикнул вслед Пилипенко и показал на своей каске те рога, которые вырастут у меня, когда я стану «козлом».

То, что авиатор при этом не улыбнулся, навело меня на мысль, что дело, видать, не смешное.

— В чем дело? — спросил я.

— Ерунда, в общем-то, — сказал первый пилот достаточно спокойно. — Гляньте вот сюда!

За стеклом было отчетливо видно крыло с двумя двигателями. Один вертел винтом вовсю, а второй — медленно и… в противоположном направлении. Кроме того, за этим двигателем тянулась коптящая ленточка дыма.

— Сгорел? — я задал вопрос, хотя и так догадывался, что произошло.

— Так точно, — кивнул майор. — Опасности пока особой нет. Мы его вырубили, идем на трех двигателях, но надолго ли хватит остальных — не знаю. На двух сможем лететь, на одном только планировать, а безо всех — только падать.

Вот этой «в общем-то, ерунды» Чудо-юдо не предусмотрел в своих инструкторских лекциях.

— Сколько лет ваш самолет летает? — поинтересовался я.

— Много… — помрачнел пилот.

О том, что имеет обыкновение подкрадываться незаметно, пояснять не стану

— грамотные и так догадаются.

Я, как всегда, решил подумать, случайно ли то, что произошло. В принципе, могло быть и так. «Ан-12» — машина давнишняя, менять двигатели по нынешним временам дело дорогое. Как всегда, надеются на авось и способность советских самолетов летать в нелетающем состоянии. Не говоря уже о наших летчиках, считающих делом принципа летать на том, что в принципе летать не может. Но у Чудо-юда хорошие связи, старые друзья — неужели они его так подставили? Ни за что не поверю, чтоб он взял старый самолет только из экономии. Не в его стиле экономить, если дело очень важное.

— По курсу есть площадка, — сказал майор, — Аэропорт Нижнелыжье, гражданский. Можем сесть там. Доложите своему руководству?

— Да, придется, — кивнул я.

Ребята связались с тем парнем, который контролировал курс «Нюра». Тот прошуршал мне в наушники:

— Работайте по варианту промежуточной посадки. Докладываю Главному.

Он отключился, а я спросил у командира:

— Далеко до Нижнелыжья?

— По прямой — полтораста. Если будем садиться — пора выходить на круг…

Связались с Нижнелыжьем. Там оказались вежливые хозяева, которые посоветовали прикинуть длину полосы — у них до сих пор ничего покрупнее «Ан-26» не садилось.

Пока пилоты и штурман разбирались, сядут они или не сядут, я соображал, что будет, если мы все-таки сядем. Если не сядем — то все и так будет ясненько. Потому что ящик с номером 888 вряд ли останется безучастным к удару о землю, взрыву баков и другим маленьким неприятностям. Короче, нас все проблемы больше не коснутся.

А вот в случае удачной посадки проблем возникало много. В частности, у меня вдруг мелькнула мысль, что наша посадочка в Нижнелыжье, то есть аэропорточке райцентра, со всех сторон окруженного таежными дебрями, могла быть заранее запланирована каким-то нехорошим человеком.

— Ребята, — спросил я летчиков, — а другого аэропорта рядом нет?

Майор только хмыкнул.

— Корешок, — вздохнул он, — это ж не Москва. Шереметьево закрыто — иду на Домодедово, Домодедово не принимает — иду на Чкаловский, Чкаловский закрыт — иду на хрен… Ближайший после Нижнелыжья — наш штатный конечный пункт. Минимум час двадцать в воздухе. А у меня уже второй мотор на грани отказа.

Это объяснение еще больше убедило меня в том, что тот гражданин, господин или товарищ, который спланировал это дело — лихо переиграл Чудо-юдо.

Ведь как все просто и дешево! Не надо ни мудрить с подменой экипажа, ни устраивать рисковый налет на военную базу. А надо просто найти замученного бесквартирьем и задерганного службой авиатехника, который к сорока годам дополз до старшего лейтенанта и дальше ни ну, ни тпру. И пообещать ему за услугу квартирку, пару тысяч баксов на обзаведение, может быть — хорошее местечко в какой-нибудь крутой фирме. Конечно, можно и альтернативу предложить: не сделаешь, что просим, — найдешь голову сына под подушкой. Много ли теперь таких, что упрутся, захотят блюсти честь мундира? Ведь всего-то нужно под кожух двигателя небольшую игрушку подложить. Чтобы она сработала именно там, где нужно, и единственным выходом осталось садиться в этом Нижнелыжье. Полоса там наверняка короткая, дай Бог, чтоб хватило на посадочный пробег. Так или иначе, но это будет далеко от самого здания аэропорта и близко от леса. Конечно, никакого ограждения и серьезной охраны у этого деревенского «Внукова» нет. В самом райцентре общая численность милиции — человек двадцать, да еще столько же участковых по селам. Дороги — только для гусеничных машин, до железной дороги полтыщи километров по реке. А у тех ребят, которым нужны живыми, правда, неизвестно зачем, я и Таня-Кармела, вполне возможно, есть вертолет…