Мадонна миндаля - Марина Фьорато

— Они у меня будут отлично рисовать! — заявил Бернардино со свойственной ему самоуверенностью. — Ни минуты не сомневаюсь: именно этим они и станут заниматься, когда вырастут.

— И что, оба непременно должны стать художниками? — ласково улыбнувшись, спросила Симонетта.

— Все трое! — воскликнул он, указывая на ее живот.

Симонетта поцеловала их всех на прощание, ожидая, что малыши расплачутся, но те были спокойны, и она с внезапной радостью поняла, что мальчики совершенно счастливы в обществе нового отца. Особенно Илия, который давно уже преклонялся перед Бернардино из-за давнишнего эпизода с нарисованной на ладони голубкой и следовал за ним повсюду, точно верный раб. Впрочем, и маленький Иафет с радостью к ним присоединялся, стараясь принимать участие во всех их повседневных делах. В общем, к тому времени, как Симонетта наконец вышла из дома, все трое были уже куда сильнее перепачканы красками, чем выделенные им куски пергамента, и сам Бернардино, пожалуй, даже больше, чем дети. Она только улыбнулась и не стала никого ругать. Симонетту совершенно не заботило, что к ее возвращению вилла может оказаться разрисованной фресками, точно церковь в Саронно. Видно, от этого уже никуда не деться, и это, пожалуй, ее даже радовало.

Но сейчас, стоя посреди поля брани, Симонетта чувствовала, что находится очень далеко от своего любимого, полного счастья и тепла дома. Здесь было холодно, дул пронизывающий ветер, и она как-то особенно остро чувствовала свое одиночество. И рядом не было никого из ее любимых, искрящихся жизнью людей — только мертвые и духи мертвых. Симонетта вдохнула ледяной воздух и медленно повернулась, осматриваясь. Вся равнина была покрыта пятнами теней, поскольку тяжелые, беременные дождем облака непрерывно неслись над нею, и солнце то и дело скрывалось за ними. Поле, где состоялось то страшное сражение, казалось совершенно плоским, тихим и невинным, оно словно затаилось, никому не желая выдавать свою сокровенную тайну. К северу от него раскинулся город Павия, похожий на свернувшегося клубком алого дракона, его дома топорщились, точно драконья чешуя, а башни казались шипами на спине у огромного ящера. Симонетта еще долго бродила по полю, хотя уже понимала, что ей никогда не найти того места, где израненный Лоренцо упал на землю. С тех пор как это поле приняло в свою землю его тело и его жертвенную кровь, минуло уже целых четыре года. Четыре долгих года! Но были ли извлечены какие-то уроки из тех жестоких сражений? Несколько месяцев назад Симонетта узнала, что в Саронно ходят упорные слухи о том, что под Ландриано французская армия маршала Сен-Поля была самым подлым образом обманута и потерпела поражение от испанцев, которыми командовал Антонио ди Лейва, губернатор Милана. Итак, все повторилось, и началось бесконечное движение по кругу. И если этот круг снова, подобно тем огромным колесам осадных орудий, на которых пытали святую Катерину, пройдется по этой земле, принеся сюда войну, то вновь проснутся и невежественные предрассудки, связанные с религиозными верованиями. Ибо в Саронно уже поговаривали о том, что совсем недавно, уже в этом, 1529 году в венгерском городе Базине заживо сожгли тридцать евреев. Считалось, что эти евреи похитили ребенка и совершили некое ритуальное убийство, и, хотя впоследствии оказалось, что ребенок жив и здоров, евреев все же казнили. Симонетта вздохнула и покачала головой. Это было точно такое же «преступление», о каких ей впервые поведал Манодората, когда они стояли у дверей его дома, украшенных шестиконечной звездой.

И все же здесь, под Павией, покрытое шрамами поле сражений успело в какой-то степени исцелиться. Жесткими травами заросла несчастная земля, на которой погибло столько людей, даже кое-какие цветочки пестрыми пятнышками выделялись в зазеленевшей траве. Если жизнь в мире движется по кругу, то и природа завершила очередной круг, словно вытолкнув из испоганенной людьми и их войнами земли ростки надежды и благополучия. В одном из таких благословенных местечек, где росли полевые цветы и ярко зеленела трава, Симонетта опустилась на колени — прямо в пятнышко неожиданно проглянувшего сквозь облака солнечного света — и прижала ладони к земле. Теперь она поняла наконец, зачем пришла сюда. Это отнюдь не было безрассудным капризом беременной женщины. Просто ей было необходимо закрыть дверь, ведущую в прошлое. И она пришла сюда, чтобы сказать Лоренцо и своему прошлому «прощай».

Все эти годы, пока еще свежи были и память о недавней войне, и людское горе, община Павии запрещала приходить на это поле и разыскивать там останки павших воинов, опасаясь распространения заразы и возникновения эпидемий. Кроме того, подобные «копатели» могли невольно потревожить тысячи чужих мертвецов. Так что Симонетта никогда не видела мертвого Лоренцо, его тело не привезли домой, не положили в гроб, и для упокоения его души не была отслужена месса. Не существовало и его могилы, которую она могла бы посещать летом и зимою и постепенно выплакивать там свое горе и тоску. Ну что ж, зато теперь она все сделает как полагается.

Симонетта махнула рукой Веронике, стоявшей на самом краю обширного поля, и та подошла к ней, ведя лошадей под уздцы и неся несколько необходимых вещей, которые теперь стали слишком тяжелы для ее хозяйки. За спиной у Вероники был заступ, а в руках — два длинных, серебристо-голубых и довольно увесистых свертка. Положив на землю эти предметы, которые, точно младенцы, были запеленуты в голубые знамена семейства да Саронно, Вероника стала копать в твердой, утоптанной земле неглубокую ямку. Симонетта тем временем отдыхала, наблюдая за верной служанкой и подругой, и по мрачному выражению ее лица догадывалась, что Вероника вспоминает, как погиб ее муж-еврей, и от всего сердца сочувствовала ей, понимая, какую боль причиняют немой девушке эти воспоминания. Впрочем, Симонетта надеялась, что для ее подруги этот день тоже, возможно, окажется не только концом прежней жизни, но и началом новой, ведь теперь у нее есть Исаак, который горячо ее любит.

Когда могила была выкопана, Симонетта опустила туда завернутые в знамена продолговатые предметы. На ощупь она лишь с трудом могла различить, что находится в каждом из свертков, так плотно эти длинные холодные металлические предметы были обмотаны тканью, но это, собственно, было и не важно. Они оба были одинаково виновны в гибели людей, оба несли смерть.

Шпага и аркебуза.

Вероника быстро забросала их землей, и вскоре они скрылись из глаз.

А в душе Симонетты вдруг воцарилась та же пустота, что и на этой взрытой, лишенной растительности черной земле, она не находила прощальных слов, не могла вспомнить ни одной подходящей молитвы или погребальной песни, душу ее охватило одно лишь всепоглощающее чувство: свершившейся справедливости. Нет, ей вовсе не хотелось хранить в своем доме фамильный меч, принадлежавший предкам Лоренцо, и зимними вечерами предаваться сентиментальным воспоминаниям о своей первой любви, как не хотелось и передавать этот меч одному из своих сыновей — ведь никто из ее мальчиков никогда уже не сможет назвать себя сыном Лоренцо.