Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лиза Лазаревская

и убить. Убить, как и тех двоих, кто посмел притронуться к моей девочке. Не просто притронуться, они посмели думать, что их преступление останется безнаказанно. Они собирались её изнасиловать, собирались надругаться над её телом и душой.

Эти сучьи создания поплатились своими ничтожными жизнями. Они не просто сдохли, это было долго и больно. Я издевался над ними, ломая их конечности и забивая их до смерти. Но этого всё равно мало. Каждый, кто причинил ей боль, должен страдать.

В моменте я замечаю, как смыл с неё и шампунь, и пену, а теперь крепко сжимаю её хрупкие предплечья. Я ослабляю свою хватку, замечая, что на коже отпечатались следы моих рук.

Она не сказала, чтобы я прекратил.

— Книги спасали меня от реальности. Когда я убегала в эти выдуманные миры, мне становилось легче — будто моей жизни и вовсе не существует. А потом появился ты. Мне стоило бояться ехать куда-то с незнакомым мужчиной, но… После того страха, который я испытывала каждый день рядом с теми людьми, только с тобой я почувствовала себя в безопасности. Несмотря на то, каким грозным и жёстким ты выглядел.

Каждое сказанное ею слово отдаёт резкой болью в моей груди. — Ты стал моим безопасным местом. Моим убежищем.

Я помню тот день.

Я помню каждый день после того, как встретил её. Помню её взгляд, помню, как она была растеряна и напугала. И теперь я знаю, что стал её безопасным местом, стал её убежищем.

— Даже в самых смелых мечтах, самых невозможных фантазиях я не могла представить, что моя жизнь может стать настолько прекрасной. Я хотела любви, хотела, чтобы у меня появился заботливый человек и забрал меня из того ада. Забрал меня и папу, но это было таким невозможным, таким далёким желанием. Я не позволяла себе мечтать, чтобы не разбиваться о свои мечты. А теперь… — она запинается, замолкая.

— Что теперь, малыш? — выпаливаю я, буквально подыхая от невозможности читать её мысли.

— Теперь ты делаешь мою жизнь такой, что мне даже не нужно мечтать. Но я всё ещё не понимаю, как такое произошло? Как такое возможно? Вдруг в один момент всё разрушится.

— Никогда, — рыча я ей на ухо. — Это никогда не разрушится. Я убью любого, кто попытается это сделать. Пока я жив, твоя сказка будет продолжаться. Делать тебя счастливой — это единственное, что мне нужно, моя девочка. Это единственное, что делает меня живым.

Удерживая подмашыками, я поднимаю Полину и усаживаю себе на колено. Её тонкие пальцы скользят по моей шее, останавливаясь на моих скулах. Она пристально смотрит на меня, пока я держу её голое мокрое тело и отвечаю на её взгляд.

— Я хочу делать тебя живым. Хочу построить с тобой семью. Хочу, чтобы у нас были ещё дети.

— У нас будет очень много детей. Поверь, я сделаю всё для этого.

Она хихикает и тянется к моим губам.

— Я в этом не сомневаюсь, — бросает она, прежде чем подарить мне поцелуй. Робкий, нежный и невинный. И вместо того, чтобы превратить его в дикий, страстный и больной, я подавляю все свои бешеные и яростные инстинкты. Подавляю, чтобы почувствовать на себе её нежность и ласку.

Моя девочка. Моя одержимость. Моя мечта.

Взяв её на руки, я отношу её в спальню и одеваю на неё ночнушку. Ещё какое-то время она рассказывает мне о том, какие игрушки хочет купить Дамиану.

— Я писала сегодня своему куратору о переводе на заочку, но наш декан сказала, что я могу учиться на очном, но материалы все будут присылать и я смогу сдавать сессию как обычно.

— И по какой же причине?

— Наверное, потому что я очень старательная студентка, — смеётся она, прижимаясь лицом к моей груди.

— Да, малыш. Я не сомневаюсь в этом.

— На самом деле, я почти уверена это потому, что заочная форма обучения стоит вдвое дешевле за год, чем очная, а им всё равно, как я буду посещать пары. У нас есть те, кто вообще на них не ходил, но первую сессию закрыли.

Про себя я улыбаюсь ходу её мыслей и соглашаюсь с её версией.

— Побыстрее хочу познакомить папу с Дамианом. Мне кажется, он будет счастлив, — зевая, говорит она. Я целую её макушку и прислушиваюсь к её сопению. Она засыпает, а я слушаю её дыхание, я глажу её влажные волосы и гадаю, что может ей присниться. Я завидую этим снам, ведь они рядом с ней, в её голове каждую ночь.

С появлением Полины в этом доме я стал спать меньше, чем обычно. Потому что наблюдать за ней — моя особо удовольствие, и я не хочу пропустить ни минуты любования ею. Если у меня есть лишний час на сон, я потрачу его на то, чтобы просто смотреть на свою девочку.

Сейчас я не знаю, сколько наблюдаю за ней. Возможно, часа два или три, время как всегда слишком размыто, когда дело касается её. Полина уже лежит перевёрнутая на другой бок, я собираюсь подвинуться к ней ещё ближе, но крик ребёнка мешает мне. Полина сонно стонет, собираясь подняться, но я не даю ей этого сделать.

— Спи, малыш. Я его уложу.

— Точно?

— Конечно, — я целую её в висок, прежде чем встать на ноги и подойти к детской кроватке.

Дамиан кричит во все горло, но когда я беру его на руки, его крики становятся тише. Но всё равно не прекращаются полностью, поэтому я укачиваю его на руках.

— Тише, сынок, — хриплю я, ловля себя на мысли, что впервые за эти четыре дня обратился к нему так. Кажется, одним словом я переступил через выстроенный до этого барьер. И теперь больше никогда не буду думать иначе.

Он — мой сын.

У меня с моей девочкой будет ещё много детей, но Дамиан — наш первый сын. И теперь я стану убежищем для них обоих.

Постепенно он успокаивается в моих руках, и я кладу его обратно, ещё несколько минут наблюдаю за тем, как спокойно и умиротворённо он спит.

Мог ли я даже подумать, что смогу принять не кровного ребёнка, смогу считать его своим сыном? Едва ли. И рад ли я теперь этому? Да, чёрт возьми.

Главное, чтобы принятые мною решения делали мою девочку счастливой, всё остальное не имеет значения.

44. Ради неё

Полина в нетерпении кладёт Дамиана на ноги Леонида, придерживая малыша подмышками.

— Познакомься с дедушкой, — воркует она, целуя его в щёчку.

Заворожённый