Змея, крокодил и собака - Барбара Мертц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В отличие от вас, – заметил Эмерсон. – Полагаю, вы споткнулись и упали абсолютно непреднамеренно?
– Совершенно верно, – ответила я со всем возможным достоинством.
– Хм-м, – сказал Эмерсон. – Ладно. Не столь важно, кто из нас был предполагаемой жертвой. Как бы мы поступили, если бы поверили, что собака была бешеной?
Сайрус крепче сжал мою руку.
– Я бы заказал поезд и, конечно, отвёз бы её прямо в Каир. В тамошних больницах доступно лечение Пастера[233].
– Прекрасно, Вандергельт, – согласился Эмерсон. – И где-то по пути, я подозреваю, группа добродушных незнакомцев освободила бы вас от вашего бремени. Если только не... о, будь всё проклято! – Он вскочил, выпучив глаза. – Какой же я дурак! – И без дальнейших церемоний выбежал из комнаты, оставив дверь качающейся на петлях.
– О, будь всё проклято! – повторила я с не меньшей горячностью. – За ним, Сайрус! Чёрт бы побрал мои юбки, мою ногу, мои колени... Поторопитесь, слышите!
Когда я выражаюсь в подобном тоне, мне редко не повинуются (а если кто-то не повинуется, то им окажется Рамзес). Сайрус озадаченно взглянул на меня, прежде чем последовать за Эмерсоном. Чарльз взглянул на Рене. Рене – на Чарльза. Чарльз пожал плечами. Затем, одновременно, как один человек, они встали и вышли из комнаты.
Кевин нерешительно застыл в дверях: одна нога – в комнате, другая – за порогом.
– Куда он ушёл?
– Не имею ни малейшего представления. Могу только предположить: куда-то, где ему не следовало бы находиться – конечно, не в одиночку, и не без охраны. Вернитесь и сядьте, Кевин, вы никогда их не поймаете. Если у вас было такое намерение.
Кевин выглядел получившим удар в самое больное место. Прежде чем он смог восхвалить собственные храбрость и рвение, Берта подбежала к нему и схватила за руку:
– Не уходи! Оставайся и защити нас! Это может быть уловкой...
– Со стороны Эмерсона? – иронически спросила я. – День в самом разгаре, и большинство мужчин по-прежнему находятся на борту. Сядь, Берта и прекрати свои причитания.
Призыв беспомощной женщины успокоил мужское тщеславие. Кевин обвил руку вокруг лёгкой дрожавшей фигурки и повёл девушку к дивану. Она села, уставившись на меня очень широкими и тёмными глазами. Затем отбросила вуаль с лица, как будто та душила её.
– Он появился там раньше тебя, – сказала она. – Как случилось, что собака напала на тебя вместо него?
– Я помешала, – ответила я.
– Случайно? Я не верю. Я видела, как быстро ты бежала. Как сильно ты, должно быть, любишь его!
– Любой бы поступил точно так же, – отрезала я, ибо не привыкла обсуждать свои личные чувства с другими молодыми женщинами.
– Не я, – откровенно признался Кевин. – По крайней мере, если бы мне дали время подумать, прежде чем действовать. – Он глубоко вздохнул и погладил Берту по руке. – Охон, это проклятие нашего чёртова британского морального кодекса… Он вбивается в каждую голову с детства и становится частью нашей натуры. Я прилагал все возможные усилия, чтобы справиться с ним, но бывали времена, когда даже я инстинктивно вёл себя, как джентльмен, вместо того, чтобы в первую очередь подумать о собственной драгоценной шкуре.
– Не так уж часто, – прокомментировала я.
Берта дрожала, как лист на ветру. Кевин устроился рядом с ней и с подчёркнуто мерзким провинциальным акцентом принялся разливаться соловьём. Я перестала обращать на них внимание. Мои глаза были прикованы к широким окнам салона, через которые я видела, что Эмерсон мчался по берегу в сторону деревни, без шляпы и без пальто, его волосы развевались на ветру. За ним следовали все остальные, однако я и на них не обратила внимания, даже в мыслях.
Но вернулись они гораздо раньше, чем я смела надеяться. С моих губ слетел вздох облегчения. Сайрус, должно быть, остановил Эмерсона и убедил его прислушаться к голосу разума – или, скорее всего, Эмерсон замыслил что-то своё. Он, как правило, не был восприимчив к убеждению, сколь бы разумным ни являлся сам по себе.
Эмерсон с Сайрусом шли бок о бок (а оба молодых человека следовали за ними на почтительном расстоянии). Приятно было видеть такое дружелюбие – они казались поглощёнными серьёзной беседой. Чего бы я ни отдала за возможность подслушать их разговор! Ничего, подумала я, попозже я заставлю Сайруса проболтаться.
ГЛАВА 14
У мужчин всегда
найдётся веское оправдание,
чтобы побаловать себя.
Змея, крокодил и собака – мы встретились с ними и победили их всех! Последнее из трёх предначертаний было самым хитроумным и самым опасным: если бы Эмерсон не догадался исследовать тело собаки, я могла бы теперь оказаться в лапах нашего заклятого врага. Я не обвиняла Эмерсона в том, что он не подумал об этом раньше. Такая мысль – вернее, неопровержимая логика – не пришла в голову и мне. В тот миг я несколько отвлеклась[234]. Только те, кто столкнулся с подобным, могут полностью постичь неизъяснимый ужас, переполняющий душу при мысли об одной лишь возможности этой ужасной инфекции. Прижигание является наиболее эффективным методом, но излечения не обеспечивает.
Эмерсон тоже немного отвлёкся[235]. Я вспомнила его белое лицо, когда он наклонился ко мне, ожесточённо сжатые губы, когда он готовился прикоснуться раскалённой сталью к моей плоти. Но в сильных руках не было и признака дрожи, а в синих глазах – ни намёка на слёзы. Естественно, от Эмерсона стоило ожидать подобного мужества. Однако у меня не нашлось бы ни слова упрёка, если бы он проронил несколько мужественных слёз.
Глаза, которые смотрели на меня сейчас, были не блестящими сапфирами, а серой сталью – моими собственными, отражавшимися в зеркале над туалетным столиком. После обеда мы разошлись по комнатам. Все улеглись вздремнуть; предполагалось, что я последую их примеру. Сайрус уложил меня на кровать и приказал мне отдыхать, а Эмерсон, проходя мимо двери, обронил:
– Попробуйте отоспаться, МИСС Пибоди, мне это обычно помогает.
Могла ли я заснуть? Мои мысли находились в полном беспорядке. Я кое-как доковыляла до туалетного столика – не потому, что созерцание собственных черт лица доставляло мне какое-то удовольствие, а потому, что я заметно эффективнее соображаю, если нахожусь в вертикальном положении.
Когда
