Костры амбиций - Том Вулф

— Клевая?

Губы Роланда вновь тронула улыбка, но он согнал ее.

— Ну, понимаете, этакая, что называется, штучка с ручкой.

Крамер позволил себе улыбнуться и хмыкнуть. Это дало ему возможность чуть приспустить пары восторга, который начинал уже распирать его.

— Штучка с ручкой, говоришь? О'кей, штучка с ручкой. Ладно. Стало быть, они покинули место происшествия. Что ты потом делал?

— А что я особо мог делать? Генри стоит вот так вот — руку свою держит. Запястье прямо на сторону вывернуто. Ну, я и говорю: «Генри, надо бы тебе в больницу», а он говорит, что не хочет он в больницу, он домой хочет. Ну, мы и пошли обратно по Брукнеровскому бульвару в свой квартал.

— Погоди-ка, — перебил его Крамер. — Кто-нибудь видел, как все это произошло? Люди на тротуаре были?

— Не знаю.

— И машина никакая не остановилась?

— Не-а. Наверно, если бы Генри — ну, если бы он долго там лежал, может быть, кто-нибудь и остановился бы. А так — нет.

— Значит, теперь вы идете по Брукнеровскому бульвару к северу, в свою новостройку.

— Точно. А Генри — он всю дорогу стонет, и вид у него такой, будто, того и гляди, он вырубится, и я говорю: «Генри, надо бы тебе в больницу». Так что пошли мы с ним опять назад к Хантс-Пойнт авеню, перешли к Сто шестьдесят первой улице — туда, где станция метро, а я гляжу — там это такси стоит, моего приятеля Брилла.

— Брилла?

— Это такой парень есть, у него два такси.

— И он отвез вас в клинику Линкольна?

— Да нет, этот отвез — Кочан-Курчан, он вез. Это один из шоферов Брилла.

— Кочан-Курчан. Это что у него — фамилия такая или это кличка?

— Не знаю. Его все так зовут — Кочан-Курчан.

— И он отвез вас обоих в клинику.

— Точно.

— В каком состоянии был Генри по дороге в больницу? Это тогда он тебе сказал, что ударился головой?

— Точно, но он все больше талдычил про свою руку. А у руки и впрямь вид был поганый.

— Он говорил связно? Как по-твоему, нормально у него было с мозгами?

— Ну, я ж говорю, он все стонал и говорил, как у него рука болит. Но соображать соображал. Понимал, где мы, что, куда.

— Когда приехали в клинику, что ты делал?

— Ну, вышли, я дошел вместе с Генри до двери, где травмопункт, и он вошел туда.

— И ты с ним?

— Не, я сел обратно в машину с Кочан-Курчаном и уехал.

— А с Генри не остался?

— Я решил, что больше ничем ему все равно уже не помогу. — Роланд украдкой метнул взгляд на Хейдена.

— А как Генри добирался до дому из клиники?

— Не знаю.

Крамер помолчал.

— Ладно, Роланд, ты мне вот еще что скажи. Почему ты раньше-то не пришел к нам с этим? Я к тому, что вот вы с приятелем или с соседом, по меньшей мере — все-таки вы, считай, в одном дворе жили, — вляпались в такую переделку, его сбили, с места происшествия удрали, все на твоих глазах, об этом и по телевизору, и в газетах во всех до одной, а ты сидишь до сих пор, будто воды в рот набрал. Как это надо понимать?

Роланд поглядел на Хейдена, который ему кивнул, дескать, давай, и ответил:

— Меня полиция разыскивала.

Заговорил Хейден:

— На него был ордер за систематическое распространение, хранение больших количеств, сопротивление при задержании и еще кое-что — по всем тем пунктам, которые ему как раз и вменяются.

Крамер — Роланду:

— Стало быть, в целях самозащиты. Ты утаивал информацию, чтобы избежать столкновения с полицейскими.

— Точно.

От радости у Крамера голова шла кругом. Он уже видел, как все становится на свои места. Этот Роланд, конечно, не подарок, но ему смело можно верить. Вытряхнуть бы его только из этого культуристского свитерка и кроссовок! Ногу ему сломать, чтобы исчезла эта сутенерская развалочка! Похоронить поглубже все, что связано с «королем крэка с Вечнозеленой аллеи»! А то присяжным не очень-то понравится, если свидетелем на суде будет выступать отъявленный преступник, которому за его показания уголовное преследование заменят административным. Но ведь его только помыть и причесать — больше-то ничего и не потребуется! Разом Крамер вдруг увидел… рисунок…

Роланду:

— А ты мне говоришь всю правду?

— Угу.

— Ничего не добавляешь и ничего не утаиваешь?

— Угу.

Крамер подошел к столу Джимми Коуфи, встал рядом с Роландом и собрал фотографии. Потом повернулся к Сесилу Хейдену.

— Советник, — сказал он. — Мне надо обговорить это со своим начальством. Но, если я не ошибаюсь, мы, кажется, сговоримся.

И вновь он увидел его, даже не закончив еще говорить… рисунок… судебного художника… Видел перед собой, как будто сидит перед экраном телевизора. Помощник окружного прокурора Лоренс Н. Крамер… во весь рост… его палец воздет… массивные грудинно-ключично-сосцевидные мышцы бугрятся… Вот только как художник обойдется с его теменем, где так мало осталось волос? Что ж, если художник изобразит как следует его мощный торс, на остальное не обратят внимания. Смелость и красноречие… вот что все увидят. Увидит весь огромный Нью-Йорк. Увидит мисс Шелли Томас.

19

«Ослиная» взаимовыручка

В понедельник утром Крамера и Берни Фицгиббона сразу же вызвал к себе Эйб Вейсс. Милт Лубелл тоже присутствовал. Крамер почувствовал, что его статус за выходные повысился. Теперь Вейсс называл его не Крамером, а Ларри и не адресовался с каждым замечанием по поводу дела Лэмба к Берни, словно он, Крамер, служит у Берни всего лишь ординарцем.

Правда, Вейсс все же смотрел на Берни, когда сказал:

— Если есть хоть какая-то возможность, я бы хотел прекратить проволочки с этим делом. У нас достаточно оснований, чтобы задержать этого Мак-Коя, или нет?

— Достаточно, Эйб, — ответил Фицгиббон, — но мне не все в этом деле нравится. У нас есть этот тип Обэрн, который узнал в Мак-Кое того мужика, который вел машину, сбившую Лэмба, у нас есть сторож из гаража, он говорит, что Мак-Кой брал оттуда машину как раз в то время, когда это случилось, а еще Мартин и Гольдберг нашли владельца такси, Брилла, и тот подтверждает, что Обэрн тем вечером действительно нанимал одну из его машин. Однако они не нашли водителя, этого Кочан-Курчана, — (он возвел глаза к небу и с шумом всосал воздух, как бы говоря: «Ну и народ, ну и имена!»), — а мне кажется, надо бы сперва поговорить именно с ним.

— Зачем? — удивился Вейсс.

— Затем, что некоторые моменты не шибко стыкуются, а этот распространитель наркотиков Обэрн — та еще падла. Все-таки мне хотелось бы знать, почему Лэмб не сказал, что его сбило машиной, сразу же как попал в клинику. Мне хотелось бы знать, что происходило в этом такси и действительно ли в больницу пацана отвез Обэрн. Об этом Обэрне тоже хотелось бы узнать побольше. Понимаете, как-то не похожи они на приятелей, которые вдвоем ходят перекусить цыплятами по-техасски. Лэмб, на мой взгляд, пацан довольно безобидный, а вот Обэрн бандюга.

Крамер почувствовал, как странное волнение вздымается у него в груди. Ему захотелось отстоять честь Роланда Обэрна. Да! Защитить его!

Вейсс отстраняюще махнул рукой.

— Вислые концы — вот что это по-моему, Берни. Не понимаю, почему бы нам не задержать Мак-Коя: все бы с ним оформили, а после уж свели бы концы с концами. Все считают возню с расследованием, которое якобы ведется, просто тактикой проволочек.

— Лишняя пара дней погоды не сделает, Эйб. Мак-Кой никуда от нас не уйдет, а уж Обэрн и подавно никуда не денется.

Уловив паузу, ободренный своим новым статусом, в разговор тут же вклинился Крамер:

— Не все тут так просто, Берни. Это верно, что Обэрн никуда от нас не денется, но, по-моему, его надо использовать быстро. Он, вероятно, думает, что его вот-вот отпустят под залог. Его надо поставить перед присяжными как можно скорее, если мы хотим, чтобы из этого вышел толк.

— Об этом не беспокойся, — проговорил Фицгиббон. — Большим умником его не назовешь, но он понимает, что перед ним выбор: либо три годы тюрьмы, либо ни одного. Не станет он играть с нами в молчанку.

— Это мы такое соглашение заключили? — спросил Вейсс. — Обэрн выйдет сухим из воды?

— Все идет к тому. Придется нам дело закрыть и свести все к мелкому правонарушению: мелкое хранение, однократная продажа.

— Черт! — буркнул Вейсс. — С этим сукиным сыном не надо бы так торопиться. Не люблю закрывать дела, по которым уже высказалось большое жюри.

— Эйб, — улыбнувшись, проговорил Фицгиббон, — ведь это ваши слова, не мои! Все, что я говорю, — это давайте работать чуть медленнее. Я бы куда лучше себя чувствовал, если бы мы могли чем-нибудь еще подкрепить его слова.

Крамера так и распирало:

— Не знаю, не знаю — у него очень крепкие показания. Он сообщил мне вещи, которых не мог знать, если его там не было. Знает цвет машины, количество дверей, указал, что это спортивная модель. Знает, как Мак-Коя зовут. Ему послышалось «Шууман», но, вы ж понимаете, это так близко. Не могло же все это ему пригрезиться.

— Я не говорю, что его там не было, Ларри, и не говорю, что он нам не пригодится. Он пригодится нам. Я говорю только, что он скользкий тип и надо быть настороже.