Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований. Книга VIII - Алексей Ракитин

неё). Здесь же, в подвале, находился спортивный инвентарь сержанта Лэйка — боксёрская груша, гантели, штанга. Присяжным показали весовые «блины», которые использовались для набора нужного утяжеления штанги. Ударом одного из таких «блинов», по мнению обвинения, Карен и была убита (хотя само орудие умерщвления не было найдено, его, по мнению обвинения, Коллинз либо заменил на идентичный «блин», либо столь тщательно отмыл, что следов крови отыскать не удалось).

Поход членов жюри в дом Лэйка имел огромное влияние на настроение присяжных. Если какие-то сомнения в виновности Коллинза у них и оставались, то посещение предполагаемого места преступления их рассеяло. Рассказы обвинителей были не только убедительны, но и наглядны, присяжные словно увидели убийство девушки собственными глазами.

Приглашённые защитой эксперты мало помогли Коллинзу. Яркого опровержения выводов криминалистов, работавших на сторону обвинения, не получилось. Один из приглашённых независимых экспертов, например, заявил, что людей, имеющих волосы того же химического состава, что и найденные в подвале дома Лэйка, проживает в Мичигане от 4 до 8 человек. Подобное утверждение, конечно, на опровержение походило очень мало, скорее, оно звучало как подтверждение официальной экспертизы. Другой эксперт задался вопросом: почему криминалисты не обнаружили среди волокон одежды Карен Сью Бейнемен следов цемента, которые должны были там оказаться в том случае, если девушка действительно лежала на подвальном полу? Чтобы усилить «разоблачительность» своего заявления, эксперт даже заявил, что побрил волоски на бедре своей секретарши и, изучив их под микроскопом, не обнаружил отличия от тех волосков, что были найдены в подвале Лэйка. Но это был, конечно, довод сугубо голословный — если разницы не заметил один эксперт, то это вовсе не означает, что её не заметил бы другой.

Фотографии Джона Коллинза, сделанные во время его эскортирования на заседание суда в июле-августе 1970 г.

В конечном итоге все эти демагогические рассуждения померкли перед главным вопросом, остро вставшим ближе к окончанию судебного процесса: будет ли Коллинз всё же свидетельствовать в собственную защиту или нет? По закону обвиняемый, отказавшийся в начале процесса от дачи показаний, может изменить свою точку зрения в любой момент. В этой части уголовное право не ограничивает никак возможности его защиты. Поэтому очень часто такие «молчуны» в конце процесса заявляют о своём желании дать показания по сути выдвинутых обвинений. Логика такого поведения очевидна: обвиняемый сначала выслушивает все свидетельства против него, а потом уже принимает решение, как ему лучше действовать — молчать ли до вынесения приговора или начать говорить.

К концу судебного процесса над Коллинзом, когда защите стало ясно, что дело неминуемо движется к проигрышу, показания обвиняемого в собственную защиту стали последним шансом на спасение. И тут произошёл очень интересный инцидент, можно сказать, знаковый. Мнения адвокатов разделились — Финк предлагал вызвать к допросу обвиняемого, а Луизелл оставался категорически против этого. Спор между адвокатами произошёл прямо в ходе заседания, Финк настаивал на том, что Коллинз должен отказаться от выбранной тактики молчания и дать показания, а Луизелл в ответ заявил, что если Коллинз переменит своё решение молчать и согласится свидетельствовать, то он — Луизелл — снимет с себя полномочия по его защите и откажется от дальнейшего участия в процессе.

Ситуация сложилась несколько необычная, причём трудно было понять — то ли адвокаты разыгрывают заранее спланированный сценарий, то ли они на самом деле не могут прийти к взаимопониманию. Обвиняемый выглядел растерявшимся и явно не знал, кого же ему слушать.

Поскольку обсуждаемый вопрос имел принципиальный характер, в полемику вмешался судья Конлин. Он принял воистину соломоново решение, хотя и несколько необычное с процессуальной точки зрения. Он предложил обвиняемому поговорить с матерью наедине и принять решение согласно материнскому совету. Судья, видимо, исходил из тех соображений, что мать Коллинза была безоговорочно на стороне сына и сделает всё для его защиты, а значит, её совет будет в его интересах.

Судья объявил 30-минутный перерыв, Джон и Лоретта Коллинз прошли в судейскую комнату позади зала заседаний. О чём говорили мать с сыном, неизвестно, но сцена их общения, судя по всему, была душераздирающей. Лоретта Коллинз вышла из судейской комнаты почти в истеричном припадке, она ещё какое-то время не могла остановить плач и, дабы не сорвать заседание, покинула зал. Джон Коллинз пытался держать себя в руках, но по его опухшему лицу было видно, что он тоже плакал.

На вопрос судьи, будет ли обвиняемый свидетельствовать в собственную защиту, Джон ответил отрицательно. Таким образом возобладала тактика поведения, выбранная Луизеллом.

При таком раскладе обвинительный вердикт присяжных выглядел практически предрешённым. 16 августа 1970 г. жюри удалилось для обсуждения и вынесения вердикта. Вопросы, поставленные судьёй перед присяжными, касались только обстоятельств похищения и убийства Карен Сью Бейнемен, все прочие преступления «Убийцы студенток» так и не стали предметом судебного рассмотрения, хотя никто не сомневался в том, что Бейнемен, как и других девушек в Энн-Арборе и Ипсиланти, убил один и тот же изверг.

Жюри обсуждало вердикт три дня. В течение этого времени члены жюри попросили пригласить в совещательную комнату стенографисток, проводивших запись судебного процесса, вместе с подготовленной ими стенограммой общим объёмом 1600 страниц. У членов жюри, по-видимому, возникли разногласия в толковании каких-то моментов судебных прений, и появилась необходимость уточнить сказанное во время процесса дословно. Вердикт был оглашён 19 августа. Джон Норман Коллинз вполне ожидаемо признавался виновным по всем пунктам и не заслуживал снисхождения.

Судья Конлин, получив вердикт, обратился к обвиняемому с вопросом: имеет ли тот что-либо сказать до вынесения приговора? Смысл такого «последнего слова» заключается в том, что уже обвинённому преступнику предоставляется возможность сознаться в содеянном и заявить о раскаянии — это позволяет судье смягчить приговор. Можно сказать, что это негласное приглашение к договору по схеме: судья будет гуманен, если преступник сознается.

Коллинз от последнего слова не отказался. Он встал и очень косноязычно произнёс всего четыре фразы, смысл которых сводился к тому, что он никогда не был знаком с Карен Сью Бейнемен, не подвозил её от магазина париков и, вообще, ни в чём не виновен. Это заявление, безусловно, явилось самым глупым, что можно было сказать в такой ситуации (учитывая, что Коллинза уже признали виновным, сказанное автоматически превращало его в нераскаявшегося преступника). Данный пример хорошо демонстрирует наличие у Коллинза проблем с эмпатией, вернее, её полным отсутствием. Джон явно не