Том 6. Вокруг света в восемьдесят дней. В стране мехов - Жюль Верн

В несколько дней вид мыса Батерст и его окрестностей неузнаваемо изменился. Миссис Полина Барнет, как завороженная, следила за этим волшебным превращением. Зрелище было для нее совершенно новое - путешественница охотно заплатила бы за него любыми лишениями и муками. Нельзя вообразить себе ничего прекраснее этого торжественного шествия зимы, этого грозного вступления мороза в его северные владения! Миссис Барнет не узнавала ни привычных видов, ни знакомых мест. Все вокруг преобразилось. На глазах путешественницы возникала новая страна, исполненная величественной печали. Мелкие подробности ландшафта исчезли, их скрыл под собою снег, сохранив только крупные, затушеванные морозной дымкой штрихи. Одна декорация сменялась другой, словно в феерии. Там, где недавно был могучий океан, теперь не осталось и признаков моря. Там, где была пестро расцвеченная земля, теперь лежал ослепительно белый ковер. Там, где был смешанный, разных оттенков зелени лес, теперь остался лишь хаос обнаженных, заиндевевших стволов. Исчезло лучистое солнце - вместо него какой-то бледный диск, едва пробиваясь сквозь туман, лениво влачился по небу, описывая в течение нескольких часов укороченную дугу. И, наконец, там, где прежде была четкая граница неба и моря, теперь замкнулась бесконечная цепь причудливо зазубренных айсбергов, из которых природа воздвигла непроходимую стену между полюсом и отважными путешественниками.

Сколько разговоров, какой оживленный обмен впечатлениями вызвали все эти перемены! Пожалуй, один лишь Томас Блэк остался равнодушным к изумительным красотам арктического пейзажа. Да и чего было ждать от погруженного в свои мысли астронома, которого, по правде, никто из членов маленькой колонии до сих пор не считал своим! Этот замкнувшийся в своей науке ученый жил только созерцанием небесных явлений, прогуливался только по лазурным дорогам небосвода, покидая какую-нибудь звезду для того лишь, чтобы тотчас перенестись на другую! И вот его небо стало затмеваться, созвездия исчезали из виду, непроницаемая завеса тумана протягивалась между ним и зенитом. Томас Блэк был вне себя! Но Джаспер Гобсон его утешил, пообещав ему в будущем благоприятные для астрономических наблюдений великолепные морозные ночи, и северные сияния, и светящиеся кольца вокруг планет, и ложные луны, и другие, достойные вызвать его восхищение чудеса полярных стран.

Тем временем температура держалась сносная. Ветра не было, а ведь именно ветер делает щипки мороза особенно чувствительными. Охота все еще продолжалась. На склады фактории поступали новые меха, в кладовые - новая провизия. Устремляясь в теплые края, во множестве пролетали тетерева и куропатки, доставлявшие фактории свежее и питательное мясо. В изобилии появились полярные зайцы уже в зимних шубках. Добрая сотня этих грызунов, следы которых легко было распознать на снегу, вскоре пополнила запасы форта.

Громадными стаями пролетали в вышине лебеди-шипуны - красивейшие представители пернатого царства Северной Америки. Охотники убили несколько пар лебедей. Это были роскошные птицы от четырех до пяти футов длиной, с белоснежным оперением и медно-красными головкой и горлом. Они переселялись в более гостеприимные края, где есть необходимые для их пропитания водяные растения и насекомые; летели они с необыкновенной быстротой, ибо воздух и вода - их истинные стихии. Замечены были и другие лебеди, так называемые «лебеди-трубачи», крик которых напоминает рожок горниста. Эти птицы величиной почти не уступают шипунам, спина и грудь у них белые, ноги и клюв черные. Их стаи также тянулись на юг. Ни Марбру, ни Сэбину не посчастливилось убить ни одного из этих трубачей, но вслед им они весьма многозначительно крикнули: «До свиданья!» Дело в том, что эти птицы неизменно возвращаются с первым дуновением весны, и именно в это время их легче всего подстрелить. Охотники факторий и индейцы особенно ценят в них кожу, перья и пух, и в иные счастливые годы десятки тысяч лебедей сбываются на рынках Старого Света, где они идут по полгинеи за штуку.

Теперь экспедиции никогда не длились больше нескольких часов и нередко прерывались из-за дурной погоды. Охотники не раз видели большие стаи волков; чтобы встретить их, уже не было надобности уходить далеко - подстрекаемые голодом, волки осмелели и подходили к самой фактории, раздражавшей их острый нюх вкусными кухонными запахами. По ночам часто доносился их зловещий вой. Не страшные в одиночку, в большом количестве эти хищники становятся опасны, и охотники выходили теперь за ограду фактории только хорошо вооруженными.

Гораздо более дерзкими стали и медведи. Не проходило дня, чтобы они не показывались вблизи форта, а ночью подбирались к самой ограде. Нескольких удалось ранить выстрелами, и они ушли, пятная снег кровью. Но приближалась уже середина октября, а ни один медведь не оставил еще в руках охотников своей теплой прекрасной шубы. Впрочем, Джаспер Гобсон запрещал своим людям нападать первыми на этих грозных зверей. С ними лучше было держаться оборонительной тактики, тем более что рано или поздно должно было наступить время, когда голод заставит их предпринять атаку на форт, и тогда, защищаясь, можно будет одновременно захватить добычу.

Несколько дней стояла сухая, холодная погода. На земле лежал крепкий снежный наст, сильно облегчавший передвижение. Охотники совершили несколько экскурсий по побережью и к югу от форта. Лейтенант желал удостовериться, покинули ли территорию агенты Сен-Луисской пушной компании: если - да, то где-нибудь в окрестностях должны были обнаружиться их следы; однако все поиски оказались тщетными. Оставалось предположить, что раньше чем выпал снег они вернулись в более умеренные широты, чтобы перезимовать в каком-нибудь южном форте.

Но хорошие дни держались недолго: в первую же неделю ноября подул южный ветер; хотя мороз стал мягче, зато повалил густой снег и вскоре на несколько футов покрыл землю. Приходилось ежедневно отгребать его от дома и расчищать дорожки к воротам, сараю, оленьим стойлам и псарне. Охотничьи экскурсии совершались реже, и, отправляясь в поход, приходилось надевать лыжи.

Во время сильных морозов снег так твердеет, что не оседает под тяжестью человека. Ступать по нему можно смело, не боясь в любой момент провалиться. Когда же снег рыхлый, нога сразу же погружается в него по колено, и в это время индейцы всегда пользуются лыжами.

Лейтенант Гобсон и его спутники давно привыкли к этим «snow-shoes»[9] и с легкостью конькобежцев носились на них по мягкому снегу; Полина Барнет тоже приспособилась к лыжам и скоро в быстроте бега могла соперничать со своими товарищами. Лыжные прогулки совершались и по замерзшему озеру и по побережью. Спускались даже и на прочную поверхность океана: толщина его льда измерялась уже многими футами. Но эти прогулки были чрезвычайно утомительны: лед был неровный, повсюду друг на друга громоздились льдины, то и дело приходилось огибать торосы, а дальше неодолимым препятствием вставала цепь айсбергов - их гребни возвышались на пятьсот футов! Эти причудливо нагроможденные ледяные глыбы представляли собой изумительное зрелище. Тут, казалось, лежит в руинах какой-то белый город - обвалившиеся крепостные стены, монументы, колонны; там - простирается словно потрясенная геологической катастрофой страна: груды гигантских ледяных обломков образовывали горную цепь с четко выступавшими на фоне неба вершинами, с отрогами и долинами - словом, целая ледяная Швейцария! Запоздавшие птицы - глупыши, чистики, топорки - еще оживляли окрестное безмолвие, наполняя его пронзительными криками. Среди торосов, сливаясь с ними своей белизной, бродили большие полярные медведи. Действительно, путешественнице было на что посмотреть и чем восхищаться. Верная Мэдж, сопровождавшая ее всюду, разделяла ее восторги. Как далеко очутились они обе от тропических областей Индии или Австралии!