Ангел гибели - Евгений Сыч

Итак, это была трудная работа, но — великая цель, а «великие средства рождаются для достижения великих целей!» Как он говорил тогда, на канале, возлюбленный народом Председатель, Учитель и Вождь! Это была большая и трудная работа, но в результате каждый получал свой кусок от общего пирога: побольше или поменьше, с начинкой или без, кто — на вышке, кто за колючей проволокой. Но — каждый. Таким образом решалась в стране проблема занятости, величайшая, надо сказать, проблема с тех далеких пор, когда один человек смог прокормить своим трудом троих. У инков всегда, то есть с очень древних времен, были зоны. Председатель отменил их, и слово «зона» обрело иной, новый смысл. Заодно решалась также уйма других проблем, потому что величина поставленной цели требовала всеобщей причастности. Когда все напряженно трудятся, нетрудящийся — враг не только администратору, он враг всем, кто трудится больше него, вместо него. К тому же, когда человек напряженно работает — таскает камни для пирамид или копает землю — ему не до того, чтобы нарушать постановления администрации. Он только работает и восстанавливает свои силы, чтобы работать дальше. Труд сплачивает людей в коллектив, где все похожи, все заменяемы, все одинаковы. А управлять таким коллективом значительно легче, чем тем же количеством единиц, личностей, индивидуальностей.

Кстати, когда Древний Египет перестал строить пирамиды, чтобы облегчить напряженную экономику, он пал. Так же пали и последующие цивилизации, забывшие про рабский труд и строительство пирамид.

«Мы строили, потому что верили», — из небытия возник собеседник.

— Друг мой, драгоценнейший мой друг, — мягко и печально сказал на это Л'оро. — Мне ли не помнить, во что мы верили, когда пошли с тобой вместе просить о приеме в Комитет бдительности и защиты завоеваний? Только меня приняли, а тебя — нет. Я вот и живу. А те, что с убеждениями, где? Помнишь начальника северной зоны? Помнишь, невысокий, крепкий такой? Всегда в мундире, но без погон. Летом, когда без головного убора, голова лысая, круглая, блестит.

— Ну и что? Ну, был такой.

— Помнишь, за руку никогда не здоровался? Рука занята. Пистолет все время в руке носил, за середину, так что из кулака рукоятка торчала и ствол. Чтоб не выстрелить ненароком. Построит строителей — такой вот каламбур! — и спрашивает: кто сегодня меньше всех выполнил нормы, четыре шага вперед! Сержант выталкивает назначенных. «Сколько процентов?» — «Восемьдесят». — «Сачок!» — и пулю в лоб. А кто лучше всех сработал? — спрашивает. — Сколько перевыполнил? Полторы нормы? Врешь! — и тоже в лоб. Идейный… На идее и погорел. Была у него идея в спорте отличиться. Команду сколотил футбольную, из футболистов, конечно. У остальных сил не было не только мячик гонять — смотреть на это. Кому смотреть — билеты выдавали, за ударный труд. А потом повез он свою команду на зональные соревнования, те и проиграли. А начальника лично вызвал к себе, лично, другой начальник, повыше. Наш-то как пошел — белье надел чистое, знал, на что идет. Рассказывали, в кабинете, куда его вызвали, вторая дверь была. Изругают в кабинете провинившегося и на вторую дверь показывают: туда, мол, пройдите, там с вами еще побеседуют. Человек повернется, чтобы идти, а ему — в затылок.

— Тебе никто не поверит, — с трудом выговорил собеседник. — Начал с пирамид, а кончил чем?

— Я еще не кончил, — сказал старик. — Я еще, признаться, даже не начал.

А в дверь опять постучали. Наверное, день этот был днем визитов. Впрочем, может быть, это был год? Когда лежишь и некуда больше спешить, и ничего уже не ждешь, время тянется непонятно.

Пришел к старику незнакомый, его примерно лет, человек. Но, правда, ухоженный, не чета хозяину. Кожа гладкая — подтянута за ушами. Костюм, ботинки, галстук — выше всяких похвал.

— Вы должны… — тяжело, одышливо заговорил гладкий.

— Ничего и никому я не должен, — немедленно ответил старик.

— Я неправильно выразился, — с достоинством поправился гладкий. — Я прошу вас подписать вот эту бумагу. О том, что я тоже строил канал.

— А вы не строили, — радостно уточнил старик, — на самом деле?

— Строил, строил, — поморщился гладкий. — Точнее сказать, участвовал. Не там, где основной, большой канал рыли, а на одном из малых, боковых. Неразбериха какая-то с бумагами, — пояснил.

— Примазаться хочешь, — понял старик, — к славному подвигу?

— Ну, насчет славы, это сейчас, — не сдавался гладкий. — Мы-то с вами знаем, как проходила тогда всеобщая канализация. Я сам занимаюсь историей. Мне просто необходима такая справка, для моей работы. Так как? Знаете ли, я ведь тоже могу вам быть в чем-то полезен, и даже во многом, заметьте.

Две кости и череп. И надпись: яд. «Продайте мне, я ведь тоже гад. Буду гадом с ядом». — «Чтобы гадом с ядом стать, нужно круглую печать. Нет? Так будь хоть трижды гад, не добудешь себе яд».

— Мя! — сказал старик.

— Не понял, — насторожился гладкий.

— Значит, действительно, не копал, — прищурился старик, — а то бы понял. Историк, говоришь? Ну, так и иди отсюда, твори свою историю, пока не помянул я тебя в мемуарах. Что-то лицо мне твое до жути знакомо. Не ты ли допрашивал меня тогда, перед каналом?

— Что вы, что вы! — открестился гладкий. — Я совсем по другой линии работал.

— Все равно, чую, вспомню я про тебя что-нибудь примечательное. Где там твоя визитная карточка, чтобы имя не забыть?

— Так ты подпишешь мне справку или нет? — обозлился наконец гладкий. — А то я ведь тоже кое-что могу и сказать, и написать.

— А я даже подписываться не могу, — ответил на это Л'оро. — Руки дрожат. Я давно уже сам не пишу, только диктую. И я про тебя надиктую, соратничек!

В дверь опять постучали и еще постучали, но не входили.

— Войдите! — крикнул старик, обрадовавшись перемене. И вошли в квартиру двое, разных лет, но оба — в очках, с чемоданчиками и в черном. Гладкий посмотрел на них неприязненно и стал прощаться. «Ну, я еще зайду», — сказал он и сгинул. «Мародер, — подумал старик. — Шакал». — «Шакал», — согласился с ним собеседник.

Вошедшие вежливо молчали, вид у них был понимающий и несколько даже сочувственный.

— Ну, что? — сказал им старик.

— Я из МИДа, — сообщил тот, что помоложе. — Извините, мы не смогли до вас дозвониться.

— Телефон сломался, — полуправдой ответил старик. Сломался или сломан — это уж дело его и телефона, и незачем впутывать в личное гостей, особенно незваных и незнакомых.

— Поэтому мы вынуждены были прийти к вам без приглашения, — продолжал приятным голосом тот, что помоложе. — Этот господин Эн из панамского посольства хочет познакомиться и поговорить с вами.