В никуда - Нельсон Демилль

Первая воздушно-кавалерийская назвала эту операцию "Пегас" – по имени легендарного летающего коня. Но куда уместнее было бы вспомнить четырех апокалиптических всадников и их именами назвать Войну, Голод, Мор и Смерть.

– Эта ужасная осада продолжалась с марта по апрель, – заговорил Трам. – У нас было от двадцати до двадцати пяти тысяч человек. А у американцев... Сколько было у вас, мистер Тед?

– Пять или шесть тысяч.

– Да. Так вот. Нам сказали, что здесь от болезней, ран и пуль погибло около десяти тысяч наших товарищей. И потом еще много умерло. Я сам потерял несколько друзей, племянников и дядю, который в то время служил полковником. И у американцев были потери. Я тогда задумался: к чему это все?

– И меня мучило то же самое, черт побери! – подхватил Тед.

Вьетнамец прошел немного вперед.

– Видите? Вот одна из уцелевших траншей, которую мы тогда выкопали. Мы начали рыть фашины по направлению к лагерю, как мой отец и дядя во время осады Дьенбьенфу. Мы рыли каждую ночь, и траншея подходила все ближе и ближе к колючей проволоке. План был такой: приблизиться и атаковать. Мы считали, что сумеем сломать оборону. Но не смогли. И многие из наших товарищей погибли вот на этом месте, где когда-то были колючие заграждения.

Его рассказ подхватил Тед:

– Если нам чудилось какое-то движение или противник пускал ракету, наши минометы подвешивали на парашютах свои осветительные ракеты, и вся местность освещалась как днем. – Он обвел глазами то место, где когда-то была натянута колючая проволока. – Пусть только сунутся, пусть лезут на проволоку – им даже залечь негде. Мы откроем огонь, и они повалятся как кегли. Но однажды ночью кто-то подал горном сигнал, и они пошли все разом – бежали и так вопили, что у меня заходило очко и я никак не мог прицелиться. Они рвали колючку дистанционными взрывными патронами и бежали в проходы ко второй линии. Мины падали вокруг моего блиндажа, и я боялся выглянуть в щель, потому что в нее залетали осколки и трассеры. Высунул винтовку, сам скрючился внизу и не глядя выпускал магазин за магазином. А потом меня ранило в руку, я выронил винтовку и заметил, что она разбита. Не знаю, о чем я думал, – только выскочил из блиндажа и начал кидать гранаты в сторону колючки: пять осколочных и две с белым фосфором. Там все горело, в том числе и люди, а эти косо... эти вьетнамцы, черт бы их побрал, продолжали на нас бежать. Они прорвали вторую линию колючки, и теперь между нами ничего не оставалось. Все кинжальные мины мы уже взорвали, пулеметы были разбиты, и я никак не мог найти себе винтовку. Но вдруг опять пропел горн, и они отступили.

Тед обвел глазами склон и едва слышно произнес:

– Ушли. Кроме нескольких десятков, которые стонали на проволоке или на земле... – Он посмотрел на Трама, и тот ответил ему взглядом.

Мы обошли по периметру базу, но больше там ничего не осталось, кроме контуров посадочной полосы – места, где, как нам сказал вьетнамец, не росла трава.

Трам повернулся ко мне:

– Если не возражаете, я бы хотел послушать, каково пришлось здесь вам.

– Сразу после высадки, – начал я после минутного раздумья, – мы вступили в огневой контакт с противником... то есть северовьетнамской армией, но он продолжался недолго, потому что противник, судя по всему, отступил на территорию Лаоса. В течение нескольких последующих дней велись нетяжелые бои. Точно не помню, сколько мы здесь оставались. Мы видели много убитых, много раненых, много могил и... много крыс. И вдыхали ужасный запах смерти и опустошенной земли. Я до этого не представлял ничего подобного: в каком-то отношении последствия великого побоища казались страшнее самой битвы. Я все время повторял, что бреду по Долине Смерти, которую оставил своей милостью Господь.

Мы снова вернулись на площадь Кесанга. Я дал Траму десять долларов и поблагодарил:

– Спасибо. Уверен, что вам нелегко дается воскрешать все это в памяти.

Вьетнамец поклонился.

– Я могу это делать только для тех американцев, которые здесь воевали.

– Я не воевала, – возразила Сьюзан, – но, глядя на вас троих, ощутила, будто сама здесь была.

– Вы полагаете, – огорчился Тед, – что мне следовало взять с собой жену?

– Конечно. Приезжайте с ней завтра.

Тед прикусил губу и кивнул.

– Она хотела поехать. Это я ее отговорил.

– Ясно, – проговорила Сьюзан и что-то сказала по-вьетнамски Траму.

Тот ответил. Мы все пожали друг другу руки. Тед пошел к своему автобусу, а вьетнамец, видимо, домой. Мы возвратились в машину, и я приказал Локу:

– Теперь в Куангчи.

Машина выехала на шоссе № 9, и мы направились на восток, назад к побережью, туда, где я провел большую часть времени во Вьетнаме и где меня выбросили с вертолета в центре еще одного кошмара.

– Невероятно, какая встреча! – сказала мне Сьюзан.

Я промолчал.

– Ты сам-то как?

– Прекрасно.

– Пол, как ты думаешь, почему тебе удалось выжить.

– Убей, не знаю.

– Вот Трам остался жив, хотя половина его товарищей погибли. Тед Бакли тоже. И ты. Что это: судьба? Умение? Или удача?

– Честное слово, понятия не имею. Если бы мертвые могли говорить, они бы объяснили, почему погибли, а у живых ответа нет.

Сьюзан взяла меня за руку, и мы молча ехали по дороге через Кесанг, что в переводе означает Зеленая долина. И я почувствовал, какая злая ирония содержалась в этом названии для двадцати тысяч северовьетнамских солдат, которые видели, как эта долина краснела от их крови, как серела земля, превращаясь в пепел после разрывов бомб, а затем чернела от разлагавшихся трупов.

А южные вьетнамцы – те, кто сражался за свою родину? Не пожалели ли они, что позвали американцев? Ведь никто не умеет так надежно сровнять с землей все, что над ней возвышается, как американцы. И разрушения, которые оставили гости, оказались сверх всяких ожиданий хозяев.

А те шесть тысяч американцев, которых окружили на базе в Кесанге? Наверняка недоумевали, каким образом оказались в самой середине этой преисподней на Земле.

В результате Кесанг – Зеленая долина превратилась в военную легенду, как "Замок Монтесумы"[74], «Берег варваров»[75], Окинава[76], Иводзима[77] и другие политые кровью точки мира.

Но для Первой воздушно-кавалерийской потери оказались достаточно легкими. Мы объявили о победе, получили на полковое знамя очередной вымпел, благодарность от президента и улетели в долину Ашау, где в тумане и мраке нас ждала новая судьба.

Я посмотрел в окно – окрестности снова зазеленели. Жизнь вернулась в эти места. Кофе и овощи росли на костях. Оставалось надеяться, что человечество двигалось в лучшую сторону.

Там, на плато, я, Тед Бакли и Трам слышали в посвисте ветра голоса призраков и дальний зов горна, который расколол тишину ночи и разбудил зверя в сердцах людей.

Глава 33

Мы ехали дальше по шоссе № 9. Я заметил на склонах целые акры огня и дыма, словно опять началась война, но потом вспомнил, что некоторые горские племена практиковали гаревое земледелие.

Долина стала шире, склоны отступили. Чем дальше мы продвигались на восток, тем менее зеленым становился пейзаж. По сторонам простирались поросшие кустарниками пространства и иногда скудные крестьянские поля. Я видел эту картину с воздуха, когда армада вертолетов красивым, точным строем несла нас к месту высадки на холмах в окрестностях Кесанга.

– ДМЗ[78] в пяти километрах отсюда, – сказал я Сьюзан. – А этот клочок земли к югу от ДМЗ, от побережья до лаосской границы, был зоной операции морской пехоты. Морские пехотинцы построили несколько баз от Куавьет на побережье до Кесанга на востоке и десять лет дрались за эту территорию. Они шутили, что ДМЗ – это там, где Долбят Моряцкие Задницы.

– Здешняя земля всегда казалась такой суровой? – спросила Сьюзан.

– Не знаю, – ответил я. – Не исключено, что это результат применения дефолиантов, напалма и мощных взрывчатых веществ. Девизом химических войск был: "Только мы умеем очищать леса". Тогда мне это казалось забавным, но потом я перестал смеяться.

Мы подъехали к бывшей базе морпехов Рокпайл. Она открылась перед нами на семисотфутовой высоте, когда дорога опять повернула на восток.

А дальше мы увидели указатель на грязную дорогу – "Кэмп-Кэролл". Оттуда вывернул микроавтобус с надписью на борту "ДМЗ-тур".

– "ДМЗ-ленд", – буркнул я. – Когда в семьдесят втором году у меня случился второй раунд вьетнамской эпопеи, Кэмп-Кэролл передали южновьетнамской армии. Это была часть попытки перевалить всю войну на плечи южновьетнамцев. Но во время пасхального наступления комендант сдал базу северянам без единого выстрела. Когда мы узнали об этом в Сайгоне, то сначала не поверили. Весь гарнизон просто сложил оружие.