Лаки - Джеки Коллинз

Стивен подозвал официантку в одной юбочке из травы и заказал двойную порцию виски. У нее были жесткие волосы и вызывающие груди. Он не дал бы ей больше семнадцати лет. Ему стало ее жалко, и, когда она принесла выпивку, Стивен сунул ей в руку щедрые чаевые.

Она посмотрела на него остановившимся взглядом и прошептала:

– В девять тридцать у меня перерыв. За двадцать баксов я могу сделать тебе минет на автомобильной стоянке.

Он почувствовал себя оскорбленным. Неужели он стал похож на подонка?

– Нет, спасибо, – коротко отрезал он.

– Пятнадцать, – прошептала она с надеждой.

– Нет.

– Десять, – умоляла она. – У меня ребенок. Ему многое нужно.

– Что именно? – спросил Стивен.

– О, – она беспомощно оглянулась. – Еда, одежда. Все.

– Все ты врешь.

– Нет, правда.

– Эй, Дезире, – заорал бармен. – Что там такое? Ты принимаешь еще один заказ или что?

Она замерла, как загнанная в угол крыса.

– Все в порядке, – сказал Стивен. – Принеси мне еще выпить.

На сцене скандинавка уступила место энергичной пуэрториканке с удивительно белыми, расчесанными на отдельные пряди волосами. Она вышла в костюме ковбоя, который оставался на ее зрелом теле ровно три с половиной минуты. Когда она сняла все, кроме крошечных кусочков ткани на сосках и лобке, она присела и начала бешено крутиться.

Мужская аудитория между тем громко и не стесняясь в выражениях подбадривала ее.

Дезире вернулась со вторым бокалом.

– Сколько лет твоему ребенку?

– Почти два года.

– А тебе?

– А сколько тебе надо? – ответила она кокетливо. – Я могу изобразить и школьницу, и шлюху. Хочешь, приходи ко мне попозже, и сам все увидишь. Тебе это обойдется в полтинник, но ни о едином долларе ты не пожалеешь. Если заплатишь шестьдесят, я пойду сейчас. Скажу, что плохо себя чувствую.

– Дезире, – закричал бармен.

– Ну как? – настаивала она.

У Стивена разыгралось любопытство.

– Пошли сейчас, – бросил он.

– На стоянке через пять минут, – прошептала она и убежала.

Он высидел еще несколько минут мелькания голого женского тела. Но, когда исполнительница начала влагалищем подбирать с пола скомканные доллары, он встал и вышел на улицу.

Его встретила волна ароматного и свежего воздуха. Он стоял у своей машины и ждал.

Наконец появилась Дезире в джинсах и футболке, с волосами, собранными в пучок. Теперь она выглядела на двенадцать лет. Она двинулась к старому «понтиаку».

– Давай деньги и поезжай за мной, – скомандовала она.

У него отнюдь не имелось лишних денег, но Стивен уже слишком далеко зашел.

– Половину сейчас, половину потом, – заявил он.

– Но ты меня не обманешь? – жалобно спросила она.

– А ты от меня не удерешь?

– Ни за что. Ты мне нравишься. Я подарю тебе настоящее чувство удовлетворения.

Он не хотел говорить ей, что не собирается заниматься с ней сексом. Иначе она решит, что он извращенец, и убежит.

Может быть, он именно им потихоньку и становился: жалкий извращенец, таскающийся по низкосортным притонам в поисках отца, которого уже не найти.

Дезире жила в убогой квартирке на улице неподалеку от Санта-Моннка. Она поставила свою машину, заблокировав выход другой, и посоветовала ему сделать то же самое.

– Если они захотят уехать, заорут, – сообщила она.

Он проследовал за девушкой по скрипучей лестнице и попал в маленькую комнату, в которой было собрано все, что она имела в жизни, в том числе малыш, спящий в обшарпанной кроватке, задвинутой в один угол, и облезлый кот, свернувшийся в клубок в другом.

Она включила лампу и небрежно бросила:

– Ты ведь не легавый, а?

И, когда он отрицательно покачал головой, она быстро проговорила:

– Нормальный секс за шестьдесят. Все остальное стоит дороже.

Стивен указал на ребенка.

– А как же он?

– С ребенком секса не будет, – сказала Дезире быстро с тревогой в глазах.

Стивен растерялся. И разозлился.

– Я имел в виду, – медленно пояснил он, – разве он останется здесь? Что, если он проснется?

– Не проснется.

– Откуда ты знаешь?

– Не проснется, и все, – упрямо повторила она.

– А кто следит за ним, когда ты на работе?

– Он все время спит.

– Ты хочешь сказать, что просто уходишь отсюда и оставляешь его одного?

– Он не просыпается.

– Почем тебе знать?

– Потому что я даю ему снотворное – и над ним можно из пушек палить.

Она злобно посмотрела на него.

– Удовлетворен?

Он сел на угол кровати.

– Господи!

Она приняла его слова за сигнал и начала стягивать футболку через голову.

– Не раздевайся, – сказал он быстро.

Она опустила футболку.

– Но мне надо снять джинсы, – жалобно проговорила она, теребя молнию.

– Я хочу только поговорить. И ничего больше.

В растерянности она схватила ободранного кота, открыла дверь и вышвырнула его вон. Она предпочла бы не разговаривать – занимаясь сексом, она по крайней мере чувствовала себя в своей тарелке.

– Дай мне остальные деньги, – потребовала она.

Он выполнил ее просьбу и тихо произнес:

– Ты знаешь, что давать снотворное маленьким детям очень опасно?

– Да ты кто такой – член Армии Спасения?

– Он может умереть. И нельзя оставлять его здесь одного – тут в любую минуту может случиться пожар.

– Не каркай!

– Кто его отец?

Она громко расхохоталась.

– Не знаю. И знать не хочу. Кому какое дело?

– Может, ему будет дело, когда он подрастет. Об этом ты подумала?

– Послушай, ты, – вдруг ее пустые глаза зажглись огнем. – Я воспитываю моего ребенка. Ты можешь сказать, что я мало ему даю, но это все, что я могу. Когда он подрастет, я расскажу ему всю правду. Я скажу ему, что оставила его с собой, заплатила за все, что он получил, и что ему некого благодарить, кроме меня, потому что, если бы не я, он рос бы в каком-нибудь дурацком детском доме, где никому не было бы до него никакого дела.

Стивен не стал больше ничего ждать. Ни слова не говоря, он повернулся и вышел. Долго еще в его ушах звенели ее слова: «Если бы не я, он рос бы в каком-нибудь детском доме, где никому не было бы до него дела...»

Если бы не Кэрри, такая же судьба ждала и его. И как он отблагодарил ее? Таскает по всей стране в поисках какого-то миража или, скорее, кошмара. И она уже начинает ненавидеть его за это, он чувствовал, и в том нет ее вины. Испытание, которому он ее подверг, оттолкнет ее от него, и, возможно, навсегда. Впервые в нем проснулось сознание того, как много она значила для него, и какие страдания он ей причинял. Он перекрыл ей все пути. Может быть, настала пора открыть дверь. Эта погоня, этот нескончаемый бег в поисках правды, никуда не могли привести.