Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

Юридически освобождение «делюев» из холопства могло быть оформлено на основе правопорядка, установившегося во владениях московских князей, согласно которому после смерти каждого из них совершался пересмотр документации, касающейся его холопов, и часть из них отпускалась на волю. Но я уже во второй главе книги пытался доказать, что этот правопорядок вовсе не означал периодического массового роспуска всех княжеских холопов. Проверка их наличного состава не всегда вела за собой ликвидацию их зависимости на основе полных грамот от князей-холоповладельцев. Значит, надо попытаться объяснить, почему же все-таки в отношении к «делюям» при Дмитрии Донском была применена юридическая норма о выводе из холопства «людии полных, купленых, грамотных», имеющаяся в завещании его отца — великого московского князя Ивана Ивановича[1225], так же как и в духовных последующих князей. Я думаю, что объяснение этому надо искать в том обстоятельстве, что «делюи» — это население дворцовых владений князей, расположенных в городе Москве и в пределах московских станов. Поэтому на положении «делюев» не могли не сказаться городские порядки. Я вовсе не являюсь (как уже говорил об этом выше) сторонником мнения М. Н. Тихомирова: «городской воздух» обязательно делал людей, попавших в Москву в XIV–XV вв., свободными. Нельзя механически применять для объяснения явлений русской действительности изучаемого времени те выводы, которые сделаны при изучении истории городов западноевропейского средневековья. Но нельзя и недооценивать того обстоятельства, что русские горожане были силой, с которой не могли не считаться князья. И вся политика Дмитрия Донского (как будет видно из анализа политической истории Руси) была направлена на союз с городами. Поэтому перевод московских городских и подгородных «делюев» из состояния холопства в состояние людей лично свободных, но зависимых от князей на основе владения предоставленной им последними землей, был одним из актов великокняжеской политики, проводившейся в связи с выступлениями горожан. Я считана правильным поставить этот акт в один ряд с такими мероприятиями: великокняжеской политики, как взятое Дмитрием Донским на себя обязательство «блюсти» права гостей, суконников и других горожан, не допускать их перехода в «заклад» к феодалам и привлечения их на военную службу в составе каких-либо полков, помимо специальной, московской городской рати, «очищать» (путем специального судебного разбирательства) убежавших в Москву княжеских холопов, и крестьян от их обязательств своим владельцам и т. д. (этим обязательствам посвящен специальный параграф данной главы). Характерно, что все перечисленное характеризует великокняжескую политику после крупного антифеодального восстания в Москве в 1382 г. и в значительной степени является ответом на это восстание.

Рядом с «делюями» в договорных княжеских грамотах обычно стоят «ордынцы»: «а что наши ординци и делюи, а тем знати своя служба, како было при наших отцех»; «…а земль их не купити»[1226]. По аналогии с тем, что мы знаем о «делюях», можно предполагать, что упоминаемые в междукняжеских договорах вместе с ними «ордынцы» также принадлежали к числу дворцовых княжеских слуг, живших в Москве и подмосковных станах, несших специальную «службу» князьям и получавших за это от них в условное владение землю.

В. Е. Сыроечковский привлек для объяснения значения термина «ордынцы» некоторые сведения о последних, имеющиеся в посольских делах конца XV — начала XVI в. Там упоминаются «ординци, великого князя холопи», которые в Крым «казну привезли»[1227]. Исходя из подобных данных, В. Е. Сыроечковский делает вывод, что «ордынцы» представляли собой особый персонал, предназначавшийся для доставки сначала в Золотую орду, затем в Крым дани. «Если представить себе то громадное количество поминков, целые обозы телег, которые посылались с каждым крупным посольством, то станет ясным, что для перевозки поминков нужен был особый штат людей». В Крымских делах Посольского приказа среди «ордынцев» встречаются купцы и ремесленники разных специальностей. В связи с этим В. Е. Сыроечковский отмечает: «Близость к казне, поездки сначала в Золотую орду, позже в Крым втягивали ордынцев в торговлю». С другой стороны, в качестве «поминков» в Золотую орду, затем в Крым отправлялись меха, шубы и т. д.; «для этого были нужны скорняки, шубники». Следовательно, «ордынцы» — это торговые и ремесленные люди, выполнявшие службу по доставке дани в Золотую орду, а впоследствии в Крым. Торгово-ремесленный облик «ордынцев» сближает их с «делюями». В. Е. Сыроечковский даже делает предположение, что «в некоторых из отправлявшихся в торговые поздки в Крым торговцах с ремесленными прозвищами» можно видеть «княжеских делюев»[1228].

Выводы В. Е. Сыроечковского представляются мне аргументированными достаточно убедительно. Продолжая его наблюдения, я хотел бы добавить несколько своих собственных соображений. Первое упоминание об «ордынцах», так же как и о «делюях», имеется в договоре Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем 1367 г. В этом документе (как мы уже знаем) говорится, что «ордынцы» и «делюи» должны «знати своя служба, како было при наших отцех»[1229] (т. е. при сыновьях Ивана Калиты). Отсюда можно сделать вывод, что «ордынцы» как особая категория населения города Москвы появились во всяком случае не позднее, чем при Калите. Весьма вероятно, что организация в Москве «ордынцев» относится ко времени после антитатарского восстания в Твери в 1327 г., которое Иван Калита подавил с помощью войск, приведенных из Золотой орды. Этим актом, как известно, Калита отклонил от Московского княжества возможное нападение ордынских сил. Развитие дальнейших дипломатических взаимоотношений с Золотой ордой потребовало от московского князя соответствующих мероприятий. Одним из них и было выделение специального персонала из числа торгово-ремесленного населения, который выполол бы посольские функции. Возможно, что «ордынцы» выделывали также специальные предметы ремесленного производства, которые потом отправлялись в составе дани или продавались в Орду. Известно, как, например, высоко ценили крымские ханы изделия русских мастеров: оружейников, ювелиров.

Какие-то изменения в положении «ордынцев» наступили во второй половине XV в. Если до этого времени они упоминались в договорных грамотах князей рядом с «делюями», то во второй половине XV в. термин «делюи» исчезает, а наименование «ордынцы» начинает встречаться в документах в одном ряду с «численными людьми» («числяками»). То, что княжеские договорные грамоты перестают говорить о «делюях», понятно. Ведь этот термин возник (как было показано выше) в результате раздела дворцовых княжеских промышленников и ремесленников между московскими и серпуховско-боровскими князьями. С ликвидацией к середине XV в. Серпуховско-Боровского удела наименование «делюи» утратило свой смысл. Но, чтобы ответить, почему вступили в сочетание термины «ордынцы» и «численные люди», надо предварительно рассмотреть положение «численных людей».

О них говорит уже Иван Калита в своих духовных грамотах в следующей форме: «А численыи люди, а те ведають сынове мои собча, а блюдуть вси с одиного»[1230]. Эта же формула (с некоторыми вариантами и дополнениями) повторяется и в последующих грамотах (духовных и договорных) московских князей[1231]. Князья должны сообща «блюсти» (т. е. соблюдать права) «численных людей», живущих как в Москве, так и в подмосковных станах, не принимать их в «службу», не покупать их земель.

Разница между «численными людьми», с одной стороны, «делюями» и «ордынцами» — с другой, заключается в том, что последние выполняют княжескую «службу», первых, напротив (как сказано), князья к «службе» привлекать не должны. Это значит, что «численные люди» находятся на положении не дворцовых княжеских слуг, а тяглых людей. Они обязаны «тягль всякую тянути»[1232]. В чем же заключается «тягль»?

С «численных людей» взимается дань, которая идет в Орду. В духовной грамоте Владимира Андреевича начала XV в. читаем: «А переменит бог Орду, и князь велики не имет выхода давати во Орду, и дети мои, а что возмут дани на Московских станех, и на городе на Москве, и на численых людех, и дети мои возмут свою треть дани московские и численых людей, а поделятся дети мои с матерью вси ровно, по частем. А которой сын мои возмет дань на своем уделе, и та дань тому и есть»[1233]. Приведенный текст надо понимать в том смысле, что в случае падения власти Орды над Русью и прекращения сбора ордынской дани та часть этой дани, которая собирается с населения города Москвы и московских станов, должна быть поделена между князьями — совладельцами Москвы а часть, уплачиваемая жителями Серпуховско-Боровского удела, пойдет местному удельному князю. Стало быть, «численные люди» («числяки») представляют собой специальную группу черного населения (московского городского и подгородного), платившего дань в Орду и поэтому оберегаемого князьями. За это они пользовались тяглой землей. Сохранились материалы судебных дел «числяков» с соседним московским Симоновым монастырем, из которых видно, что «численная земля» с точки зрения права владения ею является «черной»[1234].