Король Теней (ЛП) - МакКаммон Роберт Рик

Продолжай, — приказал он себе, пока голос и рот не подвели его.

— Я предположил, что она ваша дочь.

— В самом деле? — Снова наступила эта ужасающая пауза. — Откуда вам знать, что она не служанка?

— Она была хорошо одета, — сказал Мак, которому с большим трудом удавалось сохранить невозмутимость. — Я ошибся? — спросил он и продолжил: — Я видел ее только на расстоянии.

Изуродованная шрамом губа приподнялась.

— Тебе надо было постучать в двери. Надо было зайти и выпить… — губа еще больше приподнялась, — чашечку чая.

— Я хотел только посмотреть. Я не собирался беспокоить вас визитом.

Мак приготовился к следующим компрометирующим вопросам. Как ты находишь цвет, в который я покрасил конюшни? Как бы ты назвал этот оттенок? Что думаешь о моем новом саде с этими скульптурами и живой изгородью? Хотя могло не быть ни особого оттенка конюшен, ни скульптур, ни живой изгороди.

Вместо того Бакнер, казалось, немного расслабился и сказал:

— В следующий раз заходи. Я бы хотел, чтобы ты познакомился с нашей Дженнифер, но, если у тебя возникнет хоть малейшее желание залезть к ней под юбку, я отрежу тебе голову и скормлю твои мозги свиньям. — Он издал резкий смешок, от которого едва не задрожали стены, и добавил: — Понятно тебе?

Мак ничего не ответил.

— Ладно, — бросил Бакнер, когда его ужасный смех затих. Теперь он сидел в кресле лицом к Маку. — Вот, что я тебе скажу. Это мое последнее предложение: шесть тысяч фунтов за Немезиду и пять процентов дохода от его выигрыша и гонораров за коневодство до конца жизни этой лошади. Никто не сделает вам лучшего предложения.

Мак взглянул на отца, тот пожал плечами. Мак глубоко вздохнул, потому что сформулировал встречное предложение:

— Через две недели будут соревнования в Хэмптон-Хилл. Немезида зарегистрирован в забеге. А Паудеркег?

— Ясное дело.

Мак кивнул.

— Я предлагаю вам вот что: если Паудеркег победит Немезиду — в любой позиции, — то Немезида ваш без каких-либо условий. Если наша лошадь победит вашу в любой позиции, мы становимся владельцами Паудеркега, это приемлемо?

Бакнер не изменился в лице. Затем спросил:

— То есть, вы отказываетесь продавать мне его?

— Я сказал лишь то, что сказал. Примите наши условия или забудьте о Немезиде.

Губа чуть приподнялась.

— У тебя кишка тонка, — сказал Бакнер.

— Это не ответ. — Несмотря на опаску, Мак сделал шаг вперед. — Паудеркег уже однажды проигрывал Немезиде. Держу пари, он может проиграть снова и тем самым пополнить ряды наших лошадей. Что скажете?

Комната погрузилась в тишину, маленький скрюченный титан хранил молчание.

Затем Бакнер встал. Он не дрогнул и не пошатнулся: должно быть, он давно привык к тому, как его тело находит свою точку равновесия. Его лицо оставалось хмурым.

— Сделка должна быть оформлена, чтобы иметь законные основания. Я пришлю сюда адвоката… скажем… во вторник. Или в четверг днем. Вас это устроит?

Рубен встал.

— Устроит, — ответил Мак.

— Мы здесь закончили, — сказал Бакнер двум телохранителям. Они все вышли, не сказав больше ни слова и не пожав рук хозяевам поместья.

Стоя у входной двери, Мак и Рубен смотрели, как отъезжает карета. Рубен не произнес ни слова, пока карета не повернула в сторону Лондона и не скрылась из виду.

— Насчет дочери. Как ты думаешь, он поверил?

— Нет.

Наступил и прошел знаменательный четверг, не принесший на порог дома ДеКеев никаких гостей.

В пятницу утром ДеКеи кратко обсудили возможность отправки посыльного в конюшни «Титана», чтобы узнать, состоится ли соглашение, но дебаты были односторонними, так что они решили посвятить день своим делам.

Килкерри вывел мускулистого норовистого Немезиду на тренировочный трек для занятий; за другими лошадьми присматривали, обрабатывали и выпускали поиграть с козами на пастбище. Во второй половине дня Рубен и Мак встретились с Килкерри для оценки, но в этом не было необходимости, потому что Мак засекал время животного и обнаружил, что его лучшая скорость на миле с четвертью составила две минуты двадцать шесть и семь десятых секунды, что было образцовым показателем.

Наступил вечер. Рубен удалился в свой кабинет, чтобы просмотреть кое-какие бумаги, касающиеся фирмы «Свечи и лампы», в то время как Мак сел на лошадь и проехал три мили до ближайшей таверны, чтобы, как обычно, поужинать в пятницу вечером и пообщаться со своими друзьями. В задней комнате «Верного компаса» был накрыт стол для игры в азартную игру «Корона и якорь», за которой Мак любил проводить вечера.

После двух часов, приведших к потере одного фунта и шести пенсов, а также к удовольствию от отличного яблочного эля и пирога с ростбифом в таверне, Мак отправился домой. Ночью было тепло и тихо, четверть луны стояла над фермерскими полями и холмистыми лугами.

Они с отцом немного поговорили, и Мак отправился в свою спальню к десяти часам. Он быстро заснул, чему, скорее всего, способствовал эль и полный желудок после таверны.

Глаза открылись.

За окнами и застекленной дверью, которая вела на балкон, царила ночь. В спальне Мака было не совсем темно, потому что обычно он оставлял лампу гореть низким пламенем. Он понятия не имел, что его разбудило, потому что, войдя в страну сна, он задержался там... но теперь лежал в кровати, напрягшись, уставившись в потолок и прислушиваясь.

Вдруг Мак услышал пронзительный лошадиный крик.

Сев на кровати, он услышал второй... затем еще, и еще... Крик звучал отдаленно, но был полон паники и ужаса и доносится из конюшни.

Да. Из конюшни.

В одной ночной сорочке Мак вскочил, рывком открыл балконную дверь и вышел наружу. В небе он увидел красное зарево, клубящийся дым и уродливые языки пламени. С ужасом, сдавившим его горло и сердце, он понял, что конюшня в сотне ярдов от главного дома горела, и в то же мгновение раздался отчаянный стук в его дверь. Она распахнулась, и Рубен — тоже в ночной сорочке, — с лицом, искаженным тем же ужасом, что и у его сына, закричал:

— Лошади! Надо спасти лошадей!

К тому времени, как отец и сын добежали до конюшни, там уже был весь персонал, живший на территории. Из хранилища были извлечены ведра, и была сформирована ковшовая бригада от скважинного насоса до горящего сооружения, но драгоценное время было упущено.

— Выведите их оттуда! — закричал Рубен срывающимся безумным голосом. В ярком оранжевом свете и он, и Мак увидели, что двери в обоих концах галереи конюшни были закрыты. Пламя извивалось и прыгало между чернеющими досками, а лошади внутри визжали в агонии. Рубен и Мак разглядели, что вокруг всего строения были обмотаны и закреплены цепи, увешенные тяжелыми висячими замками через равные промежутки, так что двери невозможно было открыть.

— Кто-нибудь, несите топор! — скомандовал Мак, когда жар опалил его лицо, а с крыши полетели горящие угли.

Огонь прогрызал стены по всему строению. Сквозь шум человеческих криков было слышно ржание лошадей и их отчаянные попытки брыкаться, в надежде пробиться через адское пламя. Выветренное дерево... множество тюков сена... веревки и другие приспособления... — все это с жадной самоотверженностью подпитывало пламя, и Мак стоял в полном шоке, глядя на раскаленные докрасна цепи и понимая, что кто-то специально установил их. Этот кто-то хотел, чтобы каждая лошадь в пылающей галерее сгорела заживо.

Сквозь ужасную накатывающую жару и клубящийся дым Рубен бросился к цепям. Он потянулся к железу и повредил бы себе руки, если бы Мак вовремя не поймал его, буквально оторвав его от двери и уведя от опасности. Рубен упирался так, словно сражался с демонами из ада, но Мак стиснул зубы и оттащил его подальше от огня. Ему помог домоправитель Харди.