Мир в подарок. (Трилогия) - Оксана Демченко

Очнувшись окончательно, араг заметил зеленоватую бледность спутника, в глазах которого мерцал отчетливый лихорадочный огонь безумия.

– Там вода, – радостно твердил Тар, хрипло и сухо задыхаясь от смеха. – Там настоящая вода, я сбегаю, подержи коня. Я быстро.

– Спасибо, друг, – усмехнулся Най, движением пальцев усыпляя спутника и бережно перевешивая расслабленное тело через седло. – Чуть мы оба не пропали. Ворота–то не простые. Говорила мне Тин, будь внимательнее, слушай мир. А я вот не слушаю, уже в который раз.

Леща и Ужа Наири стреножил и оставил на высоком холме, заодно связав и сонного Тара. Мало ли что выкинет с очнувшимся парнем вымороченная явь. Хмарь впереди стала такой плотной, что висела осязаемой сетью, ловящей и гасящей солнечные лучи, звуки, мысли. Тупая серая мерзость без просвета.

Най достал меч, поклонился древней неяркой стали, перехватил рукоять, поднимая клинок и, поймав луч на его острие, спустил блик до крестовины. Сталь тихонько, на грани чутья, запела, отзываясь. Интересно, как Риан сумел вот так, одним движением, достать из сундука именно этот меч? Наири едва тронул ножны – и мгновенно понял, что на другой уже никогда не согласится. Правда, коварный клинок оказался на редкость требовательным и даже – странно такое сказать – капризным. Не терпел перерывов в тренировках и малейшей небрежности в движениях. Не допускать работы в полсилы, с ленцой. Деловито подстраивал арага под себя и даже, кажется, доучивал. Что бы на это сказал мастер?

Агимата он помнил и чтил.

Учитель вбивал в его непутевую голову идеи внутреннего покоя, ответственности и самоконтроля. Не только их, но и с этими основами, первейшими и незыблемыми для воина, возникали проблемы. Тогда он был молод, порывист и поспешен… а еще – свободен.

Отсылая двадцатилетнего Наири за мечом, хмурый мастер назвал его своим самым неудачным учеником и «технически совершенным дураком». Без интонаций, ровным голосом. Най усмехнулся, вспоминая, как одиноко брел через осеннюю ночь и жалко всхлипывал, чувствуя себя мальчишкой. А пожаловаться было совершенно некому, и тогда он почти неосознанно свернул с пути, ведущего домой, и направился к презираемому Юллу. Вернее, к его жене, единственной, кто всегда верил в него. К Лимире. К ней, тайком кормившей сына нищего рода, не удостоенного места за столом первого в его жизни учителя. Пусть госпожа рассудит! Она мудрая, и её слово по праву решит судьбу. Ведь именно она однажды пришла и сказала: «собирайся и уходи, ищи себе настоящего учителя, ты перерос Юлла».

Он не стал искать, и так известно, кто настоящий. Он был тогда самоуверенным и неопытным мальчишкой, а Агимат раз за разом отказывал с одними и теми же словами: «Зря пришел, если хочешь стать великим воином, ты, самовлюбленный, как все почитатели глупого Юлла. Я учу совсем иному.» Позже звал танцором, павлином, бездарным шутом…

Идти назад, к Лимире, было очень трудно. Най нашел настоящего, лучшего из всех, учителя, но вот нашел ли мастер его – достойным? Он «технически совершенный» или «совершенный дурак»? Чем дальше в степь, тем очевиднее ему казалось верным второе сочетание слов, бесконечно обидное.

Ладно, какой есть.

Не убирая насторожившийся меч в ножны, Най двинулся в мутное пятно неопределенности. Шаги становились все глуше, мир съеживался до крохотного, все более компактного, кокона обзора. И ничего настоящего, отчетливого, в поле зрения – сплошные серость, ровный неяркий свет, обманчивая тишина, фальшивая неподвижность. Только возле меча хмарь вихрилась, словно распадаясь лентами от режущего её плоть лезвия. Кстати – ставшего гораздо более ярким, хранящим единственный в этом мирке солнечный блик.

Потом впереди послышался слабый шум, и Наири заскользил на настоящий звук, кое–как улавливая направление в обмане множественного слабого эха, стремящегося запутать и увести в сторону, закрутить. Не вышло. Уж что–то, а упрямство у него имеется. Хмарь разочарованно проредилась, раздалась, образуя подобие большого купола. От его кромки Най увидел бой. Усмехнулся. Мальчишка, очень похожий на него лет шестнадцать назад, танцор. Пока пацан держался неплохо, давая удивительно полезную возможность оценить противника.

Змею. Он ожидал чего–то другого. Даже почти разочаровался: примитивный дождевой червь–переросток. Правда, очень уж крупный. Мальчишка удачно рассек тело едва не в локоть толщиной – и оно легко распалось… на двух змей. Срезы стали быстро приобретать форму сужающегося заостренного кончика веретена. Вот тебе и червяк: наруби себе врагов, сколько сможешь. Рано или поздно их станет слишком много.

Най прикрыл глаза, утомленные беспросветной серостью, и обратился к чутью, куда более надежному в этой пелене обмана.

Да как ни смотри – червяк! Несколько сердец в переднем сегменте. Наверняка погибнет, если рубить точно, вспарывая вдоль. Правда, червь не один, уточнило чутье – их очень даже много, – как неожиданно много и воинов. Старшие грамотно отступают единой группой, они оценили превосходство врага и, скорее всего, выйдут без потерь. А этот юный гордый «павлин», наверняка «технически совершенный», решил всех порезать в одиночку. Потому что – еще и дурак… Как же это знакомо!

Потом будет твердить про разведку боем и то, как отвлек на себя врагов. Если выживет.

Чутье дрогнуло и напряглось. Дальше, за полосой червяков, шевелится нечто иное, куда более неприятное. Но внимательно разобраться следует чуть позже, когда воины окажутся в безопасности.

Най аккуратно вспорол ближнего слепого уродца, пересекая мечом зону множественных кольцевых сердец, развернулся, продолжая движение, и выпотрошил второго. Левой рукой схватил за шиворот удивленного пацана, только теперь заметившего незнакомца. Молча и быстро потащил к методично работающей поодаль группе. Там купол был покрупнее, а положение дел радовало глаз. Хотя бы потому, что змей не рубили поперек, а его сразу заметили, убивать не стали, зато грамотно разомкнули линию, пропуская за спины мальчишку. Одной заботой меньше.

Теперь, освободившись от обузы, Най двигался по широкой дуге, выкашивая атакующих группу змей. Длинные вспоротые тела еще долго извивались на сухой корке грунта. Теряли отчетливость, постепенно растекаясь широкими и отменно скользкими лужами мерзости.

Наири двигался мягко, удивленно прислушиваясь к голосу клинка, ставшему сейчас звучным и отчетливым. Необычный меч дал ему Риан! Надо еще посмотреть, кто их них двоих бешеный. Араг в бою становился холоден и сосредоточен, – а его клинок закипал яростью. Даже заметно теплел, теперь это уже очевидно – не показалось, рукоять ощутимо греет ладонь. К такому надо привыкнуть. И, похоже, у него теперь есть и время, и возможность.