Личный враг Бога - Михаил Кликин

— Я тоже так думаю.

— Но хотелось бы знать, что у вас на борту. Для отчетности. Понимаете?

— Да, конечно. У меня при себе все бумаги. — Свертль протянул руку, и капитан Рукх, движением фокусника вытянув откуда-то пачку желтых листов, положил ее гному на ладонь. — Пожалуйста. Документы, накладные, перечень товаров, расписки.

— Хорошо. Я посмотрю, а вы пока налегайте на еду. Думаю, нечасто вам приходилось есть с золота. — Комендант освободил угол стола, переместив часть посуды, разложил документы и погрузился в чтение. Изучая бумаги, он изредка кивал, морщил брови и почесывал переносицу.

Гости тем временем ужинали.

— Недурственно, — приговаривал Коготь каждый раз, когда пробовал новое блюдо. — Очень даже недурственно. — Он уже не зевал и не показывал, что ему скучно. Напротив, он был необычайно суетлив и подвижен. Руки его так и летали по всему столу.

Бегло просмотрев документы, комендант вновь сложил их в ровную стопку и вернул Свертлю. Гном передал бумаги одноглазому капитану.

— Все в порядке?

— Да. Как обычно, все в порядке. Путешествие можете продолжить, когда захотите, но я все же настаиваю на том, чтобы вы дождались восхода солнца.

— Мы планировали…

— Тем более, что лоцмана я вам сейчас найти не смогу. Только утром.

— Что ж. Значит утром, — сдался Свертль.

— Мы вернемся на корабль или всю ночь проторчим здесь? — шепотом спросил Коготь, наклонившись к уху Глеба.

— Не знаю.

— Вот дьявол! Ну, что ж, будем извлекать из своего положения максимальную пользу. — Маг задвигал руками, добираясь до еще не продегустированных блюд.

Глебу хотелось спать. Он часто зевал, прикрывая рот ладонью. Слипались глаза. День выдался слишком долгим и тяжелым. А еще целая ночь впереди…

Вгоняя в дремоту, капитан и комендант нудно говорили о морских проблемах, пересыпая свои речи длинными маловразумительными терминами и названиями. Иногда в разговор встревал Свертль. И тогда беседа переключалась на темы более понятные, но такие же неинтересные: торговля, цены, конкуренция…

А потом комендант вспомнил что-то, оборвал неоконченную фразу и посмотрел на Когтя.

— Теперь я хотел бы послушать, что там у вас случилось с этими пиратами.

Маг поднял голову, мгновение размышлял, с чего бы начать, потом открыл рот — и его понесло. Он врал, нисколько не стесняясь присутствующих свидетелей, а иной раз и адресуясь к ним, требуя, чтоб они подтвердили истинность его слов. Глеб, привыкший к выходкам друга, только посмеивался. Зато очумевшие Свертль и Рукх, невольно кивали головами, настолько убежденно вел свой рассказ Коготь. Комендант услышал, как десяток отлично оснащенных кораблей с пушками несся наперерез беззащитному торговому каравану. Как целый флот атаковал головное судно. И как маг зажег десяток солнц — по числу атакующих кораблей — и противник в одно мгновение был испепелен. Коготь утверждал, что море покраснело от крови, а какое-то времени воды и вовсе не было видно, так как всюду торчали головы тонущих…

— Я мог бы перебежать по их затылкам на берег и вернуться назад. Корабль просто не мог двигаться. А эти разбойники карабкались на палубу, но я сшибал их, бил пламенем…

Комендант невозмутимо слушал.

Когда маг смолк, комендант серьезно кивнул и заговорил о том, как нелегко плавание в северных водах и какими опасностями оно чревато. Капитан Рукх поддакивал, щурил свой единственный глаз и нескончаемо дымил трубкой…

Глеб все зевал и клевал носом. Он рассеянно о чем-то думал, грезил. Он уже не воспринимал слова собеседников. Слышал только ровный монотонный гул. Уставший мозг постепенно отключался, но уснуть прямо здесь, за столом Глеб не решался — удерживала врожденная осторожность Двуживущего. Инстинкт самосохранения…

Надо дотерпеть…

Он встряхивался, обводил взглядом лица товарищей, вновь на какое-то время обретал возможность понимать разговор…

Он и не заметил, как вдруг пришло утро.

Величавая река неторопливо несла свои воды по протяженной лессовой долине, раскинувшейся у подножья гор. Она брала исток в озере Пяти Голов, набирала силу, подпитываясь кристально чистыми ледниковыми ручьями, подтачивала, размывала берега и в конце своего пути вливалась в океан. За многие сотни лет река вынесла к устью миллионы тонн осадочных пород, образовав десятки островов и сотни отмелей…

Корабли осторожно двигались на юг, пробирались вверх по течению. По мере продвижения вглубь материка постепенно теплел воздух, отступала зима, лишь бодрящей свежестью дышала вода, да белели над горизонтом снежные вершины. Ночи становились все темней…

Паруса были убраны, только хлопали, цепляя ускользающий воздух, треугольные кливера. Глядя на их трепыхание, Глеб гадал, что предпримет капитан, если ветер сменит направление или стихнет совсем.

На капитанском мостике головного судна, бок о бок с одноглазым Рокхом, стоял коренастый бородатый человек в робе. Он поднялся сюда, когда корабли покидали форт, и с того момента так ни на минуту не оставил своего поста. Даже еду для него приносили на мостик. Хмурому капитану приходилось мириться с присутствием этого человека. Река любила обманывать путешественников и часто меняла русло, размывая старые лессовые отложения и нанося новые отмели, не обозначенные на картах. Только опытный лоцман — а по утверждению коменданта, бородач был лучшим лоцманом — мог провести здесь корабль, не посадив его на мель, точно держась переменчивого фарватера.

— Отсюда начинаются исконные земли гномов, — сказал Свертль. — Драконьи скалы — наша родина.

Черные пики отвесно уходили ввысь, оставляя взору лишь узкую, похожую на трещину полоску неба. Было сумрачно, хотя где-то там, над ущельем, вовсю светило невидимое отсюда яркое солнце. Негодующая река, стиснутая каньоном, лишилась своей неторопливой и самоуверенной величавости Ее глубокие воды стремительно неслись мимо каменистых берегов, закручиваясь в бешеные водовороты. Цепи тяжелых якорей натянулись и с трудом удерживали корабли на месте.

— Разве может так говорить Двуживущий? — спросил Глеб. Он, Коготь и Свертль стояли на носу головного судна и смотрели, как суетится на тесном берегу команда, готовясь к преодолению порога. Над головами матросов возвышался мохнатый торс Тролля — силач был незаменимым помощником.

— Конечно, я не настоящий гном. Но только в том смысле, что я не был рожден в глубине подземелий. А все остальное… Я перенял привычки и обычаи моего племени, я знаю все секреты работ по металлу, никто лучше меня не разбирается в геологии… Я горжусь своей принадлежностью к горному роду. Так можешь ли ты утверждать, что я не полноценный гном?

— Ты прав, — Глеб вспомнил свою жизнь у гоблинов. — Неважно кем и как ты рожден. Я заметил, что Одноживущие часто намного человечней, чем настоящие люди.

Маг несогласно покрутил головой:

— Нельзя быть человечней человека, — сказал он. — Это даже звучит нелепо. Это просто невозможно. Нельзя же быть чернее черного.

— А быть белее белого тоже невозможно? Существует ли абсолютная чистая белизна? — возразил Глеб. — Почему-то можно быть бесчеловечным человеком, хотя это звучит еще более нелепо.

Гном внимательно слушал друзей.

— Это бесполезный, ни к чему не ведущий спор, — сказал он.

Глеб хотел еще что-то добавить, но лишь махнул рукой. Коготь потерял к разговору всякий интерес; он наблюдал, как Тролль, брезгливо морщась, забрел по грудь в воду и потащил на берег пучок толстых канатов, брошенных ему с корабля…

Наконец, все было готово.

На оба берега высадились два смешанных отряда людей и гномов — вся команда корабля. На борту остались лишь лоцман, Глеб, Коготь и Свертль, да еще одноглазый Рукх встал к штурвалу. Небольшими группами моряки и плечистые богатыри маленького народца разобрали канаты, впряглись в широкие кожаные петли, укрепились ногами в земле, ожидая команды.

— Товсь!!! — рявкнул капитан. — Днять якоря!!!

Глеб и Коготь навалились на рукояти закрепленной на носу лебедки. Заскрежетало, заскрипело огромное колесо. Напряглись якорные цепи и тяжело, неохотно потянулись вверх, наматываясь на деревянный барабан. Течение подхватило освобожденный корабль и понесло назад, но лишь мгновение река забавлялась своей безвольной игрушкой. Поднявшись из воды, натянулись мокрые канаты, заскрипели кожаные лямки, захрустел под ногами гравий — впряженные бурлаки наклонились, чуть отступили назад под навалившейся неимоверной тяжестью, и тугими узлами заходили мышцы, кровь прилила к лицам, синими веревками взбухли вены:

— И-и-и, ух! — прокатилось над беснующейся рекой, и корабль двинулся, пошел, медленно, нехотя, но пошел, пошел! Пошел против течения, зарываясь носом в буруны, сердито рыская от берега к берегу…