Четвертая мировая война - Маркос

Задержанные армией, подвергнутые пыткам и убитые федеральными войсками в Альтамирано:

Погибшие или без вести пропавшие в боях в районе Альтамирано и Ранчо-Нуэво:

ЧЕТВЕРТОЕ. В тот же период войска САНО нанесли федеральным силам следующие потери — по крайней мере 27 убитых и 40 раненых. Кроме того, жизнь 180 солдат и полицейских, сдавшихся сапатистам, была сохранена (среди них дивизионный генерал Абсалон Кастельянос Домингес) и вскоре все они были освобождены.

ПЯТОЕ. Через десять лет после начала войны против забвения и в этот день, посвященный нашим павшим в борьбе, САНО чтит память этих сапатистов, в большинстве своем индейцев Чьяпаса, отдавшим жизни ради индейских народов и ради…

Демократии!

Свободы!

Справедливости!

С гор юго-востока Мексики,

от имени Подпольного Революционного Индейского комитета -

Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Субкоманданте Маркос

Памяти Амадо Авенданио

Сапатистская Армия Национального Освобождения.

Мексика.

30 апреля 2004 г.

Донье Консепсьон Вильяфуэрте,

Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас,

Чьяпас,

Мексика.

Донья Кончита!

Примите вместе со всей вашей семьей наше объятие, которое, несмотря на все расстояния, не становится от этого менее теплым и братским.

Я отправляю вам письмо и коммюнике.

Это одно из тех писем и одно из тех коммюнике, которые было бы лучше никогда не писать.

И как для нас это обычно, молчание скажет больше, чем слова.

Будьте здоровы и тишина эта пусть обнимет вас.

С гор юго-востока Мексики,

Субкоманданте Маркос

Мексика, апрель 2004 г. 20 и 10.[158]

КОММЮНИКЕ ПОДПОЛЬНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ИНДЕЙСКОГО КОМИТЕТА — ГЕНЕРАЛЬНОГО КОМАНДОВАНИЯ САПАТИСТСКОЙ АРМИИ НАЦИОНАЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ

Мексика.

Апрель 2004 г.

Родственникам и друзьям дона Амадо Авенданьо Фигероа

Народу Мексики

Народам мира

Братья и сестры!

С большой печалью узнали мы о кончине сеньора дона Амадо Авенданьо Фигероа, общественного борца и чьяпасского, то есть мексиканского, журналиста.

Еще задолго до рассвета, с которого началась война против забвения, дон Амадо был небезразличен к боли индейцев Чьяпаса. Вместе с доньей Консепсьон Вильяфуэрте и с теми, кто вместе с ними двоими делал газету «Тьемпо», он сумел услышать, когда большинство были глухи и смог увидеть, когда многие были слепы.

Поэтому с публичного начала нашего восстания мы выбрали его газету, как средство, чтобы представить остальным наше слово. И не из-за того что он, и те, кто с ним работали, были согласны с нами, а потому что они были согласны говорить правду. Некоторое время спустя, дон Амадо был выдвинут на пост губернатора штата Чьяпас. Лишенный победы в результате подлога, он продолжал сопротивляться и в течение периода своего губернаторства он подготовил проект новой государственной конституции для Чьяпаса. Это документ, которым мы сегодня пользуемся. В течение действия своего мандата и после его истечения, он продолжал следить с уважением и вниманием за процессом сапатистской борьбы.

С кончиной дона Амадо Мексика потеряла последовательного борца, Чьяпас — одного из своих лучших сыновей, индейские народы — брата и сапатисты — товарища.

Вечная память дону Амадо.

С гор юго-востока Мексики,

от имени Подпольного Революционного Индейского комитета -

Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Субкоманданте Маркос

Мексика, апрель 2004 г. 20 и 10.

САПАТИСТСКАЯ АРМИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ

Мексика.

Апрель 2004 г.

Кому дойдет.

Этот вечер был бурого цвета. То есть, казалось, вот-вот он уйдет. Новость скрипучим голосом радиотранзистора хрустнула как сломанная ветка в этой псевдоночи сапатистского апреля. Показалось, что помехи на какие-то секунды прекратились, как раз в момент когда прозвучало: «Дон Амадо уже умер».

Так мне сообщили, что дон Амадо «уже умер». Может быть.

Может быть, дон Амадо уже умер и то, что я услышал как раз в момент, когда апрель сворачивает за угол календаря чтобы пропасть до следующего года, была вовсе не сломанная ветка, а новость о его смерти. Но если это была сломанная ветка, я мог бы подумать, что может быть, дон Амадо не умер, а просто свернул за один из углов, и хотя мы не сможем увидеть его сейчас, в следующем году он к нам вернется.

Мы узнали дона Амадо раньше, чем впервые увидели его.

Мы узнали его благодаря его слову. Его слово было прочно, как на стене, подвешено на листе времени. Мы, тогда еще скрытые, потому что наши лица были открыты, приблизились к этой стене времени и коснулись его сердца, то есть, его слова. Мы видели, что это слово нас увидело. Но не теми, кем мы были тогда и не теми, кто мы сегодня, а наш дом из боли и отчаяния, наше сердце.

Когда мы открылись, скрыв наши лица, мы увидели его. Была глубокая ночь первого января 1994 года. Он пришел, в шарфе, в очках, в куртке или пиджаке (не помню точно) и с записной книжкой. Он задал нам несколько вопросов. Что-то записал. Я спросил его: «Дон Амадо?». Не помню, что он мне ответил. Он почти не говорил. Но его взгляд говорил о многом. Не было в нем ни смертного приговора, который многие нам уже пророчили в те первые часы, ни осуждения, ни одобрения. Было в этом взгляде нечто наподобие… попытки понять. Каждый раз, когда я встречал его потом, его взгляд оставался тем же. Пытаться понять другого — это форма уважать его. И дон Амадо уважал нас.

И это уважение было взаимно. Или есть. Потому что, может быть, он умер. Но может быть, и нет.

После этого, после новости или сломанной ветки, ночь оказалась на редкость долгой. Она как бы растягивалась, но не для того чтобы взбодриться, а с тем чтобы проникнуть во все уголки, даже в те, что скрыты в самой глубине нашего существа.

На следующий день… не помню, давно был этот следующий день или недавно. Время, то есть календарь, часто нас обманывает. Но я рассказываю вам, что на этот самый следующий день в одном из селений сносили один из старых домов. Вскоре от него осталась только груда панелей, досок и собаки с любопытством их обнюхивающие.

Ко мне подошел старик Антонио, все еще не выпуская из рук молотка и мачете, посмотрел на развалины и сказал: «Этот домик уже отжил свое и сейчас остается только его история, история его борьбы и его сопротивления». Старик Антонио принял огонек моей зажигалки поднесенной к его сигарете и продолжил: «То же самое происходит, когда мы умираем, ничего не остается, только история того, что мы сделали и того что сделать не успели… время каждого из нас».

Если дон Амадо умер, он оставил нас без своего дома и нам осталась только его история. Но у дона Амадо была, или есть, одна проблема, которой далеко не каждый может похвастаться. Вместо сердца у него был дом, иногда притворявшийся газетой «Тьемпо», иногда — листом судебного дела, иногда — повстанческим правительством, а иногда — рассказчиком историй.

И в своем доме, то есть, в своем сердце, дон Амадо уже давно открыл окна и двери для тех, кто цвета земли, и с ними разделил он крышу, взгляд, слух и слово.

Мне говорят, что дон Амадо уже умер. Может быть, да. А может быть и нет, может он и не умер. Кто знает.

Может быть, в его сердце, то есть, в его доме, уже не осталось для нас крыши, что он уже не посмотрит на нас в окно, что мы не войдем уже в его дверь и не сядем за стол, как раньше, пока снаружи будет дождь, холод, солнце, тучи. А может быть, и нет, может, он не умер и потом, за каким-нибудь из углов ждет нас еще его дом, то есть, его сердце, с этим шумом, который принято называть «жизнью».

Я, честно говоря, не знаю, умер он или нет, но знаю, что его история, его время находятся здесь, с нами, с теми, кто вошел в его дом, потому что он открыл нам двери и сделал он это потому что так он решил, так ему захотелось. Потому что есть сердца, которые так велики, что бьются только когда находятся вместе с другими.

Таким был дон Амадо… Или такой он есть… Я, честно говоря, не знаю… Смерть… может быть, да… может быть, нет…

Поэтому, сегодня ночью я лишь подобрал с земли сломанную ветку и посадил ее возле моего дома. Но не потому что думаю что она еще может прорасти, а потому что это знак для дона Амадо, чтобы он знал, что когда вернется из-за того угла за который ушел, среди нас он найдет сердце, то есть, как здесь принято говорить, «дом».

Все, дон Амадо. Счастливо и добро пожаловать.

С гор юго-востока Мексики,

Субкоманданте Маркос

Мексика, апрель 2004 г. 20 и 10.

P.S. Мы остались с чувством, как будто не успели завершить объятие. Как с наступившей внезапно тишиной… Вы слышите?…